46
Давно еще, когда был Советский Союз, к нам на аэродром, начиная с весны и до поздней осени прилетал по очереди весь Варшавский договор. Стреляли они у нас ракетами. Тренировались. У них-то там тесно, можно было в каких-нибудь соседей-капиталистов случайно попасть. А у нас хорошо, максимум верблюд пострадает. Зазевавшийся.
А мы вынужденно наблюдали. Люди разные они были. Поляки как прилетят, в первую очередь джинсы выгружали, на продажу. Болгары не стеснялись и при случае, на отличном русском, просили помочь починить самолет. Кубинцы единственные на тот момент, у кого в армии на равных с мужиками служили негры и женщины. И немцы, дисциплинированные до безобразия, мыли через день самолеты с мылом, и могли их разбирать на полосе до такого состояния, что волосы вставали дыбом.
Мы иногда помогали им летать, изображая крылатые ракеты. Но чаще у нас был парко-хозяйственный день, то есть тупо все сидели на лавочках в расположении эскадрильи и курили.
И вот в один из таких дней, когда летали немцы, техник Васильич не выдержал.
Да, предварительно, надо пояснить, что когда идут полеты, на аэродроме всегда работала громкая связь, то есть в любом уголке было слышно: «Посадка двадцать, двадцать два».
А в тот день, с утра, бесконечно гремел над головой немецкий язык, типа: «Ахтунг, ахтунг, зибцейн ландунг, треффен битте».
Васильич тогда слушал, слушал, вдруг резко встал и сказал: «Да что же такое, бля. Вот я вроде не застал войну, почему мне так хочется схватить автомат, бежать на полосу, стрелять и кричать «За Родину, за Сталина».
А мы вынужденно наблюдали. Люди разные они были. Поляки как прилетят, в первую очередь джинсы выгружали, на продажу. Болгары не стеснялись и при случае, на отличном русском, просили помочь починить самолет. Кубинцы единственные на тот момент, у кого в армии на равных с мужиками служили негры и женщины. И немцы, дисциплинированные до безобразия, мыли через день самолеты с мылом, и могли их разбирать на полосе до такого состояния, что волосы вставали дыбом.
Мы иногда помогали им летать, изображая крылатые ракеты. Но чаще у нас был парко-хозяйственный день, то есть тупо все сидели на лавочках в расположении эскадрильи и курили.
И вот в один из таких дней, когда летали немцы, техник Васильич не выдержал.
Да, предварительно, надо пояснить, что когда идут полеты, на аэродроме всегда работала громкая связь, то есть в любом уголке было слышно: «Посадка двадцать, двадцать два».
А в тот день, с утра, бесконечно гремел над головой немецкий язык, типа: «Ахтунг, ахтунг, зибцейн ландунг, треффен битте».
Васильич тогда слушал, слушал, вдруг резко встал и сказал: «Да что же такое, бля. Вот я вроде не застал войну, почему мне так хочется схватить автомат, бежать на полосу, стрелять и кричать «За Родину, за Сталина».
Новости партнёров
реклама
