586
5
Сейчас можно печатать только тенденциозные темы, ни вправо, ни влево. Критика и уклоны не разрешаются.
Думали, что я пишу на антирелигиозные темы. А оказалось, что я иду дальше и подрываю основы нынешней официальной науки истории. Я критикую, а критиковать нельзя. Это поняли, и меня перестали печатать.
Думали, что я пишу на антирелигиозные темы. А оказалось, что я иду дальше и подрываю основы нынешней официальной науки истории. Я критикую, а критиковать нельзя. Это поняли, и меня перестали печатать.
«Государственный преступник»
Если я дожидался 30 лет в Шлиссельбурге, пока будут напечатаны мои книги, то я дождусь и теперь, что найдётся человек, который заинтересуется моими работам работами и их напечатает. Мой товар от времени не портится.
Легко можно понять, почему возражали против моих исторических трудов до революции. Я был фигурой для властей весьма подозрительной, хоть и амнистированный, но всё же «государственный преступник». Отношение ко мне было настороженным. Меня даже посадили в 1912 году в Двинскую крепость на один год за стихотворения, за которые я уже отсидел прежде. Кроме того, мои работы действительно не способствовали укреплению православия. Так что «притеснения при старом режиме», вроде бы, понятны.
Легко можно понять, почему возражали против моих исторических трудов до революции. Я был фигурой для властей весьма подозрительной, хоть и амнистированный, но всё же «государственный преступник». Отношение ко мне было настороженным. Меня даже посадили в 1912 году в Двинскую крепость на один год за стихотворения, за которые я уже отсидел прежде. Кроме того, мои работы действительно не способствовали укреплению православия. Так что «притеснения при старом режиме», вроде бы, понятны.
«Нет бумаги»
Но вот злоключения с печатанием этих работ при «новой власти», для которой я был «живой иконой», было странным. Ведь я был членом Исполнительного комитета партии «Народная воля». Я был лично знаком почти со всеми первыми лицами нового государства и неоднократно их посещал по разным вопросам и в моменты этих встреч не уставал хлопотать о своем историческом труде. Однако, несмотря на протекцию власть имущих, когда я приходил в издательство, мне, конечно, не отказывали, а просто говорили: «Нет бумаги».
×
После каждого такого обращения он давал указание разобраться с этим вопросом
Я пытался при каждом обращении к В.И. Ленину по тем или иным вопросам напомнить ему о своей исторической работе, все никак не печатаемой. Председатель совнаркома довольно хорошо относился ко мне, так как его старший брат Александр, которого он очень любил, сложил голову за идеи партии «Народная воля». После каждого такого обращения он давал указание разобраться с этим вопросом. Те, кому предназначались эти распоряжения, также были всегда, по крайней мере, лояльны ко мне. Вот, например, А.В. Луначарский. Сначала он хотел честно ознакомиться с работой, но, увидев ее объем, решил ограничиться разговором со мной. Идеи, положенные в основы моей работы, ему понравились, и он дал положительный отзыв на нее.
Оказалось, достаточно было только этого звонка, чтобы все тут же завертелось.
Но дело по-прежнему стояло на мертвой точке. И книга так бы никогда и не увидела свет, если бы не вмешательство прагматичного начальника ОГПУ Ф.Э. Дзержинского.
Однажды я встретился с ним по поводу возможности освобождения нескольких старых моих друзей, за которых готов был поручиться. Незаметно разговор перешел на мои собственные проблемы, и я посетовал, что решение об издании моей книги по истории существует уже несколько лет, а в издательстве говорят, что нет бумаги. Этого было достаточно. Феликс Эдмундович тут же позвонил в издательство и объявил, что у него сейчас находится известный революционер Николай Александрович Морозов, книгу которого все никак не начнут печатать в Ленинградском отделении издательства якобы из-за отсутствия бумаги. Так вот, он лично даст указание оперативной группой провести обыск в типографии при издательстве, и если найдут излишки бумаги — все будут арестованы.
Оказалось, достаточно было только этого звонка, чтобы все тут же завертелось.
Однажды я встретился с ним по поводу возможности освобождения нескольких старых моих друзей, за которых готов был поручиться. Незаметно разговор перешел на мои собственные проблемы, и я посетовал, что решение об издании моей книги по истории существует уже несколько лет, а в издательстве говорят, что нет бумаги. Этого было достаточно. Феликс Эдмундович тут же позвонил в издательство и объявил, что у него сейчас находится известный революционер Николай Александрович Морозов, книгу которого все никак не начнут печатать в Ленинградском отделении издательства якобы из-за отсутствия бумаги. Так вот, он лично даст указание оперативной группой провести обыск в типографии при издательстве, и если найдут излишки бумаги — все будут арестованы.
Оказалось, достаточно было только этого звонка, чтобы все тут же завертелось.
Источник:
реклама
91 год прожил.
И КАКИЕ 91 !!!!