Сенокос

День не задался с самого начала. Беду никто не ждал, пока отец не зашел с утра ко мне в комнату со словами «Ну, что? Нажрались вчера до соплей?».
Лето вещь хорошая и увлекательная, особенно для студиозусов типа меня.
Сдав кое-как сессию и расслабившись на неделю в общаге в обществе своих кентов-двоишников и девчонок абитуриенток, я поехал домой к родителям в село, чтобы за полтора месяца отработать свое годовое содержание в городе. Отдать, так сказать, свой сыновий долг.
Какое именно село говорить смысла не имеет, да и не буду делать этого принципиально, т.к. все северные села нашей области мало чем отличаются - как внешне, так и по своеобразному укладу жизни селян.
Село, в котором находилось мое «родовое гнездо» было основано около 200 лет назад, как острог для отпетых уголовников. Косячников «по легкому» ссылали в Томск и Красноярск, матерых и неисправимых в Нарым, ну а тех, кого даже к Нарыму местная питенциарная администрация близко не подпускала, отправляли еще севернее в надежде на то, что они навсегда заблудятся по дороге или их сожрет медведь. Кое-кто видимо все же добирался до места назначения, съев по пути самого медведя, т.к. острог таки построили. И вот потомки этих наглухо отмороженных в прямом и переносном смысле каторжан и составляли коренное местное население. Указанное обстоятельство, естественно, на генном уровне не лучшим образом сказалось на их отношение к российской государственности вообще, и к различным органам власти в частности, а посему мировоззрение селян носило философский характер с легким налетом криминогенности.
Все это я вам рассказал для того, чтобы вы примерно имели представление о моем дружке детства Вите Нерявском, с незабвенной личностью которого тесно связан мой рассказ, хотя по большому счету, не про Витька то собственно рассказ. Судя по всему, предок Витька по мужской линии добрался до нашего острога лет этак 150 назад и основал здесь династию Нерявских, которые все как на подбор славились дюжим здоровьем, большим размером тел, простотой души и своеобразным чувством юмора. Витя же, после восьмого класса не пройдя по конкурсу в местное ПТУ, закончил 11-ый класс со справкой по причине 6 двоек и на сём посчитал свое образование завершенным. Витя очень гордился тем, что после 9-го класса сразу перешел в 11-ый, и всем рассказывал, что 10-ый класс прошел «констерном». Некоторые, кто плохо его знал и не помнил про школьную реформу 89-го года, в это верили.

Отец зашел в комнату около 9 часов утра.
Побудка не шибко то обрадовала меня, потому как Витек сильно ждал моего приезда на каникулы. Этот праздник в его предпочтениях был на третьем месте после Нового года и дня рождения. На радостях от нашей встречи мы жрали горькую до 6 утра.
- Ну что, будем бороться с тотальным пьянством сельской молодежи посредством трудотерапии! То ли утвердительно, то ли вопросительно сообщил папа.
- хватай УАЗик, цепляй телегу и своего собутыльника Нерявского и к обеду жду с пятью центнерами свежескошенной травы! При этом батя злорадно улыбался.
Перечить отцу я как-то с детства не любил, ибо было бессмысленно, да и в лоб могло прилететь без особых пауз, т.к. мужик он крепкий да к тому же решительный!
Набрав домашний телефон Витька, и вежливо-елейно представившись его матери, я услышал в свой адрес много интересного. Лексиконом канадских лесобрубов и ирландских рыбаков его мать владела в совершенстве. После тёть-нининой тирады в трубке что-то промычало. Сообразив, что это Витек, я, с наилучшими пожеланиями доброго утра, сказал ему, что в виду того, что одному мне столько пива не выпить, минут через 20 за ним заеду. Про сенокос я тактично умолчал.
Наскоряк собравшись, я пошел в гараж заводить нашего кормильца и усердного помощника – 69-го УАЗика. Бобик, по твердому убеждению моего отца, был почти новый, где-то около 30-ти лет, хотя по людским меркам это похоже на 90 летнего раба трудящегося в каменоломнях с 14-ти лет. Т.е. почти невероятный возраст, учитывая условия эксплуатации и наличия у моего бати длительное время двоих подростков в виде меня и старшего брата, свято убежденных, что Кэмел Трофи нервно курит в окопе по сравнению с тем, что можем мы на батиной машине. Короче машина, благодаря умелым рукам отца, невероятному количеству запчастей припасенных им еще с советских времен и ее автомобильному счастью дожила до наших дней и вполне сносно себя чувствовала.
Прицепив самопальную телегу размером с карьерный самосвал, я начал отъезжать от гаража. Отец провожал со слезой умиления на глазах. Только что платочком не махал.
- фары включи, пьяница малолетний! Крикнул мне родитель на прощание.
- да нахера?
- так с телегой же! Чему вас токма в дасафе учили.
- лады.
Бобик уверенно заурчал, а пустая телега как паровоз весело заухала колесами на стыках бетонных плит дороги.

Увидев меня с телегой, в «инцифалитке» и без пива, Витек от разочарования во мне как в друге и просто человеке чуть не потерял сознание возле калитки. Однако «заднюю» включать ему было уже поздно.
- Не сцы Витюша, пива по дороге возьмем на выезде из деревни! Поспешил я успокоить карефана.
- Угу, а телегу ты под пиво конечно взял?!
- Именно, ну и под сено немножко.
Купив пивка «А здесь, за относительно скромное вознаграждение, могла бы быть реклама Вашего пивзавода» и дав себе стальной зарок ни-ни до места, мы выдвинулись на покос, который находился в 15-ти километрах от деревни по гравийной дороге.

Съехав с дороги еще пару километров, мы остановились на середине пойменного луга.
По весне эти места стоят затопленными, а к середине лета освобождаются от воды и зарастают неплохой травой, хотя и очень скудной по меркам зон нормального, а не рискованного земледелия. Жара уже начинала припекать, а вместе с нею начало пробивать на хавчик всю летающую сволочь, типа оводов, паутов, мошки и пр., у которой в анатомии есть хоть какая-нибудь приспособа укусить или вжалить теплокровного. По указанным причинам сенокос на севере весьма экстремальное развлекалово. Температура к обеду далеко за тридцать. Раздеться или хотя бы снять капюшон нельзя, т.к. съедят нахрен и не подавятся. В нос, рот и уши лезут полчища мошки с единственной целью - умереть как можно глубже в твоей носоглотке и по дороге, если повезет, цапнув за нижнее правое веко. Пойма на солнце парит, подтягиваю влажность воздуха к тропической, плюс полное отсутствие ветра. А если ты вдобавок с пахмы и спал два часа, то абзац еще более полный!
Выйдя из машины, мы с Витей в глубокой тоске грозящей перейти в тяжелую депрессию, оглядели бескрайнюю ширь цветущего луга.
- Ну что, умоем Стаханова? - потирая руки, попытался я спетросянить.
Если бы взгляд умел убивать, то, после Витькиного взгляда я бы даже не умер, а разлетелся бы по вселенной мелкими атомами. Поняв, что именно сейчас, именно в эту минуту, наша долгая, крепкая мужская дружба может перерасти в еще более долгую и крепкую кровную вражду со взаимным уничтожением потомков до седьмого колена, я с заискивающим взглядом протянул дружбану запотевшую банку пива. Накал глаз Витька несколько потеплел.
Через пару часов поочередного махания косой, перманентных остановок сердца переходящих из тахикардию в аритмию и примерно к третьему литра пива мы закончили упаковывать траву в телегу.
Предчувствуя конец нашим мучениям и видя впереди дня только пляж, пиво и девок, Витек, усаживаясь в машину задорно щерился.
Но злой рок в этот день не дремал и злорадно готовил нам пару конкурсных заданий.
Когда я повернул ключ зажигания, машина издала «Ы-Ы-Ы-ы» и подозрительно затихла. При повторном повороте ключа ей хватило сил только на «ы».
- А ты когда машину глушил фары выключил? С ленцой спросил Витя.
Я сразу догадался, о чем были последние слова умирающего «бобона».
Витек как-то странно посмотрел на меня, вдохнул, на пару секунд задержал воздух, но разочарованно выдохнул.
- Ну и чё делать то будем? Подозрительно ровно спросил он.
- Ну варианта-то собственно два – либо ждать, вдруг постоит пару-тройку часиков и каким-то чудом сам зарядится, либо идти на дорогу и искать кого «прикурить».
- Ждать не вариант. Может не помочь, а время потеряем. Виктор на удивление рассуждал трезво.
- Ну что, тянем спички? Я попытался сделать беззаботный вид.
- Какие нахрен спички? Ты совсем уже от жары совесть потерял склеротик доходнОй? Хватай в горсть свою тощую задницу и пендюрь на дорогу ловить такого же идиота вроде нас, которого за каким-то хером носит в выходной день у черта в волосатой заднице!
Такие весомые аргументы усиленные фактами в виде свирепой Витькиной рожи оспорить было нереально и я засобирался в дорогу.
И тут как в песне – Чу! Где-то с подветренной стороны я услышал звуки работающего трактора. Побоявшись спугнуть удачу я молча помчался в сторону звуков. Метров через семьсот, за пролесиной моему взгляду предстал чудный вид – продукция тракторной промышленности братьев-белорусов бодро косила траву, изящно огибая кочкарник. От радости я готов был расцеловать технику в её самые большие колеса.
Менеджер сельхозмашины - сухопарый, лет 50-ти мужичек, без колебаний согласился поделиться электричеством.
Подъехав к машине и прокинув провода, которые предусмотрительно всегда в машине, мы без труда ее завели.
От всей души поблагодарив тракториста и трижды низко в душе поклонившись русской добродетели, угостив банкой пива и проводив спасителя, мы уселись по местам и попытались тронуться. Машина, немного дернувшись, начала буксовать понемногу проседая. Я вышел из машины и увидел то, что в принципе должен был предвидеть. Пойму по весне заливает и заиливает. По этой причине под небольшим слоем старой слежавшейся травы слой отборного ила. Пока машина стояла она продавила верхний слой травы и начала погружаться в ил. Самостоятельно выпутаться из такой засады не было никакой возможности. Заглушив машину, я помчался по проторенной дороге за трактором. Тракторист, как выяснилось Паша, почесав за ухом мозолистой крестьянской дланью, без лишних слов поехал нас выручать вторично.
После нескольких неудачных попыток выдернуть УАЗа и порванного троса стало понятно, что телегу придется отцеплять, а поскольку она одноосная еще и разгружать.
Все что сказал Витек по этому поводу описать не возможно, потому как такие эмоции в мировой литературе еще не описывались по причине абсолютной невозможности передать их глубину и страсть печатными буквами.
Без телеги машину удалось все же вытащить. Я немного отъехал на более-менее сухую возвышенность. Пашу я отблагодарил тремя банками пива с коими он радостно укатил доделывать свою работу.
Витек, уговорив банку залпом, стал успокаиваться. Немного отдохнув, мы прицепили телегу и стали молча упаковывать траву.
Подбирая вилами разлетевшуюся траву вокруг задних колес меня неожиданно, видимо от усталости (а от чего же еще), пошатнуло чуть вперед на замахе и я смачно воткнул вилы в бок заднего правого колеса машины. Колесо радостно изрекло «ПЫШЬ» и обмякло.
Увидев торчащие из колеса вилы, Витек посмотрел на меня так, как Гитлер после Сталинграда смотрел на своих генералов. Я ясно осознал, что сейчас меня будут бить и возможно не только ногами.
Выдернув из колеса вилы, Виктор с выставленными вилами и сатанинскими искрами в глазах медленно пошел на меня как восставший крестьянин на доставшего в конец барина.
- Ты что сволочь, специально это все делаешь? Ты хочешь, чтоб я тут сдох в рассвете сил? Ты, падла, издеваешься, чтоб потом ржать надомной со своими доходными студентиками? Сколько тебе моя матушка заплатила, чтобы ты меня здесь замумукал до смерти? Ну все урод, можешь даже не молиться, все равно завалю, Витек начал наращивать темп не сводя с меня «дружелюбных» глаз!
Вспомнив, что у Витяхи ни один из предков не был дружен с законом, а также, по всей видимости, должны были в немалом количестве водиться и душегубцы, я как-то очень ясно осознал, что шутки кончились и надо аврально спасать свою никчемную шкурку.
На двадцать шестом с половиной круге вокруг машины с телегой я увидел, что Витюха начал мало-помалу отказываться от мысли завалить меня именно сейчас и в этом месте.
- Ладно, я тебя завтра задушу! Сказал он, остановившись, и тяжело дыша. – Из-за тебя весь хмель вышел. Дай банку, примирительно попросил Витя.
Надо было ставить запаску. В процессе этой простой в обычных условиях процедуры выяснилось, что домкрат погружается в ил, даже не пытаясь приподнять машину. Надо было идти до ближайшего пролеска метров пятьсот, чтобы нарубить пару толстых палок, чтобы подложить их под домкрат.
Когда зеки убегают из зоны в малонаселенных местах, где проблемы со жрачкой, беглецы берут с собой так называемую «корову», еще одного арестанта, участь которого быть съеденным остальными подельниками побега.
Возвращаясь с палками к автомобилю и случайно поймав взгляд Витюшиных «добрых» глаз, я понял, что на уровне подсознания испытывал «корова» встречаясь взглядом со своими «товарищами». Витек хоть и молчал, но сопел он как-то угрожающе неотвратимо.
Обильно потея и чертыхаясь, мы установили запаску на место скоропостижно погибшего колеса, и машина медленно поползла в сторону выезда с покоса.
Витек явно успокаивался. Все таки дружбан мой имел легкое и отходчивое сердце. Как я думал в тот момент.

Когда мы выехали на грунтовку и помчались в сторону деревни настроение стало подниматься как флаг на адмиральском корабле – уверенно и бодро!
Однако жизнь гораздо интереснее наших представлений о ней!
Когда до деревни оставалось примерно полпути, бобон поймал кочку, сзади что-то охнуло, потом ухнуло и в зеркало заднего вида я узрел, как телега весело кувыркаясь и разбрасывая во все стороны как искры от точильного камня снопы травы, летела с дорожной насыпи навстречу неизвестности.
Торопливо оттормозившись мы с Витюшей вышли из машины и стали осматривать сцепное устройство. Фаркоп был цел, но при этом был раскрыт в штатном режиме.
Витя поднял на меня совсем уже тяжелый взгляд, пару секунд смотрел сквозь меня, потом обреченно выдохнул и с какой-то отрешенностью, видимо от избытка чувств заикаясь, спросил – а ты…., ты…, не, ну ты ……Ты булавку страховочную вставил, когда телегу цеплял? А, я тебя спрашиваю, мой умственно отсталый корешок????
Булавка висела застегнутая рядом с фаркопом и как бы намекала, хотя нет, кричала, что не вставлял я ее, а поэтому Витя был похоже прав не счет моих интеллектуальных способностей.
Что в этот момент творилось в моей душе не идет ни в какое сравнение с тем, какой эмоциональный ураган перетряхнул Витюню.
Узнав от друга много нового о себе, о моих предках до двадцатого колена, о всех студентах и просто о всех тощих, высоких людях с плохой памятью и слабым чувством ответственности я стал спускаться в канаву для вызволения телеги.
Благо веревок в машине было достаточно. С их помощью в несколько приемов телега была вытащена на дорогу, прицеплена к машине, при этом страховочная булавка была под звук барабанной дроби водворена на фаркоп.
Еще минут сорок понадобилось собрать по окрестностям растерянную траву.
Усевшись в машину, смахнув пот со лба, я повернул ключ зажигания. Машина издала привычный звук «ЫЫЫы» и как водится затихла. Пока собирали траву я опять забыл выключить фары.
Поскольку в этой ситуации оставалось только одно, бежать за помощью в деревню, не дожидаясь Витькиной реакции, я пулей вылетел из бобона и, теряя тапки, помчался в сторону села. Сзади, как мне показалось, я услышал звуки, которые судя по фильмам, издает оборотень в момент превращения в волка. Витек, догадался я, но на всякий случай оглядываться не стал и прибавил ходу.
Метров через семьсот я увидел одиночную фару.
Навстречу на мотоцикле медленно и торжественно, как оккупант въезжающий в завоеванный город катил батя. Не дождались барашки травки, сообразил я.
Разглядев из под шлема папино, мягко говоря, не совсем приветливое лицо, я понял, что Витин гнев был не гнев, а так, легкое дружеское недовольство. Я обреченно остановился, а мотоцикл неумолимо надвигался на меня с каждой секундой все ближе подводя меня к сокровенным новым знаниям - о себе, моем друге Нерявском, моей ответственности, алаберности, пряморукости, да и просто о всех студентах, тощих, высоких людях и еще о многом другом, но уже в изложении человека гораздо более красноречивого, мудрого, опытного, а главное физически более крепкого чем Витек!