508
4
Этим постом я бы хотел начать серию заметок о замечательных книгах, новых и старых, художественных и теоретических, больших и маленьких. В этих заметках я не буду пересказывать сюжет, а буду стараться рассказать о тех вещах которые сделали книгу замечательной, а также о не известных событиях, относящихся к ней.
Война и мир" -- большой роман (обычно издаваемый в двух толстенных книгах), содержание которого трудно пересказать: все кругом попеременно друг в друга влюбляются, женятся, ссорятся и мирятся. Кстати сам мир романа, высшее дворянское общество России нач XIX века, несмотря на объемы романа, довольно-таки узок: все друг друга знают или, по крайней мере, слышали друг о друге и их жизненные дорожки-тропинки без конца пересекаются. К личной жизни персонажей добавляются исторические сцены с войной, дипломатией, внутренней политикой, и все это полито соусом авторских философских рассуждений. Роман очень популярен, хотя мало кто его читал или читает сейчас. Но такова уже судьба всех тех творений, который составляют золотой литфонд человечества.
Замысел эпопеи формировался задолго до начала работы над тем текстом. В наброске предисловия к "Войне и миру" Толстой писал, что в 1856 г. начал писать повесть, "герой которой должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию. Невольно от настоящего я перешёл к 1825 году: Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым, семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпала с : эпохой 1812 года: Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться ещё ярче в эпоху неудач и поражений:" Так Толстой постепенно пришёл к необходимости начать повествование с 1805 года. Заметим, что писатель вполне внимательно изучал времена царствования Петра I, и если бы не зуд в пальцах: в конце концов нужно было остановиться и начать что-то писать, Лев Николаевич вполне мог начать повествование с каменного века, а то и с обезьян.
Советский философ грузинского происхождения Мамардашвили как-то сказал: "Ведь не только 'Война и мир' строилась всей Россией, но и Россия строилась 'Войной и миром'". Точнее не скажешь: особенно, что "Война и мир" строилась всей Россией, и не только: столько источников, книг, устных рассказов (о чем говорить, если Толстой перед написанием глав о Бородинской битве поехал на место сражения и все рассмотрел на месте, всех, кого еще застал живых с 1812 г расспросил), но главное частных документов пошло на создание романа. Сов литературовед С. Г. Бочаров написал целую книгу страниц этак в 500, где весьма мельком прошелся по источникам романа.
Живи Лев Николаевич в наше время ему бы несдобровать -- поборники авторского права засудили бы его насмерть. Например, историк Данилевский, у которого Толстой просто переписал сцену разговора Наполеона с русскими пленными после Аустерлица. Этих поборников не смутило бы, что автор в число этих пленных затесал к. Андрея, молчание которого в ответ на наполеоновскую похвалу придает взятому у Данилевского отрывку совсем другой смысл, о котором тот и не догадывался.
Вообще, конечно, историком Толстой был своеобразным. Он был уверен, что московский пожар после захвата тогда еще не столицы Наполеоном возник сам собой, ибо в деревянном городе, оставленном жителями достаточно было искры, чтобы все это полыхнуло синим пламенем. Он собрал целую литературу по этому вопросу, внимательно ее изучил, сделал пометки на полях (а спор шел в основном, кто поджег, французы или патриоты), но с той первоначальной мысли, с которой он начал писать, он не сдвинулся ни на йоту.
Будем успорять, что несмотря на важность устных источников, все же основную роль в создании эпического полотна имеют письменные документы, устные рассказы лишь добавляют к ним живописных подробностей, притаившихся между строк. Известно, например, что прототипом кн Марьи была мать писателя, хотя вроде бы ему было всего 1,5 года, когда она скончалась. Однако остались ее письма + брат писателя Николай. "У них обоих,- писал Толстой в "Воспоминаниях",- было то очень мне милое свойство характера, которое я предполагаю по письмам матери, но которое я знал у брата" -- объяснил писатель свой способ воссоздания действительности сочетанием письменных источников и личных наблюдений.
Живи Лев Николаевич в наше время ему бы несдобровать -- поборники авторского права засудили бы его насмерть. Например, историк Данилевский, у которого Толстой просто переписал сцену разговора Наполеона с русскими пленными после Аустерлица. Этих поборников не смутило бы, что автор в число этих пленных затесал к. Андрея, молчание которого в ответ на наполеоновскую похвалу придает взятому у Данилевского отрывку совсем другой смысл, о котором тот и не догадывался.
Вообще, конечно, историком Толстой был своеобразным. Он был уверен, что московский пожар после захвата тогда еще не столицы Наполеоном возник сам собой, ибо в деревянном городе, оставленном жителями достаточно было искры, чтобы все это полыхнуло синим пламенем. Он собрал целую литературу по этому вопросу, внимательно ее изучил, сделал пометки на полях (а спор шел в основном, кто поджег, французы или патриоты), но с той первоначальной мысли, с которой он начал писать, он не сдвинулся ни на йоту.
Будем успорять, что несмотря на важность устных источников, все же основную роль в создании эпического полотна имеют письменные документы, устные рассказы лишь добавляют к ним живописных подробностей, притаившихся между строк. Известно, например, что прототипом кн Марьи была мать писателя, хотя вроде бы ему было всего 1,5 года, когда она скончалась. Однако остались ее письма + брат писателя Николай. "У них обоих,- писал Толстой в "Воспоминаниях",- было то очень мне милое свойство характера, которое я предполагаю по письмам матери, но которое я знал у брата" -- объяснил писатель свой способ воссоздания действительности сочетанием письменных источников и личных наблюдений.
И если "Война и мир" строилась всей Россией, то только потому, что русская культура изобличала себя литературно. Можно сказать, что в дворянском обществе писали все. С детства пацанов приучали вести дневник. Дневники знаменитого русского масона В. И. Поздеева целыми кусками перенесены в речь Баздеева, уже персонажа "Войны и мира".
Каждый уважающий себя дворянин по жизни окружал себя записками, докладными, проектами, где излагал свои представления о мире и государстве, как для себя, или в служебных целях, так и для потомства. Именно такие памятую биографию свой жизни не для литературы, а для своих внуков и правнуков оставил дед писателя со стороны матери, ставший прототипом старого Болконского.
А уж письма писать для дворян было -- хлебом не корми. Люди жили в 10 верстах друг от друга и тратили на письма больше времени, чем было бы взять и приехать и высказать своему оппоненту, все что ты о нем думаешь. Поэтому Толстому и заморачиваться-то было не надо: он взял переписку своей матери с ее кузиной и выборочно перенес в роман, не изменив при этом ни слова, и даже не потрудившись перевести с французского, поставив в качестве адресатов княжну Марью и ее московскую подругу Ж. Карагину.
Поэтому жалобные стенания советских критиков, да и современных русских: когда же о Великой Отечественной появится нечто сравнимое с "Войной и миром", не имеют под собой никаких оснований: источников-то нет: Октябрьская революция, создав массовую грамотность, полностью истребила культуру письма. Письма с фронта писались под копирку и если их ждали, то не из-за того что там написано, а потому что они были своеобразной весточкой от солдата: раз написал, значит еще жив. Официальные документы, несмотря на их обильность вполне бессодержательны, еще меньше дают будущему историку мемуары участников. По этой же причине отсутствия письменных источников -- проклятый Интернет совсем отучил людей от бумаги и чернил -- совершенно неразличима даже для наших ближайших потомков будет и сегодняшняя жизнь.
Каждый уважающий себя дворянин по жизни окружал себя записками, докладными, проектами, где излагал свои представления о мире и государстве, как для себя, или в служебных целях, так и для потомства. Именно такие памятую биографию свой жизни не для литературы, а для своих внуков и правнуков оставил дед писателя со стороны матери, ставший прототипом старого Болконского.
А уж письма писать для дворян было -- хлебом не корми. Люди жили в 10 верстах друг от друга и тратили на письма больше времени, чем было бы взять и приехать и высказать своему оппоненту, все что ты о нем думаешь. Поэтому Толстому и заморачиваться-то было не надо: он взял переписку своей матери с ее кузиной и выборочно перенес в роман, не изменив при этом ни слова, и даже не потрудившись перевести с французского, поставив в качестве адресатов княжну Марью и ее московскую подругу Ж. Карагину.
Поэтому жалобные стенания советских критиков, да и современных русских: когда же о Великой Отечественной появится нечто сравнимое с "Войной и миром", не имеют под собой никаких оснований: источников-то нет: Октябрьская революция, создав массовую грамотность, полностью истребила культуру письма. Письма с фронта писались под копирку и если их ждали, то не из-за того что там написано, а потому что они были своеобразной весточкой от солдата: раз написал, значит еще жив. Официальные документы, несмотря на их обильность вполне бессодержательны, еще меньше дают будущему историку мемуары участников. По этой же причине отсутствия письменных источников -- проклятый Интернет совсем отучил людей от бумаги и чернил -- совершенно неразличима даже для наших ближайших потомков будет и сегодняшняя жизнь.
реклама
Он и она:
"Милый, ты меня любишь как Ромео Джульетту?"
"Не знаю, не читал"
"Милый, ты меня ревнуешь как Отелло Дездемону?"
"Не знаю, не читал"
"А что же ты читал,милый?"
"Му-му читал, тявкнешь, утоплю"
в русском времен Толстого писалось "мир" (нет войны) и "Мир" (Земля, вселенная)
в оригинале роман назывался "Война и Мир", что звучит немного иначе, чем "Война и мир"
А вообще-то Достоевский мне более понятен, чем Толстой, Тургенев или Чехов!
через силу прочитал первые три тома, и то, только потому, что реально люблю читать и большинство книг из школьной программы мне нравились... но здесь явно не тот случай, последний том и эпилог уже вообще сил не было читать
от книги у меня в голове отложилось только наличие огромного количества длиннющих абзацев на французском, имя Пьер и что-то там про дерево, которое то в листве, то голое...
p.s. лично я только за такие публикации