8711
6
Он не знал, что происходило южнее и севернее, хотя, судя по канонаде, кругом повсюду шел бой,- но одно он твердо знал и еще тверже чувствовал: эти три дома, разломанные окна, разбитые квартиры, он, его солдаты, убитые и живые, женщина с тремя детьми в подвале - все это, вместе взятое, была Россия, и он, Сабуров, защищал ее. Если он умрет или сдастся, то этот кусочек перестанет быть Россией и станет немецкой землей, а этого он не мог себе представить.
Из книги К. Симонова "Дни и ночи"
Сабуров встал с дивана и подошел к телефону.
- Спите? - глухим, далеким голосом спросил в телефон Бабченко.
- Да.
- Спите, а у вас все в порядке?
- Все в порядке,- ответил Сабуров, чувствуя, что с каждой секундой этого злившего его разговора с него все больше соскакивает сон.
- Меры на случай ночной атаки приняли?
- Принял.
- Ну, тогда спите.
И Бабченко положил трубку.
По тому, как Сабуров вздохнул, Масленников, тоже проснувшийся и сидевший на кровати против него, мог примерно представить, какого содержания был разговор.
- Подполковник? - спросил Масленников.
- Спите? - глухим, далеким голосом спросил в телефон Бабченко.
- Да.
- Спите, а у вас все в порядке?
- Все в порядке,- ответил Сабуров, чувствуя, что с каждой секундой этого злившего его разговора с него все больше соскакивает сон.
- Меры на случай ночной атаки приняли?
- Принял.
- Ну, тогда спите.
И Бабченко положил трубку.
По тому, как Сабуров вздохнул, Масленников, тоже проснувшийся и сидевший на кровати против него, мог примерно представить, какого содержания был разговор.
- Подполковник? - спросил Масленников.
Сабуров молча кивнул и попробовал снова лечь и заснуть. Но, как это часто бывает в дни особенной усталости, сон уже не возвращался. Полежав несколько минут, Сабуров спустил босые ноги на пол, закурил и впервые внимательно оглядел комнату, в которой ,уже несколько дней помещался его штаб.
×
На клеенке, покрывавшей стол, остались два свежепрожженных круга один побольше, очевидно от сковородки, другой поменьше- от кофейника. Вероятно, хозяин квартиры уехал отсюда, предварительно отправив семью, и последние несколько дней вел непривычный для себя холостяцкий образ жизни. У шкафа воздушной волной были выбиты стеклянные дверцы, и он ничего не мог сказать о хозяевах, потому что из него все было вынуто. Зато на письменном столе были многочисленные следы жизни всей семьи. Спицы с начатым вязаньем, кипа технических журналов, несколько растрепанных томиков Чехова, старые, замусоленные учебники третьего класса и аккуратная стопка новых учебников четвертого... Потом Сабурову попались на глаза детские тетради по русскому языку. Он с профессиональным любопытством человека, который когда-то готовил себя к педагогической карьере, стал перелистывать эти тетрадки. На первой странице одной из них начиналось сочинение: "Как мы были на мельнице". "Вчера мы были на мельнице. Мы смотрели, как мелют муку..." В слове "мелют" "ю" было зачеркнуто, поставлено "я", снова зачеркнуто и восстановлено "ю". "Сначала зерно везут на элеватор, потом с элеватора транспортер везет его на мельницу, потом..."
Закрыв тетрадку, Сабуров вспомнил, как еще с левого берега Волги он видел огромный пылавший элеватор, может быть, тот самый, о котором прочел сейчас в этой ученической тетрадке.
Закрыв тетрадку, Сабуров вспомнил, как еще с левого берега Волги он видел огромный пылавший элеватор, может быть, тот самый, о котором прочел сейчас в этой ученической тетрадке.
Второй ребенок в квартире, очевидно, был совсем маленький. На столе валялось несколько листиков, вырванных из тетрадки, исчерченных красным и синим карандашом. На рисунках были изображены кособокие дома, горящие фашистские танки, падающие с черным дымом фашистские самолеты и надо всем маленький, нарисованный красным карандашом наш истребитель. Это было исконное детское представление о войне - мы только стреляли, а фашисты только взрывались.
Впрочем, как ни горько было вспоминать ошибки прошлого, Сабуров невольно подумал, что перед войной слишком многие взрослые люди были недалеки от такого именно представления о ней.
Война... Последнее время он, вспоминая свою жизнь, невольно приводил ее всю к этому единственному знаменателю и задним числом делил свои довоенные жизненные поступки на плохие и хорошие не вообще, а применительно к войне. Одни житейские привычки и склонности сейчас, когда он воевал, мешали ему, другие- помогали. Вторых было больше, должно быть потому, что люди, подобно ему начавшие самостоятельную жизнь в годы первой пятилетки, прошли такую тяжелую школу жизни, полную самоотверженности и самоограничений, что война, если исключить постоянную возможность смерти, не могла поразить их своими повседневными тяготами.
Ссылки по теме:
- Самые необычное оружие Второй мировой войны
- Легенда заброшенного Санкт- Петербурга - завод «Красный Треугольник»
- 15 фактов о Великой Отечественной войне, от которых идут мурашки по коже
- Советский разведчик смеётся перед расстрелом в Финляндии
- 27 января - День снятия блокады Ленинграда
реклама
Это великий подвиг жителей Сталинграда.
Что не так с постом и фото?