2129
5
В первые дни Великой Отечественной Красная армия попросту растерялась. Действовать приходилось в условиях теряющейся связи и противоречивых данных. Отступали — где метр за метром, вцепившись в родную землю, а где — с пугающей скоростью. Но и в этих условиях нашлись командиры, проявившие феноменальную силу духа. Одним из таких был удачливый полковник Пётр Есин.
На четвёртый день войны стало очевидно, что она будет тяжёлой и кровавой. Особенно ясно это было 46-му танковому полку 84-й дивизии, расположенной в Литве, и лично полковнику Петру Есину, командовавшему этим полком.
Дивизия действовала как полагалось. Аккуратно, по-тихому развернулась и прикрыла город Каунас. Тихо — значит, тихо. Когда немецкая артиллерия начала работать по только что оставленным позициям, полковник хотел перекреститься, но вспомнил, что в бога не верит.
Школа жизни у Есина была хорошая. В восемнадцать лет попал в Красную армию и прошёл Гражданскую до конца. С тех пор и служил, став командиром танкового полка.
Пётр предпочёл списать успех на везение. Да что там на везение — на продуманный план руководства, который не мог дать огреха.
Бог, видимо, обиделся на полковника Есина, и везение закончилось.
Штаб корпуса перестал отвечать. Комдив Фоменко выехал в расположение 11-й армии и прибыл как раз к военному совещанию. Попросился к ним: мол, остались без связи, не знаем, что делать. Одиннадцатой армии, уже разорванной на куски, дивизия пригодилась: как раз в этот день пришёл приказ наркома обороны наступать на Каунас.
Как только дивизия начала движение к Каунасу, её местоположение тут же обнаружили. Впрочем, задача по обороне Каунаса была выполнена — что не помешало немецким частям обойти дивизию и занять город Ионаву.
Приказ штурмовать Ионаву без поддержки танков, одним мотострелковым полком, мягко говоря, «удивил» Есина.
— Как они себе это представляют? — злился он, возвращаясь с совещания. — Ничего, может, когда прижмёт, и нас бросят в ход.
Не бросили. Ионаву пытались штурмовать три раза, и атакующие раз за разом падали под артиллерийским огнём противника. Командир мотострелков Ивановский был отчаянным парнем — и в атаки каждый раз вёл лично, и везло ему, как заговорённому, а тех, кто испугался и попытался бежать, сам останавливал. Но результата не было. Мотострелки полегли под Ионавой, танки так и не бросили в ход.
Явился бледный начштаба дивизии полковник Терещенко.
— Всем отходить! — кричал он. — Отход за реку Вилия, иначе попадём в окружение. Противник заходит справа, не прорвёмся — нам хана.
— Без моих танков не прорвёмся, — сказал Есин.
— Чёрт с тобой, бери танки, прикрывай стрелков. Тут уже нечего беречь, выходить надо.
Проклятая река текла как раз через Ионаву. Есину предстояло добраться до моста и обеспечить выход танков и оставшейся пехоты.
Дивизия действовала как полагалось. Аккуратно, по-тихому развернулась и прикрыла город Каунас. Тихо — значит, тихо. Когда немецкая артиллерия начала работать по только что оставленным позициям, полковник хотел перекреститься, но вспомнил, что в бога не верит.
Школа жизни у Есина была хорошая. В восемнадцать лет попал в Красную армию и прошёл Гражданскую до конца. С тех пор и служил, став командиром танкового полка.
Пётр предпочёл списать успех на везение. Да что там на везение — на продуманный план руководства, который не мог дать огреха.
Бог, видимо, обиделся на полковника Есина, и везение закончилось.
Штаб корпуса перестал отвечать. Комдив Фоменко выехал в расположение 11-й армии и прибыл как раз к военному совещанию. Попросился к ним: мол, остались без связи, не знаем, что делать. Одиннадцатой армии, уже разорванной на куски, дивизия пригодилась: как раз в этот день пришёл приказ наркома обороны наступать на Каунас.
Как только дивизия начала движение к Каунасу, её местоположение тут же обнаружили. Впрочем, задача по обороне Каунаса была выполнена — что не помешало немецким частям обойти дивизию и занять город Ионаву.
Приказ штурмовать Ионаву без поддержки танков, одним мотострелковым полком, мягко говоря, «удивил» Есина.
— Как они себе это представляют? — злился он, возвращаясь с совещания. — Ничего, может, когда прижмёт, и нас бросят в ход.
Не бросили. Ионаву пытались штурмовать три раза, и атакующие раз за разом падали под артиллерийским огнём противника. Командир мотострелков Ивановский был отчаянным парнем — и в атаки каждый раз вёл лично, и везло ему, как заговорённому, а тех, кто испугался и попытался бежать, сам останавливал. Но результата не было. Мотострелки полегли под Ионавой, танки так и не бросили в ход.
Явился бледный начштаба дивизии полковник Терещенко.
— Всем отходить! — кричал он. — Отход за реку Вилия, иначе попадём в окружение. Противник заходит справа, не прорвёмся — нам хана.
— Без моих танков не прорвёмся, — сказал Есин.
— Чёрт с тобой, бери танки, прикрывай стрелков. Тут уже нечего беречь, выходить надо.
Проклятая река текла как раз через Ионаву. Есину предстояло добраться до моста и обеспечить выход танков и оставшейся пехоты.
(Часть плана немецкого наступления на Литовскую ССР)
— К вечеру начнем, — решил Пётр, глядя на чистое солнечное небо. — Не к ночи, а к вечеру. Часов в девять чтобы к мосту прорваться… Если повезёт.
Есин моргнул — он не спал уже несколько дней. Перед глазами тут же возникла давно помершая бабка, ехидно покрутившая дули внучку́, невзирая на его должность, а потом посерьёзневшая и перекрестившаяся.
— Зараза, — пробормотал Есин.
— Где? — встрепенулся адъютант.
— Это я так. Вот что, парень, запомни: мы сегодня-завтра или поляжем, или станем героями.
Есин подумал, что говорит книжными штампами. Но кроме штампов ничего не оставалось.
— К вечеру начнем, — решил Пётр, глядя на чистое солнечное небо. — Не к ночи, а к вечеру. Часов в девять чтобы к мосту прорваться… Если повезёт.
Есин моргнул — он не спал уже несколько дней. Перед глазами тут же возникла давно помершая бабка, ехидно покрутившая дули внучку́, невзирая на его должность, а потом посерьёзневшая и перекрестившаяся.
— Зараза, — пробормотал Есин.
— Где? — встрепенулся адъютант.
— Это я так. Вот что, парень, запомни: мы сегодня-завтра или поляжем, или станем героями.
Есин подумал, что говорит книжными штампами. Но кроме штампов ничего не оставалось.
×
«Это конец, всем конец!»
Вопросов, кто возглавит атаку, не было. На первом танке ехал Пётр Есин — и это не обсуждалось.
Везло ему так, словно мёртвая бабка, казавшая кукиши, наворожила. Прорвался через артиллерийский огонь, целый вышел к мосту — танк не подбили, никого из экипажа не ранили.
Правда, когда Есин обнаружил, что у моста он стоит один, а другие танки задержались, промелькнула пакостная мыслишка — что конец, дескать, тут и придёт.
Есин её отбросил. Придёт и придёт. Война длилась четыре дня, а парней хороших полегло немерено. Даже если Петру было суждено стать одним из них — что ж, значит, такие дела. Главное — ребят из окружения вывести.
— Нам бы стрелковой поддержки, — тоскливо сказал связист. — Тогда, может, и продержимся.
Через мост переправлялась пехота. Пехотой, впрочем, её сложно было назвать: это были остатки разбитого воинского подразделения — ещё не пришедшие в себя молодые ребята, растерянные, оставшиеся без командования.
Есин открыл люк и высунулся наружу.
— Что за подразделение? — гаркнул он.
— 126-я стрелковая дивизия, — отрапортовал один из пехотинцев — молодой, лопоухий. Он немедленно встал столбиком, как суслик: на лице его отражалась надежда, что теперь-то всё станет ясно, если у них появится настоящий командир.
Есин выпрыгнул из танка.
— За мной, пехота! — гаркнул он. — Слушать мою команду! Пока за мост не переправляться. Это ясно? Занять позиции у моста, рассредоточиться, прикрывать товарищей.
— А чего нам их прикрывать? — взвизгнул голос, в котором слышались панические нотки. — Это конец, всем конец!
Пётр, не глядя, выстрелил поверх непокрытой русой головы.
— Потому что это приказ, ясно? Здесь занимаем позиции, — показывал он рукой, — здесь, здесь.
«Чудные дела, — подумалось Есину. — Уже сколько на танке гоняю — думал ли, что снова пехотой командовать буду, как в Гражданскую?»
Противник быстро сообразил, что танки скапливаются возле переправы, и начал прицельно бить по железным машинам. Ещё не все подошли, а два танка уже горело.
— Надо отходить, — хмуро признал Есин.
Бросать мост было жалко, но людей — ещё жальче.
46-й полк вернулся на исходные позиции.
— Товарищ полковник, — к Есину подбежал взмыленный и закопчённый начальник штаба Саша Зазимко. — Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Позвольте мне атаку возглавить. Если меня убьют, это ничего ещё, а если вас — всему полку конец.
— Разрешаю, — хмуро кивнул Есин.
Зазимко, который явно не ожидал, что так быстро получится уговорить полковника, всплеснул руками и бросился к своему танку.
Везло ему так, словно мёртвая бабка, казавшая кукиши, наворожила. Прорвался через артиллерийский огонь, целый вышел к мосту — танк не подбили, никого из экипажа не ранили.
Правда, когда Есин обнаружил, что у моста он стоит один, а другие танки задержались, промелькнула пакостная мыслишка — что конец, дескать, тут и придёт.
Есин её отбросил. Придёт и придёт. Война длилась четыре дня, а парней хороших полегло немерено. Даже если Петру было суждено стать одним из них — что ж, значит, такие дела. Главное — ребят из окружения вывести.
— Нам бы стрелковой поддержки, — тоскливо сказал связист. — Тогда, может, и продержимся.
Через мост переправлялась пехота. Пехотой, впрочем, её сложно было назвать: это были остатки разбитого воинского подразделения — ещё не пришедшие в себя молодые ребята, растерянные, оставшиеся без командования.
Есин открыл люк и высунулся наружу.
— Что за подразделение? — гаркнул он.
— 126-я стрелковая дивизия, — отрапортовал один из пехотинцев — молодой, лопоухий. Он немедленно встал столбиком, как суслик: на лице его отражалась надежда, что теперь-то всё станет ясно, если у них появится настоящий командир.
Есин выпрыгнул из танка.
— За мной, пехота! — гаркнул он. — Слушать мою команду! Пока за мост не переправляться. Это ясно? Занять позиции у моста, рассредоточиться, прикрывать товарищей.
— А чего нам их прикрывать? — взвизгнул голос, в котором слышались панические нотки. — Это конец, всем конец!
Пётр, не глядя, выстрелил поверх непокрытой русой головы.
— Потому что это приказ, ясно? Здесь занимаем позиции, — показывал он рукой, — здесь, здесь.
«Чудные дела, — подумалось Есину. — Уже сколько на танке гоняю — думал ли, что снова пехотой командовать буду, как в Гражданскую?»
Противник быстро сообразил, что танки скапливаются возле переправы, и начал прицельно бить по железным машинам. Ещё не все подошли, а два танка уже горело.
— Надо отходить, — хмуро признал Есин.
Бросать мост было жалко, но людей — ещё жальче.
46-й полк вернулся на исходные позиции.
— Товарищ полковник, — к Есину подбежал взмыленный и закопчённый начальник штаба Саша Зазимко. — Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Позвольте мне атаку возглавить. Если меня убьют, это ничего ещё, а если вас — всему полку конец.
— Разрешаю, — хмуро кивнул Есин.
Зазимко, который явно не ожидал, что так быстро получится уговорить полковника, всплеснул руками и бросился к своему танку.
(Пётр Николаевич Есин)
А Пётр был попросту зол на себя. Рванул вперёд, как мальчишка, растянул танковую колонну, других не подождал — вот и получай возвращение на исходные с потерями…
Мелькнула, правда, мысль… Мелькнула — и хотела убежать, как крыса, но Есин поймал её за хвост.
— Разведчика мне, — приказал он адъютанту. — Хорошего. Лучше нескольких.
Трое разведчиков нашлись как раз к тому времени, когда Есин забирался в танк.
— Поищите другие переправы, — хмуро приказал он. — Чувствую я, мы здесь можем и застрять.
Повезло, что он тогда об этом подумал. Вторая атака кончилась, как и первая — ничем. Зато из трёх разведчиков вернулся один, чтобы сообщить: ниже по течению есть другой мост через Ионаву.
Есин тут же обругал себя идиотом, что не вспомнил об этом раньше.
А Пётр был попросту зол на себя. Рванул вперёд, как мальчишка, растянул танковую колонну, других не подождал — вот и получай возвращение на исходные с потерями…
Мелькнула, правда, мысль… Мелькнула — и хотела убежать, как крыса, но Есин поймал её за хвост.
— Разведчика мне, — приказал он адъютанту. — Хорошего. Лучше нескольких.
Трое разведчиков нашлись как раз к тому времени, когда Есин забирался в танк.
— Поищите другие переправы, — хмуро приказал он. — Чувствую я, мы здесь можем и застрять.
Повезло, что он тогда об этом подумал. Вторая атака кончилась, как и первая — ничем. Зато из трёх разведчиков вернулся один, чтобы сообщить: ниже по течению есть другой мост через Ионаву.
Есин тут же обругал себя идиотом, что не вспомнил об этом раньше.
«И всё-таки это не везение»
При переправе бросали бронетехнику — было понятно: топлива нет и не предвидится. Железные чудовища, скопившиеся у моста, словно жалобно скулили вслед, как собаки, оставленные хозяином. Мотопехота тоже бросала машины, артиллеристы — орудия; главное было — спасти людей.
(Немцы осматривают брошенный в районе Каунаса КВ-1, 1941 год)
Долго, тяжело. Но — переправились.
Бой длился двенадцать часов — это Есин запомнил надолго. В девять вечера они двинулись к берегу проклятой Вилии, и в девять утра наконец закончили переправу.
— Повезло, — сказал Есин. И недовольно поморщился: оказалось, он это сказал вслух. Нет никакого везения — есть удачное планирование и командование.
Не видно было ни Фоменко, ни Терещенко. Зато остались танкисты Есина, и стрелки — теперь уже, видимо, тоже его. По крайней мере вот эти, из 126-й дивизии, кто выжил, теперь смотрели не так перепуганно, а вроде бы даже уверенно.
— А дальше, — сказал полковник, — будем выходить из окружения…
Дорога к своим оказалась долгой и трудной. Лесами, болотами — почти вслепую, наугад, лишь с примерным представлением, где могут быть свои.
К июлю удалось выйти с минимальными потерями среди личного состава полка.
Долго, тяжело. Но — переправились.
Бой длился двенадцать часов — это Есин запомнил надолго. В девять вечера они двинулись к берегу проклятой Вилии, и в девять утра наконец закончили переправу.
— Повезло, — сказал Есин. И недовольно поморщился: оказалось, он это сказал вслух. Нет никакого везения — есть удачное планирование и командование.
Не видно было ни Фоменко, ни Терещенко. Зато остались танкисты Есина, и стрелки — теперь уже, видимо, тоже его. По крайней мере вот эти, из 126-й дивизии, кто выжил, теперь смотрели не так перепуганно, а вроде бы даже уверенно.
— А дальше, — сказал полковник, — будем выходить из окружения…
Дорога к своим оказалась долгой и трудной. Лесами, болотами — почти вслепую, наугад, лишь с примерным представлением, где могут быть свои.
К июлю удалось выйти с минимальными потерями среди личного состава полка.
Источник:
Ссылки по теме:
- Минобороны рассекретило документы об освобождении Кишинева
- Клятва чести и мужества: рассекречены документы о подмосковном партизанском движении
- Гильзу с посланием из 1943 года нашли под Ростовом
- Кто вы, доктор Зорге? Почему СССР до 1964 года не признавал знаменитого разведчика
- В Воронеже у одного из домов нашли закопанный пулемет
реклама
