Судьба Дмитрия Язова действительно уникальна

Несвойственная судьбе бухгалтерская точность (Язов – последний в истории Маршал Советского Союза, и умер он тоже последним, больше живых Маршалов Советского Союза не осталось) только усиливает этот парадоксальный эффект

****

– великая биография написалась сама собой уже в те годы, когда ее обладатель ничего, в общем, не делал. И это не запоздалое признание, какое бывает у поэтов и художников;
в военных делах возможностей для объективных оценок несопоставимо больше, чем в любых других,
и Язова можно сравнить, пожалуй, со спортсменом-середнячком, который, уже уйдя на покой, начал вдруг задним числом получать олимпийские медали и чемпионские титулы за те соревнования, в которых никогда не выигрывал.

******

В дембельские альбомы конца восьмидесятых вклеены газетные вырезки с тем приказом, до которого было принято отсчитывать сто дней, и под приказом тоже, между прочим, уникальная подпись – «Министр обороны СССР, генерал армии».

Должность министра исторически была маршальской, и даже оба (не считая Сталина) советских штатских министра обороны, банкир Булганин и инженер Устинов, становились маршалами сразу же по назначении на министерскую позицию.

Язов из четырех с половиной лет своего пребывания в статусе министра маршалом пробыл только полтора года, его маршальское звание – это весна 1990 года, уже самый перестроечный излет, распад.

***

Высшая советская номенклатура позднегорбачевских времен – это уже не священные монстры, чьи портреты носят на демонстрациях, а ликвидационная комиссия, обреченно воюющая на два фронта – с консерваторами и радикальными реформистами.

****

Быть маршалом Язовым значило совсем не то же, что быть маршалом Буденным или, скажем, Гречко.

***

Министр обороны в перестроечном СССР – политик, вынужденный отбиваться от оппозиции на трибуне парламента;
козел отпущения, персонально ответственный за загадочные военные операции в мятежных провинциях,
когда армия входит в Баку или Вильнюс, а потом президент заявляет, что он не знает, кто отдал приказ;
любимый антигерой прессы, открывавшей для себя дедовщину, военную коррупцию, бесчеловечность армейской системы, и Язов, который ту систему уж точно не создавал, она досталась ему готовая,
оказывался виноват во всем, и медийной критике (у предшественников была передача «Служу Советскому Союзу»,а при Язове об армии подробнее и интереснее рассказывал «Взгляд») он мог противопоставить только запрет на распространение журнала «Огонек» в воинских частях, как будто это ему могло чем-то помочь.

****

Наверное, когда после приземления Матиаса Руста и горбачевской зачистки армейского топ-менеджмента министерское кресло маршала Соколова досталось Язову, для него это был счастливый билет, карьерный прорыв.

62-летний генерал армии принадлежал тогда ко второй лиге советского генералитета – командовал дальними округами (Среднеазиатским и Дальневосточным, до того недолго – группой войск в Чехословакии), и должность министра – это был такой прыжок через несколько ступеней вверх.
Но, видимо, в том и был секрет его назначения – Горбачев не для того избавлялся от опытного и влиятельного Соколова, чтобы заменять его кем-то столь же опытным и влиятельным.

Любой из тогдашних маршалов (Николай Огарков, Виктор Куликов, Сергей Ахромеев) на министерской должности неизбежно стал бы оппонентом Горбачева – перестроечное новое мышление учитывало интересы советской военщины в самую последнюю очередь, и Горбачеву, очевидно, нужен был именно такой министр – слабый, относительно молодой, без маршальских погон, и откуда-нибудь издалека, то есть не имеющий своей «клиентеллы» в Арбатском военном округе.

В условиях форсированного разоружения, с маячащим на горизонте выводом войск из Европы (наверняка это позднейшая иллюзия, но сейчас кажется, что это уже тогда было неизбежностью) и из Афганистана должность министра обороны была если не расстрельной, то максимально рискованной,
и политическому руководству СССР был тогда нужен министр обороны, который бы вообще не мог сказать Горбачеву «нет»

– Ахромеев мог, Огарков тем более, а генерал из Хабаровска – да для него счастьем было сидеть за одним столом с Горбачевым. Членом политбюро, между прочим, Язов так никогда и не стал, до 1990 года оставался кандидатом.

****

Карьера закончилась некрасиво, стыдно, неприятно. Язов ушел растоптанный, побежденный, и куда ушел – в тюрьму.

Победители строили новую страну, а ему, сначала из-за решетки, потом из пенсионерского окошка оставалось только безучастно на это смотреть, и тут даже поговорка про труп врага прозвучит издевательски – трех москвичей, убитых его солдатами в тоннеле на Садовом кольце, хоронила вся Москва, и Горбачев присвоил им посмертно звание Героев Советского Союза (фронтовик Язов Героем так никогда и не стал).

Жизнь заканчивалась совсем позорно, абсолютным крушением всего – страны, армии, карьеры, жизни.
И было это почти тридцать лет назад.

****

Он не знал, конечно, что это будут тридцать лет его пассивного реванша.

****

В отличие от своего зама Варенникова, сразу после тюрьмы сделавшегося оппозиционным политиком, Язов ни на что такое не претендовал, в политической борьбе не участвовал, писал какие-то мемуары (стоит выделить написанную им для серии ЖЗЛ книгу о маршале Соколове, которого он подсидел в 1987 году), но от него только и требовалось – дожить.

Дожить до того дня, когда семьи Героев Советского Союза, погибших в августе 1991 года, впервые не получат телеграмму от президента.

Дожить до карьерного взлета капитана Суровикина, командовавшего теми БМП на Садовом. Дожить до того времени, когда его заурядная (один боевой орден – Красная звезда в 1945 году) лейтенантская фронтовая биография станет для государства важнее, чем опыт государственного преступника и путчиста.
Дожить до того дня, когда домой к нему придет и принесет очередной орден защитник августовского Белого дома Сергей Шойгу.

Такой пересказ последних трех десятилетий жизни Язова звучит как описание термидора, но считать контрреволюцию чем-то плохим – вредная советская привычка.

Преображенская революция (неприжившееся солженицынское название августовских событий) была, как мы теперь понимаем, слишком поверхностной, во многом опереточной, устоев не сотрясла, государственной сущности не изменила.

Россия, поначалу не возражавшая против всеобщего разрушения, быстро пришла в себя, захотела домой и, кажется, в конце концов вернулась. Корни, истоки, историческую преемственность ей искать оказалось негде, ничего у нее, получается, нет, только советское прошлое и 1945 год как венец всего.

Был бы жив Жуков, отдавали бы почести Жукову, но в живых остался только Язов, поэтому Язову досталось все.

Именно маршалу Язову мы должны сказать спасибо за победу демократии в Москве в августе 1991 года.
Если бы тогда не саботаж поддержки ГКЧП со стороны министерства обороны, всё пошло бы по-другому.
Как - наглядно продемонстрировал генерал Грачёв ровно два года спустя, при тех же вводных и на той же локации.

- А уж как к этому относиться, каждый решает для себя сам. «Морали в этой сказке нет».