Маронинг: пиратское наказание, кажущееся гуманным. Но только на первый взгляд

Интересно, что эту практику взяли на вооружение моряки. Считалось, что это наказание суровое, но вроде как более гуманное, нежели смертная казнь. Все же изгнанный имел призрачный шанс вернуться в человеческое общество. Правда, изгнание в море имеет свою специфику. Согласно которой жертву оставляли просто на первом встречном куске суши. Случалось, что таким островом оказывался простой утес, выступавший из морских глубин всего лишь на время отлива. И потому видимая гуманность оборачивалась в этом случае какой-то изысканной, отсроченной жестокостью. Хотя кому-то и могло повезти.

В нашем представлении маронинг (процедура изоляции осужденного на необитаемом острове получила именно такое название) есть атрибут пиратской жизни. На самом деле подобные вещи случались и на вполне себе гражданских судах, и в военно-морских силах. Просто для людей прошлого подобное исключение человека из общества выглядело настолько потрясающе, сурово и жестко, что стало литературным шаблоном, культурным кодом. Так что когда потребовалось вдруг заняться бытописанием пиратства, маронинг пришелся как нельзя к месту. Поскольку для усиления образа пиратам начали массово приписывать (не всегда справедливо) всяческие ужасы и страсти.

Интересно, что как могли меняться внешние, ритуальные градации смертной казни (неблагородное повешение и очень даже почетный расстрел, скажем), так и изоляция на необитаемом острове имела несколько типовых решений. Осужденному могли оставить запас еды и пресной воды (не сильно богатые – ограничение ресурса как бы стимулировало человека заняться форсированным освоением первобытных условий во имя собственного спасения). И к этому продуктовому набору даже добавляли огнестрельное оружие – пистолет или мушкет. Часто, правда, всего с одним зарядом – чтобы у человека имелся шанс застрелиться. А могли и вовсе оставить голышом. И тут уж требовалось нечеловеческое везение, чтобы выжить.

В теории бедолагу мог подобрать какой-нибудь проходящий корабль. Но, учитывая загруженность тогдашних торговых магистралей и интенсивность их эксплуатации, такой оказии можно было прождать несколько лет. Так ведь все равно иные дожидались!

В свое время (уже в самом конце карьеры) собственная команда поступила подобным образом с известным пиратским капитаном Эдвардом Инглэндом. Ну и с тремя его соратниками. И те сумели не только прокормиться, но и состряпать примитивный плот, на котором добрались с Маврикия до Мадагаскара. Вот только былой славы и авторитета пирату даже после столь эпического деяния уже не пришлось испытать – Инглэнд закончил жизнь в нищете, живя подаянием.

Александр Селькирк, ставший прототипом Робинзона Крузо, тоже четыре года провел на необитаемом острове. Он так надоел капитану Стралдингу нытьем о негодной мореходности их судна, что тот его высадил на острове Мас-а-Тьерра у побережья нынешнего Чили. Селькирка спасли от одиночества четыре года спустя корабли экспедиции Вудса Роджерса. А вот посудине, с которой его списали, не повезло – она в итоге затонула почти со всем экипажем, так что недоверие боцмана к кораблю оказалось вполне обоснованным. Селькирк вообще, кстати, по воспоминаниям современников, отличался трезвостью мысли и даром доходчивого рассказа.

У Стивенсона в романе о бесхозных сокровищах Флинта блеклого пирата Бена Ганна высаживают точно так же на необитаемом острове. Причем вроде бы речь ведется о пирате, но вот только на момент высадки тот-то служил на вполне добропорядочном купце!

Интересно, что в 1714 году капитан королевского военно-морского флота Британии Варвик Лэйк высадил своего моряка (за дело, говорят) на одном из островов Ангильи (в Карибском море). Того спасли какое-то время спустя транзитные американцы. И выживший моряк Роберт Джеффри пожаловался в Адмиралтейство на своего бывшего капитана. И Варвика Лэйка признали виновным и уволили с флота! Посчитали, что он превысил свои полномочия.

Интересно, что термин "маронинг" происходит от слова "марон", означавшего беглого раба. Причем изначально маронинг применялся именно к сбежавшему рабу, сумевшему скрыться от преследования. И к бывшей домашней скотине, сбежавшей из хозяйства и сумевшей адаптироваться к самостоятельной жизни в дикой природе. Кроме того, существовал поэтический эвфемизм, заменявший слово "маронинг" в приватной, неофициальной беседе. "Стал губернатором острова" говорили о несчастном, оставленном среди океана на первом удобном клочке суши. И выживали среди них единицы – губернаторство оказывалось нелегкой, опасной должностью.