11217
14
Мать фотографа Поуломи Басу, вдова, не носит красное. В Индии, где родилась Поуломи, красный олицетворяет и чистоту, и греховность одновременно и в том числе используется, чтобы отметить благоприятные поводы. Традиционная индуистская культура требует, чтобы вдовы до конца жизни одевались лишь в сари из белой ткани, в цвет скорби и смерти. Кроме того, им запрещено присутствовать на праздниках и снова выходить замуж.
За 16 лет после смерти отца 33-летняя Басу смогла убедить мать сменить белые сари на более яркую одежду, но она все равно не притрагивается к красному и ярко-розовому. Фотографу удалось изменить влияние деспотичной традиции на жизнь одного из самых дорогих людей в ее жизни — матери. «Нужно начинать по одному, — рассказывает она о своем подходе на пути к изменениям. — По мере того, как я росла, я осознавала, как обычаи и традиции используются для того, чтобы вынуждать женщин пресмыкаться и контролировать их», — говорит она, добавляя, что это касается даже цветов в одежде.
В фотопроекте A Ritual of Exile («Ритуал изгнания») Басу изучает красный как цвет, связанный с менструацией. Ее долгосрочная цель — помочь положить конец укоренившейся индуистской традиции чаупади, которая состоит в практике выселения и изоляции женщин на время менструации и нормализует порочный круг насилия, поддерживаемый обычаями, традициями и религией.
В фотопроекте A Ritual of Exile («Ритуал изгнания») Басу изучает красный как цвет, связанный с менструацией. Ее долгосрочная цель — помочь положить конец укоренившейся индуистской традиции чаупади, которая состоит в практике выселения и изоляции женщин на время менструации и нормализует порочный круг насилия, поддерживаемый обычаями, традициями и религией.
«Первый раз, когда я соблюдала чаупади, я боялась змей, — говорит Мангу Бика, которая делит хижину с 34-летней Чандрой Тирува. — Сейчас я больше боюсь мужчин и похищения. Я очень беспокоюсь о том, что со мной будет, когда я выйду замуж. Я хочу вырасти и стать учительницей, потому что мне нравится ходить в школу. Когда мы ходим в школу, мы сидим все вместе и нет дискриминации против менструирующих женщин».
Снимки, сделанные в соседнем Непале, рассказывают об экстремальном положении женщин из отдаленных регионов страны, в котором они оказываются на неделю каждый месяц, и так продолжается в течение 35-45 лет наличия у них менструального цикла. Их считают нечистыми, неприкасаемыми и способными приносить несчастья людям, скоту и земле во время кровотечения и выгоняют из дома. Некоторые из них селятся в сараях поблизости, а другим приходится уходить на расстояние 10-15 минут ходьбы от дома, преодолевая густые заросли лесов, чтобы добраться до маленьких уединенных хижин. Находясь в изгнании, женщины страдают и даже умирают от невыносимой жары, от удушья от костров, которые они разжигают, чтобы согреться зимой, от яда кобр, а также от изнасилований.
Снимки, сделанные в соседнем Непале, рассказывают об экстремальном положении женщин из отдаленных регионов страны, в котором они оказываются на неделю каждый месяц, и так продолжается в течение 35-45 лет наличия у них менструального цикла. Их считают нечистыми, неприкасаемыми и способными приносить несчастья людям, скоту и земле во время кровотечения и выгоняют из дома. Некоторые из них селятся в сараях поблизости, а другим приходится уходить на расстояние 10-15 минут ходьбы от дома, преодолевая густые заросли лесов, чтобы добраться до маленьких уединенных хижин. Находясь в изгнании, женщины страдают и даже умирают от невыносимой жары, от удушья от костров, которые они разжигают, чтобы согреться зимой, от яда кобр, а также от изнасилований.
×
Практика чаупади, которая включает аскетичный рацион из риса и чечевицы, усложняет для Тулы задачу быть в школе и заниматься зарабатыванием денег для своей семьи. Она думает о том, чтобы бросить школу.
Басу начала работу над проектом в 2013 году, посещая Непал примерно на две недели раз в году. Героини фотопроекта труднодоступны, поскольку возможность съемки часто зависит от охраняющих их мужей, свекровей, школьных учителей и от самих женщин, подвергнутых остракизму. Пока Басу шла пешком по 6-8 часов через гористую местность до деревень, где практикуют чаупади, у нее было время поразмышлять. Яркий и переменчивый пейзаж сельской местности в Непале с его чистым небом, усыпанным звездами, или же сгущающимися тучами, предвещающими бурю, для фотографа символизирует боль, которую испытывают местные женщины.
По словам Басу, ее работа очень тихая, поскольку во многом речь идет о молчаливых борьбе и протесте, которые неизбежны в условиях подавления женщин в патриархальном обществе.
Басу начала работу над проектом в 2013 году, посещая Непал примерно на две недели раз в году. Героини фотопроекта труднодоступны, поскольку возможность съемки часто зависит от охраняющих их мужей, свекровей, школьных учителей и от самих женщин, подвергнутых остракизму. Пока Басу шла пешком по 6-8 часов через гористую местность до деревень, где практикуют чаупади, у нее было время поразмышлять. Яркий и переменчивый пейзаж сельской местности в Непале с его чистым небом, усыпанным звездами, или же сгущающимися тучами, предвещающими бурю, для фотографа символизирует боль, которую испытывают местные женщины.
По словам Басу, ее работа очень тихая, поскольку во многом речь идет о молчаливых борьбе и протесте, которые неизбежны в условиях подавления женщин в патриархальном обществе.
42-летняя Ранга Джоши делит хижину с 14-летней Мину, которая в первый раз соблюдает традицию. «Иногда я получаю еду, иногда приходится голодать, — говорит Джоши. — Мои дети еще маленькие, так что они не справляются. Муж работает в Индии шесть месяцев в году. Когда он дома, он приносит мне еду. Мужчины не понимают, что такое менструация. Как они могут? Это не происходит с их телами».
Фотографу вспоминается история Лакшми, женщины тридцати с лишним лет с тремя детьми. Ее муж ушел пять лет назад и так и не вернулся. Тем не менее Лакшми покорно отправляется в изгнание во время менструации. За ее поведением следит свекровь. Лакшми обязана брать с собой троих детей в отдаленные леса.
Затем она рассказала о школьной учительнице, одной из немногих женщин, которых она встретила в деревнях и которые не практикуют чаупади. Когда ее лучшая подруга умерла в результате изнасилования в изгнании, муж учительницы поддержал ее в решении прекратить чаупади. В общей картине борьбы с чаупади эта история достаточно позитивная, отмечает фотограф.
Фотографу вспоминается история Лакшми, женщины тридцати с лишним лет с тремя детьми. Ее муж ушел пять лет назад и так и не вернулся. Тем не менее Лакшми покорно отправляется в изгнание во время менструации. За ее поведением следит свекровь. Лакшми обязана брать с собой троих детей в отдаленные леса.
Затем она рассказала о школьной учительнице, одной из немногих женщин, которых она встретила в деревнях и которые не практикуют чаупади. Когда ее лучшая подруга умерла в результате изнасилования в изгнании, муж учительницы поддержал ее в решении прекратить чаупади. В общей картине борьбы с чаупади эта история достаточно позитивная, отмечает фотограф.
Хижина для чаупади, которую делят 14-летняя Пабитра Парийяр и 25-летняя Дхарма Непали Парийяр, в непальском районе Суркхет. «Это ради Бога. Бог создает людей и разозлится, если мы не будем подчиняться правилам. Наши братья тоже рассердятся», — говорит Дхарма.
На одном из любимых снимков фотографа изображена 34-летняя Чандра Тирува и ее двухлетний ребенок Мадан, которые делят хижину с 14-летней Мангу Бика. Женщины, соблюдающие чаупади одновременно, спят, крепко прижавшись друг к другу. «Это очень нежный момент. Даже в изгнании ребенок может кормиться материнской грудью. Это момент умиротворения и любви в этом пространстве», — делится впечатлениями автор фотопроекта.
На одном из любимых снимков фотографа изображена 34-летняя Чандра Тирува и ее двухлетний ребенок Мадан, которые делят хижину с 14-летней Мангу Бика. Женщины, соблюдающие чаупади одновременно, спят, крепко прижавшись друг к другу. «Это очень нежный момент. Даже в изгнании ребенок может кормиться материнской грудью. Это момент умиротворения и любви в этом пространстве», — делится впечатлениями автор фотопроекта.
14-летняя Ума в первый раз никому не сказала, что у нее началась менструация, из страха, что ее отправят в изгнание. Когда она уже не могла скрывать кровотечение, ее семья узнала об этом. В наказание ее отправили спать на снопах сена в амбаре.
Басу знакомо ощущение, когда другие принимают за тебя решения, и злость и смятение, которые оно провоцирует. «Мне не разрешали заходить на кухню, когда у меня начиналась менструация, а об участии в праздниках не могло быть и речи, если у меня шла кровь», — вспоминает она.
Басу знакомо ощущение, когда другие принимают за тебя решения, и злость и смятение, которые оно провоцирует. «Мне не разрешали заходить на кухню, когда у меня начиналась менструация, а об участии в праздниках не могло быть и речи, если у меня шла кровь», — вспоминает она.
Грозовые тучи собираются над сельской местностью в районе Суркхет.
Ей также знакома сила матери, которая сделает все что угодно, лишь бы помочь дочери разорвать порочный круг страданий и несправедливости. После смерти отца главой семьи стал консервативный старший брат Басу. Фотограф решила покинуть дом и, получив неожиданную финансовую помощь от матери, переехала в Бомбей. Это стало огромным толчком к жизни, свободной от традиционных ограничений, которой она сейчас живет. «Не у многих есть такой выбор, как у меня. Если бы мама плакала, расстраивалась и просила меня не уходить, я бы не ушла», — говорит она.
Ей также знакома сила матери, которая сделает все что угодно, лишь бы помочь дочери разорвать порочный круг страданий и несправедливости. После смерти отца главой семьи стал консервативный старший брат Басу. Фотограф решила покинуть дом и, получив неожиданную финансовую помощь от матери, переехала в Бомбей. Это стало огромным толчком к жизни, свободной от традиционных ограничений, которой она сейчас живет. «Не у многих есть такой выбор, как у меня. Если бы мама плакала, расстраивалась и просила меня не уходить, я бы не ушла», — говорит она.
«Когда кто-то приходит навестить нас в хижину для чаупади, мне стыдно», — говорит 16-летняя Тира Кхури Бишва Карма.
Басу признает, что в ее фотографиях есть эмоциональная связь ее собственного опыта и опыта матерей, которые инстинктивно защищают детей перед лицом опасности в экстремальных условиях.
Басу признает, что в ее фотографиях есть эмоциональная связь ее собственного опыта и опыта матерей, которые инстинктивно защищают детей перед лицом опасности в экстремальных условиях.
59-летний Деви Рам Дхамала — традиционный знахарь. «Традиционные знахари часто используют крайние словесные и физические оскорбления, чтобы лечить юных девушек от болезней во время менструации и в других случаях, считая, что они одержимы злым духом», — рассказывает фотограф.
Несмотря на то что Верховный суд Непала в 2005 году признал чаупади незаконным, женщины на фотографиях Басу научены беспрекословно подчиняться традиции. Но это не значит, что они согласны на чаупади для их дочерей. Некоторые из героинь тихо просили фотографа забрать их дочерей с собой: «Не заберешь мою дочь? Возьми ее с собой в город. Просто возьми и беги».
Несмотря на то что Верховный суд Непала в 2005 году признал чаупади незаконным, женщины на фотографиях Басу научены беспрекословно подчиняться традиции. Но это не значит, что они согласны на чаупади для их дочерей. Некоторые из героинь тихо просили фотографа забрать их дочерей с собой: «Не заберешь мою дочь? Возьми ее с собой в город. Просто возьми и беги».
На фотографии в рамке изображен 30-летний Шив Пуджан. Рамку держит его 17-летняя жена Мамата из деревни в районе Саптари. Пуджан работал в Индии, его ударило током, и он умер. В результате гибели мужей вдовы вроде Маматы становятся изгоями общества. «Если женщина теряет мужа, это значит, что она страдает за грехи, совершенные в прошлой жизни», — говорит Басу.
14-летняя Мангу Бика делит хижину с 34-летней Чандрой Тирува и ее двухлетним сыном Маданом. «Согласно традиционному поверью, наше домашнее божество может разозлиться, поэтому меня отправили в чаупади. Мне здесь не нравится. Моя свекровь заставляет. Что я могу поделать? В этот период она присматривает за тремя остальными моими детьми. Но свекровь заставляет даже моего двухлетнего ребенка соблюдать чаупади, потому что он спит со мной».
У 16-летней Сарасвати открылось послеродовое кровотечение. Ее вместе с новорожденным ребенком отправили на 15 дней в изгнание, где у нее началась лихорадка и отек. Ее пришлось отвезти в больницу.
Ссылки по теме:
- 8 абсолютно диких фактов о современной Индии
- Шок: американский телеведущий съел человеческий мозг в эфире!
- Эти снимки перевернут ваши представления о мире!
- Самые дикие факты о Японии и японцах
- 11 фактов о населении Индии, которые взорвут вам мозг
реклама
А потому что за это никто платить не будет. Пи.здеть - не мешки ворочать.
А может быть 1-е место по абортам потому что мужики не желают нести ответственность? "Что девушкам трудно смотреть перед кем ноги раздвинуть ?" - мужчины любят плакаться, что девушки притворяются хорошими до свадьбы. Хорошие двойные стандарты.
З.Ы. А вообще круто: женщина нечистая, но изнасиловать можно, не запачкавшись, видимо. Бл&дство какое-то.
Я достаточно хорошо разбираюсь в этой теме, во всяком случае в том, что касается христианства. Я прекрасно вижу, что в религии есть и положительные моменты, и отрицательные. Я не делю мир на черное и белое, не делю религии на плохие и хорошие, так как понимаю, что мир не является двуполярным. Даже упомянутые Вами моральные принципы никогда не бывают полностью хорошими или полностью плохими.
Я считаю, что прежде, чем что-то поддерживать или не поддерживать, нужно как минимум в этом разобраться, нужно собрать достаточно информации, информацию пранализировать, пропустить через собственные моральные фильтры, и уж только тогда выносить вердикт.
К тому же, я не вижу смысла в предложенном Вами разделении религиозных принципов и моральных. Большинство моральных принципов изначально и вышло из религии. Большинство этих принципов у многих народов полностью совпадают по сей день. Ну убей, не укради есть не только в христианстве, эти принципы есть в большинстве религий.
Я поддерживаю то, что считаю правильным или приемлемым в моей системе моральных координат. А уж касается это религиозной или светской области жизни, меня совершенно не волнует.
Непальские обычаи я не поддерживаю, так как они опасны. А жизнь и здоровье, по-моему убеждению, - самое ценное. В обычаях христианских я не вижу угрозы, но я недостаточно разбираюсь в данной теме, так что выносить вердикт считаю не корректным. Изучу тему, тогда отвечу более конкретно.
Если Вас коробит от слова "религия" и Вы априори относитесь ко всему, что имеет отношение к религии, предвзято негативно, и Вы готовы как угодно играть словами и терминами, лишь бы от религии отойти подальше, то нам нет смысла вести дискуссию, мы не поймем друг друга.
2) "Потому, что вы соблюдаете ( я надеюсь) общественные принципы морали, которые , как вы думаете, являются для вас еще и религиозными." - я не писал, что они лично для меня являются какими-то. Я писал, что общественная мораль изначально во многом является продуктом религии. Не для меня лично, а для человечества в целом. По теме формирования общественного строя, морали и влиянии религии на жизнь и развитие общества есть множество авторитетной информации.
3) "Или вы делите религии на хорошую, к которой сами себя причисляете и на всех других, которые не хорошие?" - в своем предыдущем сообщении я написал все с точностью до наоборот. Где вы в моих словах увидели деление на хорошее и плохое?! Или для Вас то, что я не поддерживаю обычай непальцев, является признаком того, что я считаю их религию не хорошей а их самих людьми низшего сорта?
4) "Житель Японии или Малайзии хуже вас? Вы нацист?" - это ошибочный вывод из предыдущего Вашего ошибочного же утверждения.
На что еще мне нужно ответить? Мой ответ был достаточно подробный и развернутый. Странно, что из него Вы сделали столько совершенно противоположных моим мыслям выводов.
У меня вообще сложилось такое чувство, что Вы мой ответ вообще не читали, проглядели бегло и поспешили настрочить кучу обвинений.