52
1
Иван Рыжов и Василий Шукшин впервые встретились на съёмках фильма «Мы, двое мужчин». Их поместили в гостиничный номер. Трудно представить более разных людей!
Рыжов выглядел гораздо старше своих пятидесяти лет. Маленький и полный, говорливый и весёлый, он был само почтение и обращался со всеми только на вы. Шукшин переживал «возраст Христа». Высокий и жилистый, молчаливый и мрачный, он сходился с людьми трудно и предпочитал говорить «ты».
- Давай-ка, отец, - выдавил он улыбку и поставил на стол бутылку, - за ради знакомства...
- Не пью-с, - почему-то вырвалось у Рыжова старомодное «с» и тут же он виновато защебетал в своё оправдание, дескать, были и мы... ха-ха.
- Кури! - уже суровее пригласил к общению Шукшин и чиркнул спичкой.
- Не курю-с, - опять выскочило у Рыжова, и он снова «зачирикал»...
Глаза Шукшина презрительно сузились. Он пожевал папиросу, налил себе, выпил и многозначительно крякнул: баба, мол, а не мужик!
Рыжов заботливо предложил ему закуску.
- Пошёл ты!.. - бросил тот, как выругался, и хлопнул дверью.
Наступил вечер. Рыжов уже спал - вернее, делал вид. Вернулся Шукшин и внимательно посмотрел на стоящие рядом пакет молока, початую днём бутылку, на румяного соседа, и скривился.
- Интеллигент! - процедил он сквозь зубы и сплюнул. -Тоже мне... Кадочников!
Потом Шукшин часто обзывал Рыжова этим словом и поизносил его с отвращением, вроде «тунеядец» или ещё похлеще.
Однажды он застал напарника в номере, когда тот благостно поглощал кефир, и опять- наградил его кличкой.
- Какой я тебе интеллигент?! - сразу на ты взорвался РЫЖОВ- Я родился в деревне!
Шукшин опешил, но, как петух, принял бойцовскую стойку.
- А лошадь сможешь запрячь?
- Да уж не хуже тебя, - в гневе продолжал Рыжов, - тоже мне... крестьянин!
- А ну, докажи, - подхлестнул Шукшин. - Я - лошадь, запрягай!
Рыжов с ходу включился в игру. Он по-деловому согнул обидчика и принялся снаряжать воображаемой сбруей. Седелка, подпруга, хомут, дуга быстро заняли своё место. Рыжов стал затягивать супонь да так вошёл в раж, что когда «лошадь» покачнулась, осадил:
- Тпру, Васька, стоять! - и по инерции употребил «пару ласковых».
Шукшин поперхнулся от неожиданности, но замер как вкопанный. А конюх пристегнул вожжи, хлопнув ими, послал: Но, но! Васька!
Шукшин чуть замешкался и сразу получил удар под зад:
- Пошёл, глухая тетеря!
Василий рухнул на кровать и зашёлся от смеха. Рыжов смотрел на него, как на чокнутого.
Потом они обнялись и... стали друзьями.
Рыжов выглядел гораздо старше своих пятидесяти лет. Маленький и полный, говорливый и весёлый, он был само почтение и обращался со всеми только на вы. Шукшин переживал «возраст Христа». Высокий и жилистый, молчаливый и мрачный, он сходился с людьми трудно и предпочитал говорить «ты».
- Давай-ка, отец, - выдавил он улыбку и поставил на стол бутылку, - за ради знакомства...
- Не пью-с, - почему-то вырвалось у Рыжова старомодное «с» и тут же он виновато защебетал в своё оправдание, дескать, были и мы... ха-ха.
- Кури! - уже суровее пригласил к общению Шукшин и чиркнул спичкой.
- Не курю-с, - опять выскочило у Рыжова, и он снова «зачирикал»...
Глаза Шукшина презрительно сузились. Он пожевал папиросу, налил себе, выпил и многозначительно крякнул: баба, мол, а не мужик!
Рыжов заботливо предложил ему закуску.
- Пошёл ты!.. - бросил тот, как выругался, и хлопнул дверью.
Наступил вечер. Рыжов уже спал - вернее, делал вид. Вернулся Шукшин и внимательно посмотрел на стоящие рядом пакет молока, початую днём бутылку, на румяного соседа, и скривился.
- Интеллигент! - процедил он сквозь зубы и сплюнул. -Тоже мне... Кадочников!
Потом Шукшин часто обзывал Рыжова этим словом и поизносил его с отвращением, вроде «тунеядец» или ещё похлеще.
Однажды он застал напарника в номере, когда тот благостно поглощал кефир, и опять- наградил его кличкой.
- Какой я тебе интеллигент?! - сразу на ты взорвался РЫЖОВ- Я родился в деревне!
Шукшин опешил, но, как петух, принял бойцовскую стойку.
- А лошадь сможешь запрячь?
- Да уж не хуже тебя, - в гневе продолжал Рыжов, - тоже мне... крестьянин!
- А ну, докажи, - подхлестнул Шукшин. - Я - лошадь, запрягай!
Рыжов с ходу включился в игру. Он по-деловому согнул обидчика и принялся снаряжать воображаемой сбруей. Седелка, подпруга, хомут, дуга быстро заняли своё место. Рыжов стал затягивать супонь да так вошёл в раж, что когда «лошадь» покачнулась, осадил:
- Тпру, Васька, стоять! - и по инерции употребил «пару ласковых».
Шукшин поперхнулся от неожиданности, но замер как вкопанный. А конюх пристегнул вожжи, хлопнув ими, послал: Но, но! Васька!
Шукшин чуть замешкался и сразу получил удар под зад:
- Пошёл, глухая тетеря!
Василий рухнул на кровать и зашёлся от смеха. Рыжов смотрел на него, как на чокнутого.
Потом они обнялись и... стали друзьями.
