5459
5
Зачем люди ищут безымянные могилы павших бойцов, какие необъяснимые вещи происходят в поиске и удастся ли похоронить всех погибших солдат Великой Отечественной войны? Об этом корреспондент «Защищать Россию» побеседовал с жителем смоленской Ельни Сергеем Пановым, который почти сорок лет занимается поисковой работой.
Я занимаюсь поисками останков пропавших солдат давно, с 1976 года. Раньше у нас поля пахались, были корчевки. И практически везде в земле попадались человеческие кости. Здесь шли страшные бои, родители мне рассказывали, как всего за два дня было уничтожено шесть дивизий, а это почти сто тысяч человек. И пополнение шло бесконечно.
Начиная с 1970-х годов к нам на поиски стали приезжать студенты из Москвы. Ребята были все дружные, добрые. Я со своими друзьями помогал им в поисках и постепенно сам втянулся. Найденные останки студенты отвозили на захоронение в Ельню.
Но вообще местные жители, особенно кто постарше, тогда относились к таким поискам недружелюбно. В те годы еще были живы люди, много людей, кто видел войну своими глазами. Они знали, как солдаты гибли, как потом местным жителям приходилось их закапывать в санитарных захоронениях — безымянных по сути могилах. Всё ругались: «Зачем раскапываете, зачем тревожите их»?
Но, с другой стороны, мне отец рассказывал, что некоторые захоронения начали переносить в Ельню еще в пятидесятые годы.
Большая часть погибших на территории нашего района — молодежь 20–25 лет. Редко когда попадались тридцатилетние бойцы. Да и их я взрослыми не назову. К тридцати годам у мужчины только ум начинает созревать. Сила еще полностью себя не проявила. А они, еще ничего не набравшись, умирали здесь. Как-то раз мы поднимали бойцов 106-й дивизии, выкопали останки 70 человек. Так вот самому старшему было 27 лет. Всем остальным — по 19 лет, 20, 23… Все дети.
Начиная с 1970-х годов к нам на поиски стали приезжать студенты из Москвы. Ребята были все дружные, добрые. Я со своими друзьями помогал им в поисках и постепенно сам втянулся. Найденные останки студенты отвозили на захоронение в Ельню.
Но вообще местные жители, особенно кто постарше, тогда относились к таким поискам недружелюбно. В те годы еще были живы люди, много людей, кто видел войну своими глазами. Они знали, как солдаты гибли, как потом местным жителям приходилось их закапывать в санитарных захоронениях — безымянных по сути могилах. Всё ругались: «Зачем раскапываете, зачем тревожите их»?
Но, с другой стороны, мне отец рассказывал, что некоторые захоронения начали переносить в Ельню еще в пятидесятые годы.
Большая часть погибших на территории нашего района — молодежь 20–25 лет. Редко когда попадались тридцатилетние бойцы. Да и их я взрослыми не назову. К тридцати годам у мужчины только ум начинает созревать. Сила еще полностью себя не проявила. А они, еще ничего не набравшись, умирали здесь. Как-то раз мы поднимали бойцов 106-й дивизии, выкопали останки 70 человек. Так вот самому старшему было 27 лет. Всем остальным — по 19 лет, 20, 23… Все дети.
×
Во время вахты памяти на хуторе Клемятинском каждый день мы поднимали по 10–12 человек. Думаешь, Господи, да сколько же здесь мальчишек положили? На каждом квадратном метре лежат. Если представить эту картину, то ногой некуда было ступить, все в трупах. Очень много таких мест.
За свою жизнь я поднял больше пяти тысяч солдат. Бывали дни, когда и по тридцать человек выкапывал. Сейчас, если не останавливаться, тоже можно и десять, и пятнадцать солдат за день найти. Одного-двух можно найти и на местах старых раскопок, где, казалось бы, никого уже не осталось.
Это трудно объяснить словами, но иногда возникает ощущение, что сами погибшие ведут тебя в поисках. Когда находишь человек 300, то начинаешь ощущать за собой их силу, как они помогают тебе найти место захоронения. И не только в этом. Я человек верующий, в трудную минуту чувствовал, что мне кто-то помогает, удерживает от неправильных поступков.
У меня есть примета — если ты нашел солдата, то не останавливайся в этот день, тогда будешь находить их до самого вечера. А если притормозил, то можешь и не продолжать.
Для меня в поиске нет ничего сложного. Главное, чтобы у бойца был при себе какой-нибудь металл. Тогда можно его обнаружить прибором. А если его нет, то можно искать щупом. Когда идешь по полю, то можно «услышать», где находилась траншея. На ее месте щуп погружается в землю с характерным проваливанием, а там, где пусто, одна земля, он идет равномерно.
За свою жизнь я поднял больше пяти тысяч солдат. Бывали дни, когда и по тридцать человек выкапывал. Сейчас, если не останавливаться, тоже можно и десять, и пятнадцать солдат за день найти. Одного-двух можно найти и на местах старых раскопок, где, казалось бы, никого уже не осталось.
Это трудно объяснить словами, но иногда возникает ощущение, что сами погибшие ведут тебя в поисках. Когда находишь человек 300, то начинаешь ощущать за собой их силу, как они помогают тебе найти место захоронения. И не только в этом. Я человек верующий, в трудную минуту чувствовал, что мне кто-то помогает, удерживает от неправильных поступков.
У меня есть примета — если ты нашел солдата, то не останавливайся в этот день, тогда будешь находить их до самого вечера. А если притормозил, то можешь и не продолжать.
Для меня в поиске нет ничего сложного. Главное, чтобы у бойца был при себе какой-нибудь металл. Тогда можно его обнаружить прибором. А если его нет, то можно искать щупом. Когда идешь по полю, то можно «услышать», где находилась траншея. На ее месте щуп погружается в землю с характерным проваливанием, а там, где пусто, одна земля, он идет равномерно.
Без металла много останков. Во время войны после боя местные жители раздевали погибших солдат. А что было делать, если немцы сожгли всю деревню? Вот и брали одежду с мертвых, перешивали и носили. Был такой случай, когда мы нашли бойца, а при нем только пуговички от кальсон и больше ничего не было.
С каждым годом все труднее устанавливать имена павших. Прошло больше 70 лет, записки в медальонах истлевают, личные вещи, на которых могли быть нацарапаны фамилии бойцов, тоже разрушаются.
Медальоны были не у всех. Некоторые выбрасывали их, чтобы (если вдруг окажутся в плену) немцы не узнали их имен. Но было и так — в восьмидесятых годах я выкопал 32 солдата, и у всех оказались медальоны. Практически все прочитались. Раньше не было никаких экспертиз — что прочитал, то прочитал. Так что безымянных бойцов больше.
Иногда происходят необъяснимые вещи. Пару лет назад, 22 июня, был такой случай: стояла солнечная погода, я сено раскидывал, и вдруг чувствую — надо ехать. Приехал к оврагу, спустился в него. А там бурьяном все заросло по пояс, в такой высокой траве очень сложно металлоискателем работать. И вот только я его включил — тут же пошел сигнал. Я щупом землю проверил — и получилось, что я пришел четко на место, где останки были. Ни шагу вправо-влево, а именно к павшим бойцам.
С каждым годом все труднее устанавливать имена павших. Прошло больше 70 лет, записки в медальонах истлевают, личные вещи, на которых могли быть нацарапаны фамилии бойцов, тоже разрушаются.
Медальоны были не у всех. Некоторые выбрасывали их, чтобы (если вдруг окажутся в плену) немцы не узнали их имен. Но было и так — в восьмидесятых годах я выкопал 32 солдата, и у всех оказались медальоны. Практически все прочитались. Раньше не было никаких экспертиз — что прочитал, то прочитал. Так что безымянных бойцов больше.
Иногда происходят необъяснимые вещи. Пару лет назад, 22 июня, был такой случай: стояла солнечная погода, я сено раскидывал, и вдруг чувствую — надо ехать. Приехал к оврагу, спустился в него. А там бурьяном все заросло по пояс, в такой высокой траве очень сложно металлоискателем работать. И вот только я его включил — тут же пошел сигнал. Я щупом землю проверил — и получилось, что я пришел четко на место, где останки были. Ни шагу вправо-влево, а именно к павшим бойцам.
Я поднял троих солдат, но медальон оказался только у одного. Я привез медальон домой, сел за стол и стал его раскручивать. Открыл его, встряхнул и вдруг оттуда вылетела бумажка, упала на стол и сама развернулась — мол, читай, Сергей Васильевич! Тогда как обычно эти бумажки очень трудно раскрыть, приходится аккуратно поддевать их пинцетом и иголками. А тут она сама раскрылась. Тот боец оказался с Урала. Буквально через неделю нашлись его родственники, очень старенькие, не смогли приехать за ним. Глава администрации их района забирала останки.
Еще случай — достал из медальона записку, развернул, а она пустая. И вдруг на ней начал проявляться текст. Я схватил ручку и стал записывать. Как только я переписал все данные погибшего бойца (он был из Саратова), текст исчез. Растворился полностью за пару минут. Вот что это было?
Я в своем районе самый старый поисковик. Все, кто сейчас занимается поисками пропавших солдат, прошли через мои руки. Копать мне уже становится тяжело, но искать захоронения по-прежнему интересно. Поэтому люблю работать с каким-нибудь поисковым отрядом. У меня такой принцип — если в отряде есть молодые ребята и матерые опытные поисковики, то я, когда найду захоронение, «старикам» не дам копать. Пусть молодежь копает. Что они — зря ехали?
При раскопках большого захоронения был случай с двумя девчонками из поискового отряда. Одна работала в яме, очень торопилась, хотела медальон побыстрей найти. И с землей его выбросила наверх, не заметила. А вторая его нашла в отвале земли. Так вот первая от досады так расплакалась, что мы ее еле успокоили.
Молодежь втягивается после того, как побывает в поиске. Многие ребята потом не могут остановиться. По своей воле ищут, никто не заставляет их это делать. Наверное, души павших их притягивают.
Хотя это бездна. Это никогда не кончится. Вот вахта постояла на поле, пятьсот человек подняли, исходили это поле вдоль и поперек, вроде бы больше никого нет. Они уехали, я прошелся по полю и нашел останки. Каждый год с одного и того же места поднимают по 400–500 солдат. Вот откуда они берутся? Такое впечатление, что их земля наверх выталкивает. Наверное, так происходит потому, что каждому павшему уготовано свое время, свой час.
Зачем я это делаю? Непростой вопрос… Так скажу: это же люди, они Родину защищали. И, чисто по-человечески, нельзя их просто бросить в поле, хоть они и мертвые.
Еще случай — достал из медальона записку, развернул, а она пустая. И вдруг на ней начал проявляться текст. Я схватил ручку и стал записывать. Как только я переписал все данные погибшего бойца (он был из Саратова), текст исчез. Растворился полностью за пару минут. Вот что это было?
Я в своем районе самый старый поисковик. Все, кто сейчас занимается поисками пропавших солдат, прошли через мои руки. Копать мне уже становится тяжело, но искать захоронения по-прежнему интересно. Поэтому люблю работать с каким-нибудь поисковым отрядом. У меня такой принцип — если в отряде есть молодые ребята и матерые опытные поисковики, то я, когда найду захоронение, «старикам» не дам копать. Пусть молодежь копает. Что они — зря ехали?
При раскопках большого захоронения был случай с двумя девчонками из поискового отряда. Одна работала в яме, очень торопилась, хотела медальон побыстрей найти. И с землей его выбросила наверх, не заметила. А вторая его нашла в отвале земли. Так вот первая от досады так расплакалась, что мы ее еле успокоили.
Молодежь втягивается после того, как побывает в поиске. Многие ребята потом не могут остановиться. По своей воле ищут, никто не заставляет их это делать. Наверное, души павших их притягивают.
Хотя это бездна. Это никогда не кончится. Вот вахта постояла на поле, пятьсот человек подняли, исходили это поле вдоль и поперек, вроде бы больше никого нет. Они уехали, я прошелся по полю и нашел останки. Каждый год с одного и того же места поднимают по 400–500 солдат. Вот откуда они берутся? Такое впечатление, что их земля наверх выталкивает. Наверное, так происходит потому, что каждому павшему уготовано свое время, свой час.
Зачем я это делаю? Непростой вопрос… Так скажу: это же люди, они Родину защищали. И, чисто по-человечески, нельзя их просто бросить в поле, хоть они и мертвые.
Источник:
реклама
"Война не закончена, пока не похоронен последний погибший солдат".
Просто долг памяти, без всяких пафосов.
Имя Роман
Отчество Алексеевич
Дата рождения/Возраст __.__.1917
Место рождения г. Севастополь
Дата и место призыва Сокольнический РВК, Московская обл., г. Москва, Сокольнический р-н
Последнее место службы п/п 487
Воинское звание красноармеец
Причина выбытия пропал без вести
Дата выбытия __.12.1941
obd-memorial.ru/html/info.htm?id=54938837
https://www.youtube.com/watch?v=WhbBqNt80scся...
С уважением, поисковики Кубани.