2262
4
Как только люди начали убивать друг друга более или менее организованно, так сразу и возникла потребность лечить недобитых. Участники крупнейших безымянных сражений Бронзового века были профессионалами, которые неоднократно получали ранения и восстанавливались.
Народы сменяли народы, поднимались и падали империи, но всё было ничего, пока не появилось огнестрельное оружие. Мало того, что оно воняло сатанинской серой. Мало того, что обучить приличного стрелка можно было за совершенно смехотворный срок. Так ещё и ранения, наносимые этим оружием, гноились, воспалялись и уносили жертв в могилу с поистине дьявольской скоростью!
Поскольку в те времена даже лучшие медицинские умы не были способны к дифференциальной диагностике инфекции, отравления и сглаза, в основу лечения положили очевидную теорию «заражения раны порохом» — позже, когда с увеличением дистанции боя порошинки перестали долетать до цели, раны сочли «зараженными свинцом». Что делать с заразой? Разумеется, выжечь каленым железом! Ну, или кипящим маслом тоже неплохо должно получиться.
И выжигали. Пациенты не были в восторге, но их никто особо не спрашивал.
Так бы это безобразие и продолжалось, если бы однажды во время итальянской кампании 1537 года молодой французский хирург Амбруаз Паре не оказался в ужасной ситуации — множество раненых, и почти нет масла! Чтобы хоть как-то помочь несчастным, Паре просто перевязал раны, обработав их бальзамом, в состав которого входил яичный желток, розовое масло и скипидар (привет бальзаму Вишневского!). На следующее утро у него уже был основательный статистический материал, подвергавший сомнению мировые стандарты лечения.
Поскольку в те времена даже лучшие медицинские умы не были способны к дифференциальной диагностике инфекции, отравления и сглаза, в основу лечения положили очевидную теорию «заражения раны порохом» — позже, когда с увеличением дистанции боя порошинки перестали долетать до цели, раны сочли «зараженными свинцом». Что делать с заразой? Разумеется, выжечь каленым железом! Ну, или кипящим маслом тоже неплохо должно получиться.
И выжигали. Пациенты не были в восторге, но их никто особо не спрашивал.
Так бы это безобразие и продолжалось, если бы однажды во время итальянской кампании 1537 года молодой французский хирург Амбруаз Паре не оказался в ужасной ситуации — множество раненых, и почти нет масла! Чтобы хоть как-то помочь несчастным, Паре просто перевязал раны, обработав их бальзамом, в состав которого входил яичный желток, розовое масло и скипидар (привет бальзаму Вишневского!). На следующее утро у него уже был основательный статистический материал, подвергавший сомнению мировые стандарты лечения.
(Теобальд Шартран. Амбруаз Паре при осаде Меца применяет лигатуру артерий для раненого аркебузира)
В 1545 году Паре издал книгу «Способ лечить огнестрельные раны, а также раны, нанесенные стрелами, копьями и др.», в которой доказывал, что огнестрельная рана — не колотая с отравлением, а рвано-ушибленная, и для перевязки ран рекомендовал бинты с упрмянутым выше бальзамом.
Хирурги в те времена считались недоврачами, им было запрещено изучать медицину (по большей части, пересказы Гиппократа, Галена и Аристотеля — но другой науки для вас у меня пока что нет) и латынь — и книга была написана на французском, а научное сообщество сделало вид, что этой попсы вообще не было никогда. Французские короли, будучи людьми практичными, имели на этот счет другое мнение, и с 1552 Паре стал придворным хирургом при королях Генрихе II, Франциске II, Карле IX и Генрихе III. Короли-католики делали вид, что не замечают гугенотской веры своего Первого Хирурга Короля, разве что однажды Карл IX приказал без всяких объяснений поместить Амбруаза под арест — так что ночь св. Варфоломея прошла без его участия.
В 1545 году Паре издал книгу «Способ лечить огнестрельные раны, а также раны, нанесенные стрелами, копьями и др.», в которой доказывал, что огнестрельная рана — не колотая с отравлением, а рвано-ушибленная, и для перевязки ран рекомендовал бинты с упрмянутым выше бальзамом.
Хирурги в те времена считались недоврачами, им было запрещено изучать медицину (по большей части, пересказы Гиппократа, Галена и Аристотеля — но другой науки для вас у меня пока что нет) и латынь — и книга была написана на французском, а научное сообщество сделало вид, что этой попсы вообще не было никогда. Французские короли, будучи людьми практичными, имели на этот счет другое мнение, и с 1552 Паре стал придворным хирургом при королях Генрихе II, Франциске II, Карле IX и Генрихе III. Короли-католики делали вид, что не замечают гугенотской веры своего Первого Хирурга Короля, разве что однажды Карл IX приказал без всяких объяснений поместить Амбруаза под арест — так что ночь св. Варфоломея прошла без его участия.
(Амбруаз Паре за работой)
Кстати, Паре придумал еще и перевязку сосудов шелковой нитью при ампутациях, вместо прижигания раскаленным железом. Еще он предположил, что фантомные боли при ампутациях возникают не в периферических нервах, а прямо в мозгу (теория, подтвержденная в XX веке).
Если прижигание ран мало-помалу вышло из употребления (не считая романов, там обожают прижечь рану), то в остальном все было очень печально. Воспаление лечили «энергичным антифлогозом» — голодной диетой, слабительным, рвотным, кровопусканиями. Действительно, у истощенного пациента после таких процедур все признаки воспаления отступают… вместе с жизнью. Стандартом лечения при огнестрельных ранениях конечности была ампутация. Без наркоза («удар киянкой по голове» — это сказка для первокурсников). Разумеется, в нестерильных условиях. Без организации послеоперационного ухода.
Словом, выживает сильнейший.
Мысли же о том, что «простреленную рану надобно превратить в порезанную и лечить оную скоросоединительно» (Чаруковский, 1836) оставались скорее идеями, а не методиками. Причины тяжести огнестрельных ранений были неясны. Источником послеоперационных осложнений считались «миазмы» — такие газообразные, невидимые яды (что, впрочем, уже прогресс по сравнению с влиянием планет, порчей и демонами на пуле). Нельзя сказать, чтобы лучшие умы своего времени не пытались как-то улучшить лечение, но лозунг наполеоновских времен гласил: «Промедлив с ампутацией, мы более теряем раненых, чем сберегаем рук и ног». Верный этому принципу Доминик-Жан Ларрей, хирург, призванный сначала в армию революционной франции, а затем ставший главным хиругом армии Наполеона, придумал «летучие амбулансы» — подвижные операционные, позволявшие очень быстро доставить нож, пилу и мастера ампутаций прямо к раненому, лежащему на поле боя, но идея эта опередила свое время на век, если не на два — до лечения «начиная от поля боя» дело дойдет только в XXI веке. Система Ларрея же не могла стать по-настоящему эффективной — для этого требовалось сначала наладить организацию тыловых госпиталей, до чего руки у ведущих военных держав дойдут только десятилетия спустя.
Кстати, Паре придумал еще и перевязку сосудов шелковой нитью при ампутациях, вместо прижигания раскаленным железом. Еще он предположил, что фантомные боли при ампутациях возникают не в периферических нервах, а прямо в мозгу (теория, подтвержденная в XX веке).
Если прижигание ран мало-помалу вышло из употребления (не считая романов, там обожают прижечь рану), то в остальном все было очень печально. Воспаление лечили «энергичным антифлогозом» — голодной диетой, слабительным, рвотным, кровопусканиями. Действительно, у истощенного пациента после таких процедур все признаки воспаления отступают… вместе с жизнью. Стандартом лечения при огнестрельных ранениях конечности была ампутация. Без наркоза («удар киянкой по голове» — это сказка для первокурсников). Разумеется, в нестерильных условиях. Без организации послеоперационного ухода.
Словом, выживает сильнейший.
Мысли же о том, что «простреленную рану надобно превратить в порезанную и лечить оную скоросоединительно» (Чаруковский, 1836) оставались скорее идеями, а не методиками. Причины тяжести огнестрельных ранений были неясны. Источником послеоперационных осложнений считались «миазмы» — такие газообразные, невидимые яды (что, впрочем, уже прогресс по сравнению с влиянием планет, порчей и демонами на пуле). Нельзя сказать, чтобы лучшие умы своего времени не пытались как-то улучшить лечение, но лозунг наполеоновских времен гласил: «Промедлив с ампутацией, мы более теряем раненых, чем сберегаем рук и ног». Верный этому принципу Доминик-Жан Ларрей, хирург, призванный сначала в армию революционной франции, а затем ставший главным хиругом армии Наполеона, придумал «летучие амбулансы» — подвижные операционные, позволявшие очень быстро доставить нож, пилу и мастера ампутаций прямо к раненому, лежащему на поле боя, но идея эта опередила свое время на век, если не на два — до лечения «начиная от поля боя» дело дойдет только в XXI веке. Система Ларрея же не могла стать по-настоящему эффективной — для этого требовалось сначала наладить организацию тыловых госпиталей, до чего руки у ведущих военных держав дойдут только десятилетия спустя.
(Ларрей ампутирует руку и ногу полковнику Ребсомену в битве при Ханау (1813). Все грустят)
Изгнанию Наполеона из России была посвящена лубочная «Теребеневская азбука» со стихами, по которой учился человек, заложивший впоследствии первый камень (и не один!) в фундамент современной военно-полевой хирургии.
Хирургии, которая бродила ощупью в смертном мраке безнадежности и отчаяния — настолько, что раненых называли «браком» и «ломом», Суворов считал госпитали вредными для солдат, а Наполеон, бесстрашно входивший в чумные бараки (по крайней мере, так писали придворные историографы), избегал навещать раненых.
Путь к свету был длинным, извилистым и тяжелым, и заслуживает своего Данте. Вергилием при путешествии по аду должен, по справедливости, стать герой наших следующих историй — Николай Иванович Пирогов.
АЛЕКСАНДР ПОВОЛОЦКИЙ
Изгнанию Наполеона из России была посвящена лубочная «Теребеневская азбука» со стихами, по которой учился человек, заложивший впоследствии первый камень (и не один!) в фундамент современной военно-полевой хирургии.
Хирургии, которая бродила ощупью в смертном мраке безнадежности и отчаяния — настолько, что раненых называли «браком» и «ломом», Суворов считал госпитали вредными для солдат, а Наполеон, бесстрашно входивший в чумные бараки (по крайней мере, так писали придворные историографы), избегал навещать раненых.
Путь к свету был длинным, извилистым и тяжелым, и заслуживает своего Данте. Вергилием при путешествии по аду должен, по справедливости, стать герой наших следующих историй — Николай Иванович Пирогов.
АЛЕКСАНДР ПОВОЛОЦКИЙ
Источник:
Ссылки по теме:
- Пластическая хирургия Первой мировой: как хирурги восстанавливали изуродованные лица солдат
- Не суйте в себя петрушку! Доктора просят дам не следовать советам женских журналов
- Сначала над этой идеей посмеялись, а теперь ее перенимают врачи по всему миру
- Долго лечат: житель Новосибирска напал на врача и проломил им стену
- Отрицатели и диссиденты. Как мифы о серьёзных заболеваниях мешают жизни людей
Новости партнёров
реклама
Я например до сих пор думал что огнестрельные раны чище