«Жить стало лучше, жить стало веселее»

«Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится»

Эту фразу, ставшую знаменитой, Сталин произнес 17 ноября 1935 года, выступая на I-ом Всесоюзном совещании рабочих и работниц-стахановцев, которое в течение трех дней (с 14-17 ноября) проходило в Большом зале Кремлевского дворца.

 В совещании участвовали 3 тысячи передовых работников промышленных предприятий и транспорта, директора ведущих заводов, специалисты-управленцы, члены правительства, руководители партии и государства. Главный вопрос в повестке дня: обобщение опыта стахановцев, накопленного за 2,5 месяца с момента установления самого рекорда (мировой рекорд шахтер Алексей Стаханов установил 31 августа 1935 г.) и распространение новаторского движения во всех трудовых коллективах страны.  

Как вспоминал рабочий И. И. Гудков, 17 ноября 1935 года в Большом зале Кремлевского дворца перед участниками Всесоюзного совещания стахановцев выступил Сталин:  

«В его речи были поставлены злободневные вопросы стахановского движения. Особенно пришлись всем по душе слова: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится». Затем Сталин поблагодарил нас, стахановцев, за учебу, и это вызвало бурю аплодисментов, овацию неописуемую. Расходиться не хотелось. Мы спели «Интернационал», затем стали петь марш из кинофильма «Веселые ребята». Сталин пел вместе со всеми, он вернул всех направившихся к выходу членов Политбюро. Запевал Жданов. Пели мы долго, с энтузиазмом и подъемом. Так было - энтузиазм шел от чистого сердца».  

Писатель Илья Эренбург вспоминал:  

«Я пришел за час до назначенного времени, а Большой зал Кремлевского дворца был уже заполнен. Люди разговаривали друг с другом вполголоса; никто не вставал с места... Вдруг все встали и начали неистово аплодировать: из боковой двери, которой я не видел, вышел Сталин, за ним шли члены Политбюро - их я встречал на даче Горького. Зал аплодировал, кричал. Это продолжалось долго, может быть, десять или пятнадцать минут. Сталин тоже хлопал в ладоши. Когда аплодисменты начали притихать, кто-то крикнул: «Великому Сталину ура!», и все началось сначала. Наконец все сели, и тогда раздался отчаянный женский выкрик: «Сталину слава!». Мы вскочили и снова зааплодировали. Когда все кончилось, я почувствовал, что у меня болят руки. Я впервые видел Сталина и не сводил с него глаз. Я знал его по сотням портретов, знал тужурку, усы, но я думал, что он куда выше ростом. Волосы у него были очень черные, лоб низкий, а глаза живые, выразительные. Иногда, несколько наклоняясь вправо или влево, он посмеивался, иногда сидел неподвижно, глядя в зал, но глаза продолжали ярко посвечивать. Я поймал себя на том, что плохо слушаю - все время гляжу на Сталина. Оглянувшись, я увидел, что тем же заняты и другие... На совещании Сталин сказал: «Людей надо заботливо и внимательно выращивать, как садовник выращивает облюбованное плодовое дерево». Эти слова приподняли всех - ведь в Кремлевском дворце сидели не манекены, а люди, и они радовались, что к ним будут подходить бережно, любовно...». 

(Цитируется по кн. М. Вострышева «Москва сталинская»).  

Как подчеркнул глава государства, «таких людей у нас не было или почти не было года три тому назад. Это — люди новые, особенные». Стахановцев награждали, прославляли, и молодые специалисты равнялись на них. Так, работница московской фабрики им. Фрунзе М. В. Лысякова заявила на совещании, что Коммунистическая партия разбудила в ней стремление последовать примеру Стаханова, Кривоноса и стать «мировой ткачихой». Касаясь вопроса о том, куда идут созданные трудом рабочих средства, она говорила:  

«Сегодня каждая ткачиха знает, куда эти средства идут, знает, что перевыполнение плана улучшает самую фабрику, детские сады, ясли, общественное питание и т. д.».

Отсюда у миллионов советских трудящихся рождается та любовь к работе, благодаря которой, если «у тебя что-нибудь не ладится,— все равно вывезешь, потому что душа болит».  

С большим вниманием участники совещания выслушали выступление самого Алексея Стаханова, который между прочим заявил:  

«Дело, конечно, не в том, чтобы десяток-другой забойщиков, а то и сотня поставили те или иные рекорды. Задача заключается в том, чтобы высокие показатели, достигнутые отдельными ударниками угольного фронта, стали средними по всем шахтам, по всем бассейнам. Главное, я считаю,— это передать опыт лучших забойщиков всем шахтерам».  

То есть, то, что вчера являлось мировым рекордом, завтра уже могло стать нормой, которую должны были выполнять все. Уже тогда многих это насторожило. Конечно, Сталин слегка подкорректировал максималистский задор ударников, но в целом такой ход мысли одобрил:  

«Нам нужны такие технические нормы, которые проходили бы где-нибудь посередине между нынешними техническими нормами и теми нормами, которых добились Стахановы и Бусыгины».  

Так что впредь, чтобы жить «весело», уже всем надо было брать на себя повышенные обязательства и равняться на рекордсменов…