2416
7
Советский анекдот в тему: еврей решил уехать в Израиль. Его спрашивают - почему? - Он отвечает - Праздники надоели. Достал курицу - праздник. Достал полкило мяса - праздник. А уже если достал туалетной бумаги, то вдвойне праздник и орден на шею в виде гирлянды.
«Советская власть делает все для блага человека. И вы знаете этого человека». Так народная память запечатлела «глубоко уважаемого» Леонида Ильича Брежнева, ставшего в 1964 году, после смещения Никиты Хрущева, первым лицом в государстве. Анекдот довольно точно передает суть семидесятых – эпохи «торможения». Новая, «брежневская» элита отказалась от концепции быстрого развития ради «стабильности», обернувшейся на практике отставанием. Темпы роста ВВП, которые в 50-е составляли в среднем 8% в год, снизились в 60-е до 5,5% и в 70-е – до 4%. Соответственно, в условиях «торможения» национальный продукт начал распределяться избирательно. Если каста чиновников и партийных работников ни в чем особо себе не отказывала, то остальная страна, так и не успев «догнать Америку», роптала в очередях и сочиняла анекдоты о «социалистическом изобилии».
Главным героем наступившей эпохи вместо военных и космонавтов становится тот, кто распределяет. Его величество Продавец, Завмаг или, как шутил всесоюзный юморист Аркадий Райкин, – «Директор-магазин». «Вас много, а я одна» – излюбленная фраза «работника прилавка», как почетно обозначалась должность продавца.
Воодушевление от победы над фашизмом и космических побед отходит на второй план. Жизнь советских людей входит в колею обывательскую – поэтапное приобретение, «доставание», тех или иных дефицитных вещей (похоже на китайскую концепцию «трех круглых вещей» -- часы, велосипед, швейная машинка, которые надо обязательно купить). Этапы «потребительского роста» для среднего советского человека выглядели следующим образом – ковер, хрусталь, мебельная «стенка», цветной телевизор, автомобиль. Так как стоило все очень недешево, потребительских кредитов фактически не существовало и за многими вещами приходилось годами «стоять в очереди», стратегию можно было разрабатывать надолго.
Главным героем наступившей эпохи вместо военных и космонавтов становится тот, кто распределяет. Его величество Продавец, Завмаг или, как шутил всесоюзный юморист Аркадий Райкин, – «Директор-магазин». «Вас много, а я одна» – излюбленная фраза «работника прилавка», как почетно обозначалась должность продавца.
Воодушевление от победы над фашизмом и космических побед отходит на второй план. Жизнь советских людей входит в колею обывательскую – поэтапное приобретение, «доставание», тех или иных дефицитных вещей (похоже на китайскую концепцию «трех круглых вещей» -- часы, велосипед, швейная машинка, которые надо обязательно купить). Этапы «потребительского роста» для среднего советского человека выглядели следующим образом – ковер, хрусталь, мебельная «стенка», цветной телевизор, автомобиль. Так как стоило все очень недешево, потребительских кредитов фактически не существовало и за многими вещами приходилось годами «стоять в очереди», стратегию можно было разрабатывать надолго.
Существование среднестатистического человека в условиях дефицита походило на постоянную «охоту»: те, кто не смог оказаться включенным в цепочки ВИП-распределения, старались повсюду заводить «полезные связи». Обычно речь шла о директорах магазинов, заведующих отделами в торговых точках, завхозах. Приобретение дефицита часто напоминало секретную операцию – сначала звонок от «своего человека», потом стремительный рейд в магазин, чтобы там, скрываясь от взглядов прохаживающихся вдоль пустых полок посетителей, полулегально приобрести, зачастую без примерки (если речь шла об одежде), «отложенную» для тебя вещь. О тонкостях вроде нужного цвета или фасона речи не шло. Если вместо ожидаемых джинсов в наличии были, к примеру, вельветовые брюки, приходилось с радостью брать то, что дают. Те, кто не мог приобрести полезные связи, стояли в очередях. Очереди – еще один символ наступавшей эпохи всеобщего дефицита. Они не были еще столь многочисленными и «драматичными», как в эпоху перестройки. Однако советским гражданам мало-помалу приходилось проводить в них все больше времени.
Конечно, уровень товарного дефицита в разных регионах сильно различался. Каждый населенный пункт СССР был отнесен к одной из «категорий снабжения». Всего их было четыре: особая, первая, вторая и третья. К особой и первой категориям относились Москва и Ленинград, крупные промышленные центры, а также такие союзные республики, как Литва, Латвия, Эстония и курорты союзного значения, например Кавказские Минеральные Воды. Жители этих промышленных центров имели право получать из фондов централизованного снабжения хлеб, муку, крупу, мясо, рыбу, масло, сахар, чай, яйца в первую очередь и по более высоким нормам. Потребители особого и первого списков составляли примерно 40% от всех снабжаемых дефицитом, но получали львиную долю государственного снабжения – 70–80%. Если не считать городов-миллионников, то в среднем хуже всего продуктами питания и промышленными товарами снабжалось именно население РСФСР.
Таким образом центр «покупал» лояльность союзных республик. Тем, кто жил в небольших городах, приходилось довольствоваться весьма скудным перечнем товаров. При этом в рамках плановой распределительной экономики ситуация часто доводилась до абсурда. К примеру, в городке Юрьев-Польском Владимирской области, где провел детство автор этих строк, в советские времена работал на местном сырье крупный мясокомбинат. Однако до жителей города, по крайней мере простых смертных, продукция не доходила. Ее распределяли по другим городам области, относившимся к более высокой «категории снабжения».
Не секрет, что наиболее высокий уровень жизни в СССР был в республиках Закавказья и Прибалтики. Возьмем в качестве примера главный фетиш советской эпохи дефицита – личный автомобиль. Если в 1985 году в РСФСР уровень автомобилизации составлял 44,5 автомобиля на тысячу населения (причем в основном за счет Москвы, Ленинграда и южных областей), в Грузии этот показатель равнялся 79, а в Прибалтике – 80–110. Сегодня уровень автомобилизации составляет в среднем по России 250 автомобилей на тысячу населения, а в Грузии – 130.
Доступ к дефициту был одним из главных стимулов в советской системе меритократии. Чем выше человек продвигался в иерархии той системы, в которой он работал (совсем не обязательно речь шла о КПСС), тем больше возможности в этом смысле у него появлялось. Как рассказывает «Газете.Ru» трехкратная олимпийская чемпионка по легкой атлетике Татьяна Казанкина, в результате своих побед за сборную СССР ей удалось улучшить свои жилищные условия, а также приобрести автомобиль.
При этом она отмечает, что в снабжении спортсменов в Советском Союзе никогда не существовало никаких проблем. Во время выездов на соревнования за границу, рассказывает Татьяна Казанкина, она приобретала главным образом одежду, да и то потому, что в СССР сложно было найти «одежду для худеньких женщин». Знаменитый советский хоккеист Борис Майоров в разговоре с нами признался, что заметил наличие в СССР товарного дефицита только во второй половине восьмидесятых.
Особый доступ к дефицитным товарам имели люди, продвинувшиеся по служебной лестнице в той или иной области. Писатели, актеры, ученые, руководители предприятий, отраслевые управленцы, функционеры . У всех были свои спецмагазины и спецпайки. К борьбе с дефицитом подключались профсоюзы, снабжавшие родные коллективы сгущенкой, тушенкой, колбаской и шпротами – по красным дням календаря, а еще и марокканскими мандаринами и шоколадными конфетами – под Новый год и к «октябрьскому празднику». Глава профсоюза сочинял письмо на бланке предприятия в райпищеторг с просьбой отоварить ударников и передовиков производства продуктами (список прилагался).
В то время, когда одни страдали из-за хронического товарного дефицита, другие на нем зарабатывали. Нехватка определенных товаров, а также разница между регулируемыми госценами и ценами черного рынка, создавали чудовищные диспропорции в товарном обмене. К примеру, в восьмидесятые можно было поменять импортный видеоплеер на долю в кооперативной квартире в центре Москвы. Даже в начале девяностых в столице нередко совершались сделки из разряда «Меняю машину «Москвич» на квартиру». Кому-то эти диспропорции приносили огромные доходы. «Уже в семидесятые годы в одной Москве было несколько тысяч долларовых миллионеров», – уверяет Юрий Бокарев.
Весь дефицит, о котором мечтал советский гражданин, можно условно поделить на две основные категории. Первая – товары советского производства той или иной степени повседневной необходимости, начиная от колбасы и заканчивая туалетной бумагой, которую в обиходе обычно заменяли резаными газетами. Те, кто хорошо помнит советские времена, наверняка с иронией относятся к панике по поводу замены итальянского пармезана на «белорусский» или исчезновения мраморной австралийской говядины. В те годы скупали подчистую почти все, включая товары, которые в глазах современного потребителя могут показаться, скажем так, экзотичными. В семидесятые была распространена мода на книги, хрусталь и фарфор. В книжном магазине случались давки за пятитомником Дюма, отца или сына, или за очередным переизданием «Сестры Керри» Теодора Драйзера или «Братьев Карамазовых» Федора Достоевского. Правда, книги в красивых твердых переплетах покупали в основном для того, чтобы заполнять дефицитные же «стенки» (мебельные гарнитуры), придавая им «престижный вид». Зачастую дефицит имел конкретное название – модно было иметь дома товар какого-то конкретного производителя – так, в промтоварных магазинах охотились именно за чешским хрусталем, гэдээровским сервизом «Мадонна» или люстрой «Каскад» с псевдохрустальными висюльками.
Конечно, уровень товарного дефицита в разных регионах сильно различался. Каждый населенный пункт СССР был отнесен к одной из «категорий снабжения». Всего их было четыре: особая, первая, вторая и третья. К особой и первой категориям относились Москва и Ленинград, крупные промышленные центры, а также такие союзные республики, как Литва, Латвия, Эстония и курорты союзного значения, например Кавказские Минеральные Воды. Жители этих промышленных центров имели право получать из фондов централизованного снабжения хлеб, муку, крупу, мясо, рыбу, масло, сахар, чай, яйца в первую очередь и по более высоким нормам. Потребители особого и первого списков составляли примерно 40% от всех снабжаемых дефицитом, но получали львиную долю государственного снабжения – 70–80%. Если не считать городов-миллионников, то в среднем хуже всего продуктами питания и промышленными товарами снабжалось именно население РСФСР.
Таким образом центр «покупал» лояльность союзных республик. Тем, кто жил в небольших городах, приходилось довольствоваться весьма скудным перечнем товаров. При этом в рамках плановой распределительной экономики ситуация часто доводилась до абсурда. К примеру, в городке Юрьев-Польском Владимирской области, где провел детство автор этих строк, в советские времена работал на местном сырье крупный мясокомбинат. Однако до жителей города, по крайней мере простых смертных, продукция не доходила. Ее распределяли по другим городам области, относившимся к более высокой «категории снабжения».
Не секрет, что наиболее высокий уровень жизни в СССР был в республиках Закавказья и Прибалтики. Возьмем в качестве примера главный фетиш советской эпохи дефицита – личный автомобиль. Если в 1985 году в РСФСР уровень автомобилизации составлял 44,5 автомобиля на тысячу населения (причем в основном за счет Москвы, Ленинграда и южных областей), в Грузии этот показатель равнялся 79, а в Прибалтике – 80–110. Сегодня уровень автомобилизации составляет в среднем по России 250 автомобилей на тысячу населения, а в Грузии – 130.
Доступ к дефициту был одним из главных стимулов в советской системе меритократии. Чем выше человек продвигался в иерархии той системы, в которой он работал (совсем не обязательно речь шла о КПСС), тем больше возможности в этом смысле у него появлялось. Как рассказывает «Газете.Ru» трехкратная олимпийская чемпионка по легкой атлетике Татьяна Казанкина, в результате своих побед за сборную СССР ей удалось улучшить свои жилищные условия, а также приобрести автомобиль.
При этом она отмечает, что в снабжении спортсменов в Советском Союзе никогда не существовало никаких проблем. Во время выездов на соревнования за границу, рассказывает Татьяна Казанкина, она приобретала главным образом одежду, да и то потому, что в СССР сложно было найти «одежду для худеньких женщин». Знаменитый советский хоккеист Борис Майоров в разговоре с нами признался, что заметил наличие в СССР товарного дефицита только во второй половине восьмидесятых.
Особый доступ к дефицитным товарам имели люди, продвинувшиеся по служебной лестнице в той или иной области. Писатели, актеры, ученые, руководители предприятий, отраслевые управленцы, функционеры . У всех были свои спецмагазины и спецпайки. К борьбе с дефицитом подключались профсоюзы, снабжавшие родные коллективы сгущенкой, тушенкой, колбаской и шпротами – по красным дням календаря, а еще и марокканскими мандаринами и шоколадными конфетами – под Новый год и к «октябрьскому празднику». Глава профсоюза сочинял письмо на бланке предприятия в райпищеторг с просьбой отоварить ударников и передовиков производства продуктами (список прилагался).
В то время, когда одни страдали из-за хронического товарного дефицита, другие на нем зарабатывали. Нехватка определенных товаров, а также разница между регулируемыми госценами и ценами черного рынка, создавали чудовищные диспропорции в товарном обмене. К примеру, в восьмидесятые можно было поменять импортный видеоплеер на долю в кооперативной квартире в центре Москвы. Даже в начале девяностых в столице нередко совершались сделки из разряда «Меняю машину «Москвич» на квартиру». Кому-то эти диспропорции приносили огромные доходы. «Уже в семидесятые годы в одной Москве было несколько тысяч долларовых миллионеров», – уверяет Юрий Бокарев.
Весь дефицит, о котором мечтал советский гражданин, можно условно поделить на две основные категории. Первая – товары советского производства той или иной степени повседневной необходимости, начиная от колбасы и заканчивая туалетной бумагой, которую в обиходе обычно заменяли резаными газетами. Те, кто хорошо помнит советские времена, наверняка с иронией относятся к панике по поводу замены итальянского пармезана на «белорусский» или исчезновения мраморной австралийской говядины. В те годы скупали подчистую почти все, включая товары, которые в глазах современного потребителя могут показаться, скажем так, экзотичными. В семидесятые была распространена мода на книги, хрусталь и фарфор. В книжном магазине случались давки за пятитомником Дюма, отца или сына, или за очередным переизданием «Сестры Керри» Теодора Драйзера или «Братьев Карамазовых» Федора Достоевского. Правда, книги в красивых твердых переплетах покупали в основном для того, чтобы заполнять дефицитные же «стенки» (мебельные гарнитуры), придавая им «престижный вид». Зачастую дефицит имел конкретное название – модно было иметь дома товар какого-то конкретного производителя – так, в промтоварных магазинах охотились именно за чешским хрусталем, гэдээровским сервизом «Мадонна» или люстрой «Каскад» с псевдохрустальными висюльками.
×
Вторая категория дефицита – разного рода импортные «излишества», символы, как ее называли тогда, «красивой жизни». Джинсы, импортная аудиотехника, кожаные изделия. Произведенные на Западе товары в силу своей недоступности и хорошего качества повсеместно фетишизировались. Неудовлетворенный потребительский спрос доводил ситуацию до того, что советские люди (конечно, далеко не все) заполняли свои серванты пустыми, но красивыми бутылками из-под виски, жестяными пепси-кольными банками и опустошенными сигаретными пачками с изображением ковбоя Мальборо. Эти артефакты в лучших «туземных» традициях с благоговением демонстрировались родственникам и друзьям, которые зачастую не только рассматривали их, но и обнюхивали. Если человек, к примеру, появлялся на публике в импортных джинсах, он неизменно вызывал у других повышенное внимание и даже почитание.
Конечно, власти в СССР понимали ненормальность ситуации, когда вместо «победы коммунизма», обещанной в начале шестидесятых, рядовые советские граждане не обеспечиваются элементарным набором товаром и услуг. Первая половина восьмидесятых была отмечена масштабными попытками победить дефицит. Наибольшие проблемы тогда наблюдались с продовольствием, на 1981 год приходится пик импорта продуктов питания – их закупили на сумму 50 млрд долларов (в долларах 2009 года). Неудивительно, что в 1982 году с большой помпой была утверждена «Продовольственная программа». Ставилась задача ликвидировать в первую очередь нехватку мяса, особенно говядины. В пересчете на душу населения в год на советского человека приходилось 58 кг мяса, рациональная норма – 82–85 кг, утверждали медики.
В ходу сразу появилась шутка: «Питаемся вырезкой из Продовольственной программы». Цели программа, которую, кстати, разрабатывал Михаил Горбачев, ставила грандиозные – к 1990 году увеличить объем производства питания в 2,5 раза. Ликвидации проблем с продовольствием должна была поспособствовать и либерализация дачного строительства. Дачные наделы (по 3–6 соток земли) советским гражданам разрешили тогда приобретать в бессрочное пользование. Выращивать там клубнику, картошку, огурцы – в общем, заниматься «собирательством». Уже став первым лицом в СССР, Горбачев задумал ликвидировать еще один дефицит. Он пообещал, что к 2000 году в соответствии с Жилищной программой «каждая советская семья» будет жить в отдельной квартире или доме. А пока граждане записывались в очередь и стояли в ней десятилетиями в надежде получить «хрущевку» – жилье эконом-класса. Не справившись ни с дефицитом продуктов, ни с дефицитом жилья, Горбачев в итоге ликвидировал страну.
Конечно, власти в СССР понимали ненормальность ситуации, когда вместо «победы коммунизма», обещанной в начале шестидесятых, рядовые советские граждане не обеспечиваются элементарным набором товаром и услуг. Первая половина восьмидесятых была отмечена масштабными попытками победить дефицит. Наибольшие проблемы тогда наблюдались с продовольствием, на 1981 год приходится пик импорта продуктов питания – их закупили на сумму 50 млрд долларов (в долларах 2009 года). Неудивительно, что в 1982 году с большой помпой была утверждена «Продовольственная программа». Ставилась задача ликвидировать в первую очередь нехватку мяса, особенно говядины. В пересчете на душу населения в год на советского человека приходилось 58 кг мяса, рациональная норма – 82–85 кг, утверждали медики.
В ходу сразу появилась шутка: «Питаемся вырезкой из Продовольственной программы». Цели программа, которую, кстати, разрабатывал Михаил Горбачев, ставила грандиозные – к 1990 году увеличить объем производства питания в 2,5 раза. Ликвидации проблем с продовольствием должна была поспособствовать и либерализация дачного строительства. Дачные наделы (по 3–6 соток земли) советским гражданам разрешили тогда приобретать в бессрочное пользование. Выращивать там клубнику, картошку, огурцы – в общем, заниматься «собирательством». Уже став первым лицом в СССР, Горбачев задумал ликвидировать еще один дефицит. Он пообещал, что к 2000 году в соответствии с Жилищной программой «каждая советская семья» будет жить в отдельной квартире или доме. А пока граждане записывались в очередь и стояли в ней десятилетиями в надежде получить «хрущевку» – жилье эконом-класса. Не справившись ни с дефицитом продуктов, ни с дефицитом жилья, Горбачев в итоге ликвидировал страну.
При Горбачеве советская власть фактически объявила о своей неспособности обеспечить граждан элементарным набором товаров и услуг. Обвал нефтяных цен сократил возможности для импорта, а развитие самой советской экономики только замедлялось. Было принято решение развивать «кооперативное движение» – другими словами, разрешили вкладывать в экономику нелегальные капиталы, накопленные за годы распределительной экономики теми, кто имел доступ к дефициту. Эти деньги были инвестированы в производство «вареных джинсов», закупки импортных компьютеров и видеомагнитофонов, скупку недвижимости на тогда еще абсолютно черном рынке. Почти все отечественные олигархи, владеющие сегодня миллиардными состояниями, – выходцы из перестроечной эпохи.
Что думают ученые о причинах дефицита в СССР
Бытовая сторона экономики дефицита известна всем, кто в сознательном возрасте застал времена СССР. И конечно же, не раз доводилось слышать нам тогда фразу — «Неужели нельзя взять да и наладить производство колбасы (духов, сапог, автомобилей и т.д.)? Чем мы глупее и хуже других?» Ни дефицита, ни СССР давно уже нет, однако академическая наука до сих пор пытается разобраться в причинах диспропорций, существовавших в советской экономике.
В экономической науке термин «дефицит товара» означает симптом превышения спроса на этот товар над предложением, то есть недостаток отдельных товаров и услуг, которые покупатели не могут приобрести, несмотря на наличие денег. На самом деле в самом факте дефицита нет ничего страшного, говорит доктор исторических наук, заведующий сектором экономической истории Института экономики РАН Юрий Бокарев:
«Дефицит – это такое же фундаментальное понятие для экономики, как закон сохранения энергии для физики. Собственно, экономика – это и есть система, решающая проблему дефицита. Если нет дефицита, то нечего распределять, производить. То есть вопрос не в наличии дефицита, а в том, как он решается».
Для того чтобы объяснить причины перманентного дефицита в СССР, необходимо понять, какими принципами руководствовалось советское правительство на заре Советского Союза при решении задачи по модернизации страны. В 1920-х годах теоретики и лидеры партии большевиков вели дискуссию о будущей индустриализации и подходах к вопросам планирования. Основной вопрос заключался в том, как следует развиваться советской экономике. Фракция, позднее названная в историографии «правой оппозицией», поддерживала стратегию сбалансированного роста, предусматривающую постепенное расширение государственной и коллективной собственности, рыночное распределение, скромные темпы накопления капитала, распределение капиталовложений между отраслями для обеспечения их пропорционального развития, значительное повышение эффективности и привлечение зарубежной технологии. Их оппоненты — «левая оппозиция» — выступали за ускоренный, несбалансированный рост экономики. Это привело бы к значительному росту накопления капитала за счет вынужденных сбережений (примитивное социалистическое накопление), концентрации капиталовложений в тяжелой промышленности, расширению доли промышленности, подчинению рынка госплану и жестким ограничениям потребления.
В экономической науке термин «дефицит товара» означает симптом превышения спроса на этот товар над предложением, то есть недостаток отдельных товаров и услуг, которые покупатели не могут приобрести, несмотря на наличие денег. На самом деле в самом факте дефицита нет ничего страшного, говорит доктор исторических наук, заведующий сектором экономической истории Института экономики РАН Юрий Бокарев:
«Дефицит – это такое же фундаментальное понятие для экономики, как закон сохранения энергии для физики. Собственно, экономика – это и есть система, решающая проблему дефицита. Если нет дефицита, то нечего распределять, производить. То есть вопрос не в наличии дефицита, а в том, как он решается».
Для того чтобы объяснить причины перманентного дефицита в СССР, необходимо понять, какими принципами руководствовалось советское правительство на заре Советского Союза при решении задачи по модернизации страны. В 1920-х годах теоретики и лидеры партии большевиков вели дискуссию о будущей индустриализации и подходах к вопросам планирования. Основной вопрос заключался в том, как следует развиваться советской экономике. Фракция, позднее названная в историографии «правой оппозицией», поддерживала стратегию сбалансированного роста, предусматривающую постепенное расширение государственной и коллективной собственности, рыночное распределение, скромные темпы накопления капитала, распределение капиталовложений между отраслями для обеспечения их пропорционального развития, значительное повышение эффективности и привлечение зарубежной технологии. Их оппоненты — «левая оппозиция» — выступали за ускоренный, несбалансированный рост экономики. Это привело бы к значительному росту накопления капитала за счет вынужденных сбережений (примитивное социалистическое накопление), концентрации капиталовложений в тяжелой промышленности, расширению доли промышленности, подчинению рынка госплану и жестким ограничениям потребления.
В итоге, как мы знаем, победила вторая концепция, получившая впоследствии название «альтернативной модернизации». «Альтернативная модернизация» была попыткой решить те же задачи, которые решали страны первого и второго эшелонов развития капитализма, но диаметрально иными методами — не путем развития рыночного механизма, а его полной заменой механизмом директивного управления. В самом упрощенном варианте модель командно-административной экономики представляла собой следующую цепочку: государство говорило предприятию, что ему надо производить, какого этот товар должен быть качества, в каком количестве его необходимо произвести и куда впоследствии нужно отправить. При этом контроль за эффективностью расходования ресурсов на производство и за логистикой его сбыта также ложился на официальных лиц страны.
Впрочем, если в условиях одного предприятия эта система и может относительно эффективно работать, то чем больше становится звеньев в цепочке, тем сложнее государству контролировать эффективность производства.
Недостатками командного (директивного) планирования были замедленность его «реакции» на изменение научно-технического прогресса, моды и других обстоятельств нашей быстротекущей жизни. Однако и сменить производство морально устаревших вещей на новые тоже было крайне сложной задачей. Для того чтобы произвести какой-то новый товар, необходимо заново настроить всю производственную цепочку. И пока командная система перераспределяла ресурсы, проходило значительное время, и в результате новый товар, отвечающий всем последним технологическим требованиям, переставал быть современным. Парадокс директивной экономики в том, что дефицит возникал при всеобщей занятости населения и почти полной загрузки производства.
Наглядный пример подобной неповоротливости приводит Юрий Бокарев: «В конце шестидесятых в СССР начался ажиотаж вокруг плащей из итальянской ткани «болонья». Тот, кто достал такой плащ, считался человеком, который «умеет жить».
Частично их привозили из-за границы, в том числе контрабандно из Финляндии. Было также организовано нелегальное производство в Грузии, причем цеховики закупали ткань и «лейблы» прямо в Италии. И вот тут наше правительство решило — почему бы нам самим не производить плащи «болонья»? Через некоторое время все магазины были забиты миллионами этих плащей, но их уже мало кто покупал. Почему? Советскому человеку хотелось не только одеться, но и выделиться с помощью одежды из общей массы. Плановое производство мыслило «миллионами» и просто не учитывало такие «тонкости».
Впрочем, если в условиях одного предприятия эта система и может относительно эффективно работать, то чем больше становится звеньев в цепочке, тем сложнее государству контролировать эффективность производства.
Недостатками командного (директивного) планирования были замедленность его «реакции» на изменение научно-технического прогресса, моды и других обстоятельств нашей быстротекущей жизни. Однако и сменить производство морально устаревших вещей на новые тоже было крайне сложной задачей. Для того чтобы произвести какой-то новый товар, необходимо заново настроить всю производственную цепочку. И пока командная система перераспределяла ресурсы, проходило значительное время, и в результате новый товар, отвечающий всем последним технологическим требованиям, переставал быть современным. Парадокс директивной экономики в том, что дефицит возникал при всеобщей занятости населения и почти полной загрузки производства.
Наглядный пример подобной неповоротливости приводит Юрий Бокарев: «В конце шестидесятых в СССР начался ажиотаж вокруг плащей из итальянской ткани «болонья». Тот, кто достал такой плащ, считался человеком, который «умеет жить».
Частично их привозили из-за границы, в том числе контрабандно из Финляндии. Было также организовано нелегальное производство в Грузии, причем цеховики закупали ткань и «лейблы» прямо в Италии. И вот тут наше правительство решило — почему бы нам самим не производить плащи «болонья»? Через некоторое время все магазины были забиты миллионами этих плащей, но их уже мало кто покупал. Почему? Советскому человеку хотелось не только одеться, но и выделиться с помощью одежды из общей массы. Плановое производство мыслило «миллионами» и просто не учитывало такие «тонкости».
При этом чем сложнее новое изобретение, тем с большим опозданием и достаточно болезненно его воспринимает административно-плановая система, ориентированная фактически на простое воспроизводство. И если в бытовой сфере этот временной лаг еще можно было нивелировать за счет поставки товара из соседних стран соцблока, то в промышленности это приводило к технологическому отставанию и износу оборудования. В результате в 1989 году средний срок службы оборудования в отечественной промышленности составлял 26 лет, превышая более чем в 2 раза существовавший официальный норматив. К тому же удобная для директивного планирования государственная система постоянных цен лишала их необходимой гибкости. Существующие цены уже фактически не отражали ни величину общественно необходимых затрат, ни величину общественной потребности.
Целевой характер финансирования и строгий контроль за использованием выделенных средств также не позволяли гибко использовать имеющиеся ресурсы. Существовавшая система финансирования фактически не стимулировала и экономию уже выделенных средств. Экономия средств, напротив, могла стать основанием для сокращения финансовых ассигнований в будущем году. Проще говоря, если предприятие не смогло в течение года израсходовать все 100% выделенных средств, а израсходовало лишь 90%, то в следующем году сумма ассигнований со стороны правительства будет сокращена на эти неизрасходованные 10%, в то же время планы по производству вновь возрастут.
Целевой характер финансирования и строгий контроль за использованием выделенных средств также не позволяли гибко использовать имеющиеся ресурсы. Существовавшая система финансирования фактически не стимулировала и экономию уже выделенных средств. Экономия средств, напротив, могла стать основанием для сокращения финансовых ассигнований в будущем году. Проще говоря, если предприятие не смогло в течение года израсходовать все 100% выделенных средств, а израсходовало лишь 90%, то в следующем году сумма ассигнований со стороны правительства будет сокращена на эти неизрасходованные 10%, в то же время планы по производству вновь возрастут.
О советской колбасе
С течением времени дефицит стал неизбежно приводить и к ухудшению качества продукции. Для того чтобы покрыть возникающий дефицит, властям было необходимо любыми способами увеличить количество производимых товаров, даже жертвуя качеством. Эту стратегию советское руководство было вынуждено применять и в отношении пищевой промышленности. Так, согласно официально утвержденному в СССР ГОСТу, колбасные изделия могли содержать до 35% немясных продуктов: жиры, крахмал, воду и другие ингредиенты.
Еще одна важная причина, в силу которой в СССР производство потребительских товаров никогда не было главным приоритетом, — это постоянная подготовка к вооруженному противостоянию. «План в первую очередь был ориентирован на стратегически важные продукты и отрасли, — рассказывает Юрий Бокарев. — Делали неплохо атомные станции, атомные ледоколы, баллистические ракеты. А на потребительские товары средств уже просто не хватало. Это финансировалось по остаточному принципу». Историк рассказывает апокриф из биографии Никиты Хрущева — руководитель советского государства выступал перед коллективом предприятия в Архангельской области. Как обычно, спросил про житье-бытье. В зале поднялся ропот: масла нет, мяса нет. Тогда Хрущев повернулся к народу задом, раздвинул полы пиджака и закричал, хлопая себя по ляжкам: "Вам мясо дай, вам масло дай, а Америке голый зад подставляй?"
Этот исторический анекдот про эксцентричного советского лидера хорошо иллюстрирует отношение руководства страны к снабжению населения товарами первой необходимости. К тому же надо учитывать следующий момент — в пятидесятые и даже шестидесятые многие, включая партийную верхушку, сопоставляли уровень жизни с периодами довоенного и военного полуголода (а временами и голода), потому граждане не выдвигали особых требований к власти. Однако в семидесятые и восьмидесятые появилось поколение людей, которые не помнили по-настоящему голодные времена и сравнивали уровень жизни в СССР с тем, как обстоят дела в ведущих западных странах, тем более что Советский Союз сам активно продвигал себя как «сверхдержаву».
Возможно, полагает Юрий Бокарев, именно эти завышенные ожидания не дали Советскому Союзу пройти через плавную, постепенную трансформацию экономики и общественного сознания вместо того, чтобы с большими издержками и потерями развалиться на части: «Мне видится поступательное движение от двадцатых, тридцатых годов к послевоенным временам — шестидесятым, семидесятым. Из-за низкого уровня развития страны поначалу был дефицит продуктов питания, даже хлеба, позже появляется уже дефицит другого рода — нехватка «престижных» товаров. Нельзя сказать, что этим никто не занимался. Были определенные сдвиги, в семидесятых годах СССР очень расширил свои международные экономические связи, в том числе и по закупке товаров народного потребления. Одновременно в 1977 году Брежнев принял конституцию, где в преамбуле главным были признаны права человека. Мы встали на путь постепенного встраивания нашей системы в мировую, не нужно было форсировать события, все произошло бы само собой».
Еще одна важная причина, в силу которой в СССР производство потребительских товаров никогда не было главным приоритетом, — это постоянная подготовка к вооруженному противостоянию. «План в первую очередь был ориентирован на стратегически важные продукты и отрасли, — рассказывает Юрий Бокарев. — Делали неплохо атомные станции, атомные ледоколы, баллистические ракеты. А на потребительские товары средств уже просто не хватало. Это финансировалось по остаточному принципу». Историк рассказывает апокриф из биографии Никиты Хрущева — руководитель советского государства выступал перед коллективом предприятия в Архангельской области. Как обычно, спросил про житье-бытье. В зале поднялся ропот: масла нет, мяса нет. Тогда Хрущев повернулся к народу задом, раздвинул полы пиджака и закричал, хлопая себя по ляжкам: "Вам мясо дай, вам масло дай, а Америке голый зад подставляй?"
Этот исторический анекдот про эксцентричного советского лидера хорошо иллюстрирует отношение руководства страны к снабжению населения товарами первой необходимости. К тому же надо учитывать следующий момент — в пятидесятые и даже шестидесятые многие, включая партийную верхушку, сопоставляли уровень жизни с периодами довоенного и военного полуголода (а временами и голода), потому граждане не выдвигали особых требований к власти. Однако в семидесятые и восьмидесятые появилось поколение людей, которые не помнили по-настоящему голодные времена и сравнивали уровень жизни в СССР с тем, как обстоят дела в ведущих западных странах, тем более что Советский Союз сам активно продвигал себя как «сверхдержаву».
Возможно, полагает Юрий Бокарев, именно эти завышенные ожидания не дали Советскому Союзу пройти через плавную, постепенную трансформацию экономики и общественного сознания вместо того, чтобы с большими издержками и потерями развалиться на части: «Мне видится поступательное движение от двадцатых, тридцатых годов к послевоенным временам — шестидесятым, семидесятым. Из-за низкого уровня развития страны поначалу был дефицит продуктов питания, даже хлеба, позже появляется уже дефицит другого рода — нехватка «престижных» товаров. Нельзя сказать, что этим никто не занимался. Были определенные сдвиги, в семидесятых годах СССР очень расширил свои международные экономические связи, в том числе и по закупке товаров народного потребления. Одновременно в 1977 году Брежнев принял конституцию, где в преамбуле главным были признаны права человека. Мы встали на путь постепенного встраивания нашей системы в мировую, не нужно было форсировать события, все произошло бы само собой».
Источник:
Ссылки по теме:
- Уникальные мозаики, сохранившиеся со времен Советского Союза
- 12 советских актрис, которые мастерски сыграли в кино школьниц
- Депутат Госдумы предложил ввести льготы для "жертв перестройки"
- В США в честь 60-летия визита Хрущева установили памятник
- 5 октября Прага будет прощаться со своим "соловьём" - любимцем советской публики
Новости партнёров
реклама
PS: И отставание соц.стран в тех.развитии (и соответственно потом и в др.направлениях) - это тоже было неизбежно при железном занавесе - на голом энтузиазме (без реальной конкуренции) далеко не уедешь.
В 1987 году производство продуктов питания росло опережающими темпами по сравнению с ростом численности населения и заработной платы. Прирост производства по сравнению с 1980 годом в мясной отрасли составил 135 процентов, в маслосыродельной - 131, в рыбной - 132, мукомольно-крупяной - 123. Средняя зарплата увеличилась на 19 процентов. Все предприятия пищевой промышленности работали на полную мощность и без перебоев. Но уже в конце 1988 года даже в Москве, откуда жители ближайших городов и командированный люд вывозили все, что могли «достать», появились талоны. Вскоре уже и по ним что-то купить стало почти невозможно. Люди сутками дежурили в очередях, каждые три часа устраивая переклички. Чуть ли не дрались и недоумевали: куда же все вдруг подевалось, вплоть до табака?
Вывод можно сделать только один: дефицит был создан искусственно, причем не на стадии производства, а в сфере распределения.
Саботаж уже тогда был виден невооружённым взглядом, например – одновременно, по всей стране, неожиданно под разным предлогом закрыли все табачные фабрики – отправив рабочих в отпуска. По тому же сценарию создавали искусственный дефицит и по другим продуктам-изделиям – стиральные порошки, мыло, продукты питания и т.д.
Хотя запасы продуктов и товаров народного потребления и были на складах – их запрещали вновь подвозить в крупные промышленные центры, те же что были уже подвезены – не разгружали из вагонов и т.д. В Москве этим саботажем руководили Попов (будущий первый мэр) и Лужков (будущий второй мэр).
Юрий Лужков, тогда «начпрод» Москвы, объяснил начавшиеся перебои так. Дескать, «мяса в Москву мы могли бы поставить значительно больше, до полного удовлетворения спроса, но фронт выгрузки рефрижераторных секций не позволяет. Ибо не хватает подъездных путей, холодильник не успевают выгружать».
К 1991-му в результате «перестройки» и созданной системы двоевластия в Москве (два конкурентных и соперничающих друг с другом правительства – СССР и РСФСР, Горбачева и Ельцина) развал в экономике уже доведён был до полного хаоса. В некоторых регионах начинаются табачные бунты, так как даже по карточкам сигареты не купить. Они просто «исчезли».
Николай Рыжков, в 1985-1990 гг. – председатель Совета Министров СССР, в телевизионной программе «СССР. Крах империи» (7-я серия), показанной 11 декабря 2011 года (канал НТВ) рассказывает, как в стране искусственно создавался этот табачный голод: «Мне звонит Горбачев и говорит: «Вот у меня Ельцин, ты не можешь зайти ко мне?» Я пришёл. А я уже знал, что творится. Несколько дней чуть ли не бунты происходили. Я говорю: «Михаил Сергеевич, а почему вы меня спрашиваете? Вон рядом с вами Борис Николаевич, вот с него и спросите.
Борис Николаевич, я, может, ошибусь, 28 фабрик табачных. Из них 26 остановили на ремонт в один день.
Тот (т.е. Горбачев): «Борис Николаевич, на каком основании вы приняли решение остановить практически полностью табачную промышленность республики. Зачем вы это сделали?»
И в самом деле, зачем? Если это не сознательный саботаж и вредительство, то, что это? И всё это делалось новой, уже демократической, властью Российской Федерации ради окончательной дискредитации и ликвидации власти своего соперника, Горбачева вместе с СССР, и для захвата единоличной власти через развал страны
А вот, что говорит в этой же программе Юрий Прокофьев, в 1989-1991 гг. 1-ый секретарь Московского городского комитета КПСС: «Есть документ: выступление Попова на Межрегиональной депутатской группе, где он говорил, что надо создать такую ситуацию с продовольствием, чтобы продукты выдавали по талонам. Чтобы это вызвало возмущение рабочих и их выступления против Советской власти». И совершенно чётко: летом 91-го года на подъездных путях к Москве стояли эшелоны с маслом, сыром, мясом, стояли рефрижераторы, которые в Москву не пускали».
О том, что проблемы с продовольствием и другими товарами в СССР ещё в 1990-м году создавались искусственно, пишет и Михаил Полторанин: «Я встретил в Москве старого знакомого Теймураза Авалиани – его избрали народным депутатом СССР от Кузбасса. (Своё имя и фамилию ему, русскому, дал грузинский солдат, который подобрал его плачущим ребёнком около убитых немцами родителей и отнёс в детдом). Мы зашли с ним на заседание МДГ. Он послушал Гавриила Попова, Анатолия Собчака, Виктора Пальма из Эстонии и сказал: «Нет, это опять словоблудие!» И потянул меня на выход. Там и сообщил новость: кто-то стремится спровоцировать в Кузбассе социальный взрыв. С чего он это взял? Много признаков преднамеренного доведения шахтёров до бунта: задержка денежных средств, запрет на выдачу спецодежды и другое. Но особенно показательно исчезновение товаров с прилавков магазинов. Сначала не стало мясной и молочной продукции, хлебных изделий. Народ загудел. Потом не стало постельного белья, носков, сигарет, лезвий для бритья. А потом исчезли с прилавков чай, стиральный порошок, туалетное и хозяйственное мыло. И всё это в течение короткого времени. Шахтёрам стало нечего есть и нечем умываться.»
В Ленинграде по талонам отпускают сахар и другие продукты, а станция Ленинград-Варшавская забита неразгруженными вагонами. Так в январе 1990 года ежесуточно простаивало по 120 -140 вагонов. Члены рейдовой бригады газеты «Рабочая Трибуна» и еще ряда газет Ленинграда прошли по цепочке от вагонов на железнодорожных станциях до прилавков магазинов и констатировали: «…организованный саботаж».
Естественно, что скопление сотен тысяч вагонов с товарами и продовольствием, в том числе импортным, по всей стране автоматически притягивало в себе взоры торговой мафии, которая в тесном альянсе с уголовной мафией начала массовые грабежи этих товаров. Ни у какого МПС не хватило бы сил обеспечить охрану и сохранность грузов в таких гигантских объемах и на такой огромной территории. Количество преступлений на железных дорогах и станциях стало удваиваться почти ежемесячно.
Такая картина наблюдалась фактически во всех более менее крупных городах Союза. Сигналы «SOS» летели по всей стране и в первую очередь из портов: Ильнчевский порт (чай, кофе, детское белье, масло, стиральные порошки.)
71.000 тонн импортных грузов простаивает, так как нет вагонов; Новороссийский порт, только в одном сентябре 1989 г. недополучил от МПС
3.200 вагонов для разгрузки грузов; Одесский порт, Таллинский, Рижский…
Отовсюду потоком идут телеграммы: «дайте вагоны», а в это время сотни тысяч вагонов месяцами стоят неразгруженными на товарных станциях. По сообщению газеты «Советская Россия» (18.03.1990 г.) двадцатитонные контейнеры с товарами народного потребления простаивали от 60 до 90 дней. Только за 1989 год МПС не дал только в порты страны свыше 170.000 вагонов. За простой каждого зафрахтованного судна (а их было сотни) государство платило огромные штрафы в валюте, доходящие до 600.000 долларов. Грубые прикидки ущерба нанесенного Министерству путей сообщения за период 1988-1990 годов составил около 46 миллиардов рублей или свыше 70 миллиардов долларов США по курсу того времени.
Ситуация, при которой полки магазинов были пусты, а в стране имелись в избытке любые продукты и товары, могла привести только к одному к бунтам населения. В городах страны, в первую очередь в крупных промышленных центрах, где многочисленный рабочий класс, в Москве и Ленинграде начинаются массовые протесты людей умело переводимые в бунты и беспорядки.
https://www.eg.ru/politics/45525/https://www.eg.ru/politics/45525/
https://burckina-new.livejournal.com/196273.htmlhttps://burckina-new.livejournal.com/196273.html
https://politikus.ru/articles/66442-kak-razvalili-sssr-cherehttps://politikus.ru/articles/66442-kak-razvalili-sssr-chere...
Плюс,конечно,фактор постоянного "задабривания" союзных республик,опять же в ущерб главной тягловой силы страны - РСФСР,где ассортимент в магазинах был в разы скуднее,чем в каком-нибудь Таджикистане.
Кроме того,постоянная помощь многочисленным "братьям" из экзотических стран,когда каждый туземный царек знал,что стоит ему только после переворота заявить,что его страна выбирает "социалистический путь развития" - и из СССР тут-же последует военная и экономическая помощь.
И разумеется идиотическое явление под названием "плановая экономика",когда некие дяди в очках и шляпах решали за тебя,сколько ты можешь сносить носков и рубашек и какое количество колбасы ты имеешь право съесть в течении пятилетнего плана. В общем,если честно,то экономика страны в таком виде была обречена - вопрос был лишь во времени.
Надеюсь, горби в аду жарится на отдельной сковороде
Бабушкины рассказы. Как жили в деревне до войны
Будешь моей учительницей?