Братское обострение. Почему Александр Лукашенко охладел к России? (1 фото)

В преддверии заключительного раунда переговоров Белоруссия «профилактически» подняла тарифы на прокачку российской нефти по двум веткам нефтепровода с символическим названием «Дружба» сразу в полтора раза, а президент Александр Лукашенко совершил «исторический» визит в Китай, пытаясь договориться о новых кредитах и инвестициях.

Интрига по поставкам газа разрешится, с большой долей вероятности, очередным компромиссом (например, цена останется российской, но для оплаты топлива будет дан дополнительный кредит, а деньги продолжат поступать крайне нерегулярно). Однако в целом стоит признать, что российско-белорусские отношения, несмотря на те беспрецедентные уступки, на которые раз за разом идет Москва, остаются далекими от тех, какими могли бы быть связи между странами, претендующими на роль основателей и основных проводников евразийского интеграционного процесса.

В текущем году стало особенно заметно, что в политической сфере Минск все более активно ищет (и часто даже находит) поддержку вне пределов России. В феврале с президента Лукашенко и других членов белорусского руководства были сняты санкции Европейского союза, введенные в 2011 году, после чего глава государства немедленно заговорил о Беларуси как о суверенной и, что более важно, европейской стране. В сентябре в Минск для итоговых консультаций прибыла миссия МВФ, по итогам работы которой может быть принято решение о выделении Белоруссии очередного кредита на сумму до $3 млрд. В ходе уже упомянутого визита в Китай Лукашенко пытался добиться гарантий новых инвестиций в развитие гигантского индустриального парка «Великий камень», возводимого под Минском, который в случае успеха может стать самым крупным промышленным проектом за все годы белорусской независимости. Напротив, «на российском направлении» возникали все новые точки потенциальных конфликтов.

Основную проблему представляет, по мнению Минска, невыполнение со стороны России торговых соглашений, заключенных в рамках Евразийского союза (из-за чего Лукашенко даже пригрозил выйти из этого объединения в нескольких своих выступлениях во второй половине сентября: «Мы сейчас очень внимательно анализируем наше участие, прежде всего в Евразийском экономическом союзе. Нарушается [в ЕАЭС] все, о чем договорились»). Повод для недовольства у Минска есть: в этом году Россия ограничивала поставки различной белорусской продукции больше сорока раз (в основном под разного рода запреты попадали продовольственные товары); продолжалась и дискриминация белорусских производителей при размещении контрактов на закупки товаров для государственных нужд. Россия, со своей стороны, обвиняла партнера в продолжающихся попытках ввоза санкционных товаров, запрещенных на ее территории, а также в перепродаже поставляемых ею нефти и нефтепродуктов в третьи страны (что обеспечивает самую значительную статью белорусского экспорта; в январе – августе 2016 года – 25,5%).

Белоруссия годами спекулировала на политической составляющей своих отношений с Россией, обеспечивая себе значительные финансовые выгоды. Любой баланс Минск всегда сводит в свою пользу. Показательны в этом смысле высказывания премьер-министра Кобякова: «Что касается природного газа, то его цена в начале 2014 года составляла $165 при курсе российского рубля 32–33 за доллар. На 1 января 2015 года у нас цена на газ стала $142. При этом доллар стал стоить более 60 российских рублей. Логично, что газ уже должен стоить порядка $80, а у нас $142». И это на фоне того, что, говоря об отсутствии выгод от торговли с Россией, президент Лукашенко предпочитает считать в долларах, а не в рублях: «Мы [в 2016 году] начали поставлять в Россию бóльшие объемы, но по ценам наполовину ниже. Какая доходность Беларуси от этого? Практически никакой». Указывая на относительно низкие цены на российском рынке, Минск увеличивает поставки в Европу.

Новый виток братского обострения, который мы сейчас наблюдаем, может принять достаточно неожиданные формы – прежде всего потому, что словосочетание «денег нет» сейчас применимо к обеим сторонам, и это придает необычную жесткость переговорам. Публично белорусское правительство подчеркивает, что экономических проблем в республике нет: зарплаты сейчас приближаются в среднем к $380 по текущему обменному курсу; в начале июля проведена деноминация, и теперь когда-то самая дешевая в СНГ валюта котируется по 1,92 BYR/$; инфляция сохраняется на высоких, по нашим меркам, но вполне приемлемых для Белоруссии 11,8%; пенсии и пособия выплачиваются исправно. В то же время, как это случается в братской республике с завидной периодичностью (почти соответствующей советским пятилеткам), в экономике накапливаются серьезные проблемы. Внешние обязательства правительства составляют $13,6 млрд при золотовалютных резервах $4,7 млрд (а все внешние обязательства достигают $38,2 млрд, или 77% ВВП). Москве в прошлом году пришлось выдать Минску два кредита на $110 млн и $760 млн для погашения процентов по прежним обязательствам, а в этом году – реструктурировать прежние ссуды еще на $720 млн. Ставка Национального банка составляет 18% годовых, и предприятия стремятся отказаться от использования слишком дорогих заемных средств.


Экспорт падает довольно быстрыми темпами: поставки белорусских товаров в Россию в 2016 году сократились по сравнению с тем же периодом прошлого года на 7,8%, остальные страны ЕАЭС – на 20,4%, а в Китай – на 78,5% (почти в пять раз). При этом по итогам года отрицательное внешнеторговое сальдо превысит $4 млрд, то есть окажется сопоставимым с величиной золотовалютных резервов. Пресловутая успешная промышленность все меньше выглядит таковой: тот же МАЗ, об отказе от интеграции которого в совместное с КамАЗом предприятие РосБелАвто было объявлено неделю назад, стал по итогам первого полугодия самым убыточным заводом Белоруссии, показав минус $31 млн. И вряд ли этот тренд изменится: в прошлые годы рост товарных запасов в республике безошибочно указывал на приближение острой фазы кризиса, девальвации местной валюты и последующего скачка цен.

Белорусская модель сегодня выглядит исчерпанной по своему потенциалу в той же степени, что и российская. Сложно не заметить, что на протяжении двух десятилетий «братская республика» указывала России направление ее дальнейшего движения – не только в экономическом плане. Именно в Белоруссии были приняты, затем по сути скопированные в России законы, резко урезавшие права СМИ и закрепившие разрешительный характер митингов и манифестаций. Здесь раньше, чем у нас, стали экспериментировать с ограничением допуска к парламентским и президентским выборам. Получение финансовой помощи общественными организациями у иностранных доноров давно уже является уголовно наказуемым (кое до чего мы не дошли, но еще не вечер). Огосударствление экономики также идет в наших странах параллельными курсами – и экономические проблемы у нас схожи: за исключением сырьевых отраслей (нефтедобычи и переработки, а в белорусском случае также производства удобрений) большинство других секторов не имеют конкурентного потенциала. Тем более интересно, как попытается Минск на этот раз выйти из сложного положения.

В прежние времена не возникало сомнения в том, что Лукашенко найдет очередную порцию комплиментов в адрес Путина и России (что, как мы знаем от нового председателя Государственной думы, суть одно и то же) и получит дополнительные дотации и преференции. Сегодня, однако, ситуация не выглядит столь предопределенной. Президент Белоруссии гордо сообщает, что он перестал считаться «последним диктатором Европы» (это почетное звание перешло, судя по всему, к другому известному политику), а на очередных – как всегда, свободных – парламентских выборах депутатами стали два представителя оппозиции. Он подчеркнуто дружески общается с украинскими коллегами и формально не признает утраты украинского суверенитета над Крымом и Донбассом. Для европейских политиков в адрес официального Минска также находится все больше добрых слов. Обеспокоенный «излишней» привязанностью к России и не видящий прямых выгод от интеграционных проектов Москвы, Лукашенко сейчас выглядит не таким «пророссийским», каким мы привыкли знать его многие годы. Именно поэтому характер российско-белорусских отношений в ближайшее время станет важнейшим индикатором положения России на постсоветском пространстве в целом. Долгие годы пожизненные правители братских республик льнули к России, видя в ней защитника и благодетеля, но теперь они понимают, что экономический потенциал ее ограничен, а политические шаги малопредсказуемы.

Белоруссия в отличие, например, от Казахстана всегда была для России самым прагматичным партнером: об идеологии и о высоких целях в Минске не думали никогда – только о деньгах. Сегодня в их поиске Белоруссия должна диверсифицироваться – и в этом контексте многое говорит и примирение с Европой, и стремительное сближением с Китаем. Для России такое поведение союзника, на которого она долгие годы тратила (напрямую и косвенно, в виде дотаций) по $8–10 млрд в год, является попросту оскорбительным – особенно сейчас, когда Москва ограничена в средствах, но, как никогда, стремится продемонстрировать миру свою политическую привлекательность и силу. Российским руководителям придется проявить не слишком свойственную им выдержку, чтобы удовлетворить все претензии взыскательного партнера – или продемонстрировать ни разу не проявлявшуюся в отношении его жесткость, чтобы попытаться поставить его на место. Оба сценария предполагают не «окончательное решение», а начало нового раунда большой игры, которая имеет все шансы завершиться очень не скоро.