Истории от 24.09.2010

Отморозки
- Да, морозец прихватил конкретный, - Карпов растёр щёки перчатками, - у меня пальцы на ногах уже онемели. Товарищ лейтенант, может, погреться где
можно? В подъезде хотя бы.
Лейтенант Самойленко хмыкнул недовольно.
- Отставить погреться. Через два часа вернёмся в участок, там и погреешься.

- Ноги отморожу к чёрту, - проворчал Карпов. – А может, в ларёк? По чуть-чуть? Для сугреву.
Третий патрульный, сержант Игнатьев, оживился:
- Действительно, командир, я за свои куплю. Ну, совсем уже невмоготу. Насквозь промёрзли.
- Вот, черти, - лейтенант и сам не против был согреться, - где тут ночной есть?
- Да вон, за углом. Там Машка должна сегодня работать. Я нормальную возьму, не бодягу.
- Ладно, давай в ларёк, и закусить чего-нибудь возьми. И стаканчики.
- Есть, стаканчики, - заулыбался Игнатьев, и заскользил по накатанному льду, мелко перебирая ногами, чтобы не поскользнуться. Потом махнул рукой и
сошёл с тротуара в хрустящий снег. Благо, ботинки высокие, не набьётся.
- Ну, что, Карпов. Пойдём пока, школьный двор посмотрим. Там вечно шпана ошивается.
- Товарищ лейтенант, какая шпана в такой мороз в два часа ночи?
- Виталик, - Самойленко нахмурил брови, - ты у меня дотрындишься. Сказал – школу, значит, школу.
Лейтенант пошёл вдоль школьного забора, всматриваясь в ночной полумрак. Лунный свет, отражаясь от снега, освещал получше фонарей, но и тени
деревьев тоже были глубокими и чернотой своей похожими на провалы в никуда. Карпов пошёл следом, притопывая ногами, чтобы хоть как-то привести в
чувство онемевшие пальцы.
Когда обошли школу, Игнатьев уже пританцовывал, держа в руке пакет.
- Всё в порядке. Купил. «Посольскую». Клянётся, что заводская. И шоколадку. Товарищ лейтенант, может, в подъезд?
- Никаких подъездов. Там во дворе столик доминошный. Только так – две минуты. Выпили и дальше пошли. Нам ещё пол-участка обойти нужно. Стаканчики
купил?
- Купил. – Игнатьев потряс пакетом. - Там мужик в сугробе лежит. Пьяный, наверное. Пусть лежит?
- Где? Какой мужик? – Самойленко достал сигарету, попытался зажечь спичку, но в перчатках не получалось.
- Да там. Я в ларёк когда шёл, смотрю – лежит. Алкаш какой-то. – сержант достал «Зиппо», дал подкурить лейтенанту.
- Хорошая штука, дорого стоит?
- Я её что, покупал? Говорят, дорого. Бензин дорогой, так я «Калошу» беру. Её конечно, на неделю не хватает, но всё равно, дороже. Так что с
мужиком?
- Что-что? Смотреть нужно, а вдруг, труп?
- Да не, не труп. Ворочался он.
- Всё равно, пошли.
- А…? – сержант показал пакет.
- Бэ. Успеешь ты выпить. Давай, веди.
Мужчина лежал на спине, раскинув руки, похожий на свалившегося с неба Икара. Карпов посветил фонарём. По внешнему виду сразу стало ясно, что
клиент ещё тот. Синяк синяком. Не бомж, конечно, но выпить явно не дурак. Таких сразу видно, как по одёжке, так и по роже.
- Эй, товарищ, - Самойленко пнул лежащего ботинком в бок, - подъём.
Лицо мужика скривилось от боли, глаза открылись, удивлённые и непонимающие, что происходит.
- Аоооо, эта…- на этом лексикон закончился. Пьяный удивлённо заулыбался, увидев милиционеров, попытался прожестикулировать, но взгляд уже
затуманился, веки закрылись, и он мирно засопел.
- Ну, что, командир? Ну его в болото. Идёмте уже, а то я совсем окоченел.
- Игнатьев, ты с головой дружишь? А если он замёрзнет насмерть? Ты знаешь, что нам будет? Наша смена. Труп. Задолбаешься объяснительные писать.
Сейчас вызову «бобика», пусть в вытрезвитель везут. Карпов, а ну, пошарь, может, документы есть?
Карпов нагнулся, похлопал пьяного по куртке, прощупывая нагрудные карманы.
- Фу! От него говнищем воняет. – Карпов брезгливо поморщился.
- Обосрался, что ли?
- Похоже.
- Блядь, этого ещё не хватало. Кто сегодня на машине? Мазай? Вони будет, больше, чем от этого алкаша, - лейтенант задумчиво посмотрел на рацию. –
И в вытрезвителе тоже бухтеть будут. Где ты взялся на нашу голову!
- Командир, я сейчас в снегурочку превращусь, если не выпьем. Давайте, согреемся, а потом решим.
- Я тебе сейчас бутылку на голове разобью, если не заткнёшься, - рявкнул Самойленко. – Заткнись, ясно?
- Ясно. Есть, заткнуться.
Лейтенант потёр задумчиво подбородок. Ох, не любили этих алкашей, вонючих, обоссаных, обрыганых. После них в машине запах дня три не выветривался.
Лучше б уже труп. Вызвали бы бригаду, и пусть возятся. Трупы уже не в компетенции патрульных.
- Так, - решил лейтенант, - знаете что, сейчас аккуратно его под белы ручки, и тащим его за стадион. Там уже не наш район. Бросим там, а они пусть
разбираются.
- Товарищ лейтенант, вызовите машину, - сказал Карпов. – Он же замёрзнет. Морозище какой. Нельзя его оставлять.
- Выполнять команду. Давайте попробуем поднять его. Эй, гражданин, подъём. Вставай, урод.
Пьяный явно не слышал. Он мирно спал.
Игнатьев подошёл и ударил его ногой в бок. Алкаш зашевелился, закряхтел, заелозил руками. После второго пинка открыл глаза, испуганно посмотрел на
милиционеров.
Сознание вернулось, насколько смогло, но подняться самостоятельно оказалось проблематично. Карпов и Игнатьев потянули его за руки. Помогли встать
на колени. Потом подхватили, поставили на ноги, стараясь как можно меньше прикасаться.
- Идти можешь? – спросил лейтенант.
Алкаш кивнул, то ли утвердительно, то ли голову не смог удержать.
- Ты где живёшь?
- А…у…пржыклы… - развёл руками мужик.
- Ладно, пойдём. Только не падай. Ну, от него и прёт, параша пахнет приятнее, - Игнатьев слегка подтолкнул в спину, - вперёд.
Чтобы не скользить по тротуару, пошли по сугробам. До стадиона метров триста Шли долго, проклиная «находку», мороз, ночные дежурства, и даже не
начатую бутылку. Было бы легче, если бы водки не было. А так, вроде бы уже и выпить можно, а нельзя, пока это чмо не отведут в другой район.
Вот и стадион с огромными чёрными окнами, похожий на заброшенный концлагерь. Прошли ещё метров двести по чужому району, чтоб наверняка. Прислонили
мужика к стенке дома.
- Готово. Слава богу, - облегчённо вздохнул лейтенант.
- Наконец-то, - улыбнулся Игнатьев. – Ну, что, согреемся?
- Не правильно это, - сказал Карпов. – Нельзя так. Замёрзнет же. Что же мы делаем?
- Карпов, что ты несёшь? Забери его к себе домой, отмой говно ему и спать уложи, если такой гуманный. А утром похмелить не забудь. Тоже мне, мать
Тереза. Нечего нажираться так. А если бы мы его не нашли, - Самойленко сплюнул в снег и пошёл обратно к своему району, где теперь всё чисто и
ладно. И не валяются обосранные алкаши в сугробах.
- Но мы же его нашли…
- Кто тебе сказал? Игнатьев, ты находил пьяных на этом дежурстве?
- Никак нет, - сержант пожал плечами.
- Твою мать, жалко же мужика, - не унимался Карпов. – Какой ни есть, а всё-таки человек. И мы же не кто попало, а милиция. Мы спасать должны.
- Нашёлся мне, спасатель. Ничего с ним не станется. Надеюсь, там тоже патруль не в подъездах греется. Найдут и спасут. Он уже не наш головняк.
Карпов, если кому скажешь, обещаю тебе веселье на службе. Обхохочешься. Ясно?
- Так точно.
Бутылку открыли, как только перешли границу района. Выпили молча, закусывая окаменевшей от мороза плиткой шоколада. Водка легла хорошо, словно
свечка зажглась внутри, согревая, разливаясь тёплым воском по внутренностям.
- Так, у нас ещё час. Сейчас обходим по короткому маршруту, и возвращаемся в участок. Никому ни слова. Карпов, тебя это в первую очередь касается.
Да пусть они все вымерзнут, отходы, у нас работы меньше будет. У нас каждый второй вызов из-за этих синяков. Да и не замёрзнет он. Пьяному море по
колено. Всё будет нормально. Так, вперёд.
Обошли маршрут, всё тихо, всё смирно. Народ спит, это не лето, когда день и ночь тусуются. Как-то, не сговариваясь, свернули к стадиону. Посмотреть.
Мужик лежал под школьным забором. Как он дошёл, или дополз, не понятно. Но он вернулся.
Патрульные стояли над ним, не зная, что делать. Тащить опять не было уже ни сил, ни времени, ни желания.
- Он, наверное, живёт где-то здесь, а мы его оттащили обратно. Вот он и вернулся. Засранец.
- Достал уже, - это всё, что смог сказать лейтенант. – Давай, Игнатьев, вызывай-ка ты скорую. Пусть они разбираются. Скажи, человек обмороженный.
Скорая приехала через полчаса. Потрогали пульс. Сказали, что скорая уже не нужна. Полчаса назад, может, и спасли бы. Сели в машину и уехали.
- Я человека убил, - сказал Карпов, не отрывая взгляд с застывшего в последнем выдохе лица.
- Виталик, - Самойленко положил ему руку на плечо.
- Пошёл ты на х…, лейтенант. Будут тебе бумаги, и рапорт будет, и жизнь весёлая, обхохочешься.


"Дело в кепке" и другие картины


Открывшаяся недавно в Третьяковке выставка посвящена последним событиям в жизни России.
БУРЛАКИ НА ПОЛЕ
Одиннадцать фигур тянут лямку российской футбольной сборной. На лицах, тщательно выписанных художником, - вся печаль и грусть русского народа, и
ненависть к своей работе. А, может, ну его нафиг, этот футбол, ребята? Бросайте его, дайте уже поиграть другим.

ТРИ БОГАТЫРЯ
Любимая россиянами, но и набившая оскомину за последние дни, картина. Анекдотическая троица - Вор, Тиран и Рохля - делают вид, что думают о
России. Полон презрения ко всему населению взгляд у одного. "Что за мной будет через 2 года?" - думает второй. "Вижу неплохой участок под
застройку для моей талантливейшей жены", - потирает руки третий.
ПОКОРЕНИЕ СИБИРИ ХОДОРКОМ
По приговору суда, видимо, снова придется топтать Ходору землю сибирскую, богатством которой он вроде как прирастал лично, не делясь с Россией.
ВЗЯТИЕ НУЖНОГО ГОРОДКА
Ватага телеканалов пытается выбить засевшего в крепости градоначальника. Стреляет НТВ - мимо. Идут в атаку аргументы "Первого" канала - тоже в
молоко, корнями врос в землю неприятель. И тогда из кучи стволов рубит ГТРК "Россия" по врагу; тут и "Россия-1", и "Россия-24", и "Россия-2010"…
Ага, зашаталось, кажись, кресло под городконачальником…
АРЕСТ ПРОПАГАНДИСТА
Если вы думаете, что на картине нарисован Касьянов, Лимонов, Каспаров, Немцов или какой другой активист оппозиции, несправедливо обиженный
нынешней российской властью, то вы ошибаетесь - на ней изображен Путин! Художник ловко изобразил на полотне эмоции главного персонажа: да, не
ожидал бывший кумир народа, что ему будут тоже когда-то выламывать руки и бросать в спецприемник… Правда, каким образом картина 2013-го года
попала в галерею, остается загадкой.
БОЯРЫНЯ БАТУРИНА
На дровнях везут нашкодившую владычицу в место отбывания наказания. Толпа с улюлюканьем бежит за дровнями. Боярыня поднимает вверх руку и
показывает толпе два пальца: "Вот столько, вот столечко всего я украла у государства, люди добрые. За что ж меня в монастырь?" И остается
невыясненным: 2 рубля, 2 миллиарда долларов или 2 триллиона рублей имеет в виду боярыня…
СПАСАТЕЛИ НА ПРИВАЛЕ
Обнаружив удивительное место в лесочке, куда не доходит дым пожаров, три мужичка залегли в траву. Один, самый опытный, сразу начинает окучивать
другого, молодого: "Вот такенную веб-камеру поставлю на месте, где строят дома погорельцам, и наблюдать за всем буду. Воот такую!". "Ну, заливает
как всегда", - ухмыляется про себя третий, в котором мы можем разглядеть корреспондента "Коммерсанта" Андрея Колесникова.
ДЕВОЧКА С ПЕРСИКАМИ
Посмотрите еще раз на эту картину талантливейшего художника, полюбуйтесь ею, понаслаждайтесь игрой весеннего света, красотой четырех персиков,
принадлежащих молодой девушке, а также представьте, что если бы мужем девушки был не мэр Лужков, фруктов у нее могло быть гораздо больше…
ЯВЛЕНИЕ ГАРАНТА НАРОДУ
Художник Иванов позволил себе заглянуть немного в будущее. Итак, средина 2011-го года, Соборная площадь. Люди в толпе с нетерпением ждут, кого
объявят их законно избранным президентом на шесть, а то и больше, лет, кого любить они будут больше жизни. Этого или того? Кого из двух? И вот
распахивается дверь палат и на пороге появляется он - весь в белом, местами в крови и синяках…
НЕРАВНЫЙ БРАК
Она - талантливейшая бизнесменша, способная делать деньги из воздуха, надеясь только на собственные силы. Он - простой мэр города, столицы с кучей
неразрешенных проблем. Она - строительница всей Москвы, мысли его - только о пчелах. А ведь не бросает она его, не пилит, что он денег меньше нее
в семью приносит. Потому что просто и бескорыстно любит его.
ИЗБИРАТЕЛЬ НА РАСПУТЬЕ
Непростой выбор нужно сделать избирателю. Ведь налево сунешься - "Единая Россия" в Думу пройдет, направо пойдешь - тоже "Единая Россия" пройдет,
прямо пойдешь - подавляющим большинством голосов она пройдет. "Да и есть ли он, этот выбор?.." - думает избиратель. А назад попятишься - и Бог с
тобой: бюллетени за "Единую Россию" уже давным-давно в урны вброшены.
ПОЕДИНОК ПЕРЕСВЯТ-ДМИТРИЯ С ЧЕЛУЖБЕЕМ
Как известно, победа в этом тяжком сражении осталась за Пересветом всей земли Русской. Убил он лысого Челужбея… Но и сам тоже погиб - много сил он
потратил на эту схватку, много его крови пролилось на землю, перед тем, как выпал из седла хитрый неприятель. На заднем плане видим чью-то
ухмыляющуюся рожу. Олег Рязанский? Дмитрий Донской? Владимир Невский? Что за князь уже торжествует победу?..
ВОВАН-ЦАРЕВИЧ НА ЖЕЛТОЙ ЛАДЕ
Престолонаследник решил прокатиться по необъятным просторам Руси. Несет его железный волк через леса и поля, через реки и горы… Расступается чернь
перед ним. И только стая завистливых черных воронов сопровождает Вована в дороге…
ЛУЖКОВ УЕХАЛ, КЛОУНЫ ОСТАЛИСЬ
Работа московского художника Пушкова посвящена отъезду Юрия Михайловича Лужкова в отпуск. Наш всеми любимый мэр решил отойти от суеты и отдохнуть,
поднабраться сил пред новыми трудовыми свершениями, а его враги и хулители пусть здесь в его отсутствие каркают сколько им вздумается...
УТРО В ХИМКИНСКОМ ЛЕСУ (второе название - "АПОФЕОЗ ВОЙНЫ")
Гора сложенных друг на друга бревен, в которых еще совсем недавно бурлила жизнь. Вокруг, куда ни глянь - ни одного живого деревца, всё вырублено,
разорены птичьи гнезда; там, где была уникальная дубрава XVII-го века - лишь высохшая трава. И лишь только черные вороны, символизирующие смерть,
кружатся вокруг. Один из воронов, усевшийся на лысый череп, словно говорит: "И ты думал, что сможешь выжить?.."


Думаешь у тебя проблемы?


Такого нового года у, практически бывшего, студента Сереги еще не было. В затянутое байковым одеялом окно дул пронизывающий до костей московский
январский ветер. Серега поежился, кутаясь в спальник. Приятель, что снабдил его спальником, рассказал о выселенной хрущевке в районе
Академической, в которой еще не отключили свет и воду. Ребята из общежития дали ему бутылку водки, два куска торта и три мандарина

Причиной всему, как это часто бывает, была роковая женщина по имени Лена. Однажды, невинно взмахнув огромными ресницами, она сказала, что ей нужно
разобраться со своими чувствами и упорхнула из Серегиной жизни. Он расстроился и запил. В результате - три несданных зачета, выселение из
общежития за драку и перспектива казарм весеннего набора.
Мандариновый запах было единственным, что напоминало студенту про новогоднюю ночь. Серега пил водку маленьким глотками, закусывал куском торта
«Пражский» и нюхал мандариновую корку, пытаясь вызвать в памяти образ Деда Мороза. Ничего, кроме недавно увиденного пьяного толстого мужика в
костюме американского Санта Клауса в затуманенную алкоголем голову не лезло. Сереге стало до слез жалко себя. Обида на несправедливость жизни
переполняла его, и он даже немного всплакнул.
Потом он, ежась от холода, пошел на кухню. Из-за промерзших зимой труб вода из крана не текла, а капала. Серега подставил кружку под открытый кран
и поплелся обратно в комнату. Откусил кусок торта, запил его хорошим глотком водки. И, как-то незаметно, под мерное "кап-кап" крана, уснул,
прислонившись к стенке и закутавшись в теплый спальник. Он спал и не слышал, как освободившаяся ото льда труба, с шипением, стала выбрасывать
белые брызги воды. Как, перелившись через край, вода побежала по неровному полу к окну. Как, просочившись через еле заметную щель в стене, она
стала стекать тонкой струйкой со второго этажа, мгновенно замерзая на январском морозе. Он не слышал, как кусок стены выпал наружу, и окно,
покосившись, упало внутрь залитой льдом кухни.
Серегу разбудили холод и сирены МЧС. Бывший студент увидел оранжевые отблески на стенах, и, не ожидая ничего хорошего, побросал все вещи в рюкзак,
забежал на кухню, и широко раскрыл рот от вида ужасного черного провала, зияющего вместо стены. Хотел взять эмалированную кружку из раковины, но
она прочно вмерзла в лед. Взяв отломанный кусок подоконника, он хотел было ударить им по кружке, но пальцами почувствовал металл. Перевернув кусок
бетона, он увидел круглую коробку из под леденцов, крест на крест приклеенную к подоконнику. Он оторвал ветхую изоленту, сунул коробку в карман и
сбежал по ступенькам вниз.
Через семь дней он сидел в кабинете у декана в ожидании разрешения переэкзаменовки. Почему-то ему казалось, что все удастся, как удалось уладить
недоразумение с общежитием. В руках он вертел жестяную коробочку. В ней было три вещи. Зеленый пластмассовый солдатик. Письмо на бланке 1-ой
Градской больницы: "Сынуля, все пройдет. Я буду любить тебя всегда. Твоя мама". И письмо, написанное неуверенным детским почерком на разлинованном
тетрадном листе: "Дорогой Дед Мороз. Пожалуйста, умри мою маму обратно. Ей наверно хорошо на небесах, но я ее очень люблю и очень по ней скучаю.
Миша".
Когда, дрожа от холода, Серега прочитал это в первый раз, сидя на скамейке, рядом с Академической, у него мгновенно вылетел из головы весь хмель,
и пришло осознание того, насколько мелки его проблемы. Он понял, что надо делать. Перестать жалеть себя. Проблемы решаемы. Все. Кроме
безвозвратных.