8923
10
Восстание узников концентрационного лагеря Бухенвальд началось 11 апреля 1945 года. Семьдесят лет назад изможденные люди взяли в руки камни, железные прутья, куски ткани и бросились на работников лагеря и колючую проволоку. Теперь в этот день весь мир отмечает День освобождения узников концлагерей. Накануне этой даты мы впервые публикуем выдержки из воспоминаний узников — людей, прошедших испытание Бухенвальдом, Освенцимом, Маутхаузеном, и выживших, чтобы рассказать нам об этой трагедии.
Все материалы, которые мы использовали в этой публикации, предоставил нам кинорежиссер Вячеслав Серкез. У каждого из узников был свой путь, своя история. Общим же стало то, что, пройдя через ужасы концлагерей, эти люди сумели сохранить волю к жизни и веру в человечность.
«Вы попали в лагерь смерти»
«Нас везли почти что до рассвета. На рассвете нас остановили, вывели и пешком повели в лагерь Освенцим. В лагере Освенциме я был в 12-м блоке на карантине. Был такой порядок, что все, кто прибывает в лагерь, все должны пройти карантин. Карантин этот предусматривал то, чтобы не завезли, не привезли какой-нибудь болезни. Понимаете, они очень боялися сами».
Иван Васильевич Чуприн
«Вы попали в лагерь смерти»
«Нас везли почти что до рассвета. На рассвете нас остановили, вывели и пешком повели в лагерь Освенцим. В лагере Освенциме я был в 12-м блоке на карантине. Был такой порядок, что все, кто прибывает в лагерь, все должны пройти карантин. Карантин этот предусматривал то, чтобы не завезли, не привезли какой-нибудь болезни. Понимаете, они очень боялися сами».
Иван Васильевич Чуприн
×
Война застала шестнадцатилетнего Ивана Чуприна под Евпаторией, в маленьком колхозе под названием Совдов. Отец и два брата ушли на фронт, а он остался, чтобы помогать матери. Судьба же распорядилась иначе — немцы угнали его в Германию, в концлагеря. В бумагах Чуприна значилось тяжелое преступление: «помощь евреям и неподчинение солдату рейха». В Польше его сразу отделили от остальных и пристроили в колонну, которая направлялась Освенцим. Это было 12 июня 1942 года.
Освенцимский номер — 128735, бухенвальдский — 3216, из Маутхаузена — 112808. Иван Чуприн побывал в семи концлагерях, проведя за колючей проволокой тысячу шестьдесят шесть дней. Он же был единственным выжившим свидетелем смерти Дмитрия Карбышева.
Скончался Иван Васильевич Чуприн 24 марта 2013 года, не дожив всего месяц до выхода фильма о нем.
«Я впервые увидел — в полосатой этой одежде какой-то, только здесь у него нашито, не нашито, а повязка такая зеленая, написано „Капо“. Я тогда еще не знал, что это такое. Капо — это бригадир какой-то рабочей команды. Это потому-то поезд приходил к Биркенау. В Биркенау находились крематории, там находились газовые камеры, это Аушвенцайм. Освенцим два. Там был и женский лагерь, там был еврейский семейный лагерь, там был цыганский лагерь, там были крематории, там были газовые камеры, вот. А нас повели в центральный Аушвенцайм, где написано „работа делает свободным“. И ведут. А я там поляка спрашиваю: а почему, говорю, их в баню, они же из дому все, а мы говорю, из тюрьмы, и нас в лагерь опять? „Почекай почекай, пойдешь еще в баню. Пойдешь еще в баню, вон видишь труба, вот через трубу и пойдешь в баню“. Но я ничего не понял, что он сказал, почему через трубу и почему ждать мне эту баню».
Игорь Федорович Малицкий
Родился 12 февраля 1925 года в Харькове. В 1943 году был отправлен немецкими оккупантами в Германию, но сумел бежать на территории Чехословакии, за что был арестован и отправлен в тюрьму города Кладно.
Игорь Малицкий прошел через ужасы нескольких концлагерей: Терезин, Освенцим, Маутхаузен, а затем и его филиал «Линц 3». В начале мая 1945 года Малицкий принял участие в восстании и с группой заключенных ушел навстречу Красной армии.
Вернувшись на Родину, Игорь Федорович принимал активное участие в антифашистской деятельности и воспитании молодежи. Малицкий получил ученую степень и долгое время был заведующим кафедрой технологии машиностроения Украинской инженерно-педагогической академии.
Игорь Федорович до сих пор преподает и, что интересно, уже после 80-ти освоил персональный компьютер и теперь сам верстает свои учебные пособия.
Освенцимский номер — 128735, бухенвальдский — 3216, из Маутхаузена — 112808. Иван Чуприн побывал в семи концлагерях, проведя за колючей проволокой тысячу шестьдесят шесть дней. Он же был единственным выжившим свидетелем смерти Дмитрия Карбышева.
Скончался Иван Васильевич Чуприн 24 марта 2013 года, не дожив всего месяц до выхода фильма о нем.
«Я впервые увидел — в полосатой этой одежде какой-то, только здесь у него нашито, не нашито, а повязка такая зеленая, написано „Капо“. Я тогда еще не знал, что это такое. Капо — это бригадир какой-то рабочей команды. Это потому-то поезд приходил к Биркенау. В Биркенау находились крематории, там находились газовые камеры, это Аушвенцайм. Освенцим два. Там был и женский лагерь, там был еврейский семейный лагерь, там был цыганский лагерь, там были крематории, там были газовые камеры, вот. А нас повели в центральный Аушвенцайм, где написано „работа делает свободным“. И ведут. А я там поляка спрашиваю: а почему, говорю, их в баню, они же из дому все, а мы говорю, из тюрьмы, и нас в лагерь опять? „Почекай почекай, пойдешь еще в баню. Пойдешь еще в баню, вон видишь труба, вот через трубу и пойдешь в баню“. Но я ничего не понял, что он сказал, почему через трубу и почему ждать мне эту баню».
Игорь Федорович Малицкий
Родился 12 февраля 1925 года в Харькове. В 1943 году был отправлен немецкими оккупантами в Германию, но сумел бежать на территории Чехословакии, за что был арестован и отправлен в тюрьму города Кладно.
Игорь Малицкий прошел через ужасы нескольких концлагерей: Терезин, Освенцим, Маутхаузен, а затем и его филиал «Линц 3». В начале мая 1945 года Малицкий принял участие в восстании и с группой заключенных ушел навстречу Красной армии.
Вернувшись на Родину, Игорь Федорович принимал активное участие в антифашистской деятельности и воспитании молодежи. Малицкий получил ученую степень и долгое время был заведующим кафедрой технологии машиностроения Украинской инженерно-педагогической академии.
Игорь Федорович до сих пор преподает и, что интересно, уже после 80-ти освоил персональный компьютер и теперь сам верстает свои учебные пособия.
«Привезли в Германию в триста двадцать шестой шталаг (от сокр. нем. Stammlager -основной лагерь — прим. ред.). Это был лагерь для советских военнопленных — лагерь Штокенброк, где погибло более шестидесяти тысяч наших советских военнопленных. И вот в этом лагере был девятый штрафной блок, барак. Там находились люди, провинившиеся в какой-то степени — малой или большой, по отношению к фашистским порядкам. Их там собирали и при случае появления транспорта отправляли в концлагеря. Об этом я уже узнал позже, в начале не было понятно, что это за блок. Условия там были страшные. Кормили — это громко сказано — кормили. Издевательства были жуткие. Приходил эсэсовец, избивал всех — нас две части там было, когда триста, когда четыреста человек, почва песчаная, и заставлял петь „Катюшу“, нашу советскую „Катюшу“. Причем две колонны идут и каждая поет „Катюшу“ а он стоит наслаждается, а потом дает оценку — кто пел хуже, а дело подошло к обеду, получили эту баланду, котелок в зубы и по-пластунски».
Эмиль Григорьевич Альперин
До войны Эмиль Альперин жил в Одессе, а в октябре 1940 года был призван в армию, служил в Белостоке, в западной Белоруссии. Несколько раз попадал в плен, но каждый раз сбегал. Военнопленный Эмиль Альперин был вынужден придумать себе другое имя: Басманенко Дмитрий Александрович. С ним он и попал в Германию. Первым лагерем для него стал Штокенброк — лагерь для советских военнопленных. Вспоминая пребывание там, Эмиль Альперин говорил, что это были самые страшные дни его жизни. Затем был лагерь военнопленных в Бухенвальде, а после уже был бухенвальдский 25-й русский блок и работа на каменоломне. 11 апреля 1945 года Эмиль Альперин стал участником восстания в лагере смерти.
В 1963 году вместе с товарищами Эмиль Григорьевич создал и долгие годы возглавлял общественную организацию, объединившую бывших узников Харьковщины. Скончался Эмиль Григорьевич в октябре 2009 года.
Эмиль Григорьевич Альперин
До войны Эмиль Альперин жил в Одессе, а в октябре 1940 года был призван в армию, служил в Белостоке, в западной Белоруссии. Несколько раз попадал в плен, но каждый раз сбегал. Военнопленный Эмиль Альперин был вынужден придумать себе другое имя: Басманенко Дмитрий Александрович. С ним он и попал в Германию. Первым лагерем для него стал Штокенброк — лагерь для советских военнопленных. Вспоминая пребывание там, Эмиль Альперин говорил, что это были самые страшные дни его жизни. Затем был лагерь военнопленных в Бухенвальде, а после уже был бухенвальдский 25-й русский блок и работа на каменоломне. 11 апреля 1945 года Эмиль Альперин стал участником восстания в лагере смерти.
В 1963 году вместе с товарищами Эмиль Григорьевич создал и долгие годы возглавлял общественную организацию, объединившую бывших узников Харьковщины. Скончался Эмиль Григорьевич в октябре 2009 года.
«И там нам сразу начали штамповать номера по порядку, вот и мне дали номер сто восемьдесят восемь ноль пять. Ну, я его запомнил на многих языках, потому что из-за него мне выбили всю челюсть, зубы сразу, в этот же день, или я не помню — на второй день, когда нас строили и, соответственно, была перекличка. И вот он кричит цифры на немецком. Я в школе немного учил английский в восьмом классе, немецкого вообще не знал. Тогда он кричит по-польски — я тоже не понимаю, потом он сказал по-испански, а возле меня стоял испанец и говорит: „камарат, ты“. И я вышел. И он мне как дал сюда, так зубы у меня и вылезли. У него перчатка, на этой перчатке всегда носил то ли железяку, то ли цементяку — не знаю, что такое. У меня тут все распухло полностью, запомнил этот свой номер. Вот это я попал так в Освенцим».
Игорь Федорович Малицкий
«При подходе наших войск к Польше начали этот лагерь потихоньку эвакуировать и заключенных отправлять по разным другим лагерям. Ну, там старые заключенные были, немцы и поляки. И как сейчас помню, они боялись попасть в Гросроузен и в Маутхаузен: „ой, лучше бы, хотя бы попасть в Бухенвальд — это было бы счастье“. Ну, получилось так, что я попадаю в Маутхаузен».
Игорь Федорович Малицкий
«Нас завели в помещение бани. Там было очень тепло, очень светло, упали камнем на этот кафельный пол, уснули. По-моему, часа два, три пролежали, не больше. Где-то в часов пять зажегся свет и появились люди в полосатой одежде. И подошел наш русский товарищ, спрашивает — вы знаете, куда вы попали? — нет, мы не знаем. Вы попали в лагерь смерти Бухенвальд».
Эмиль Григорьевич Альперин
Игорь Федорович Малицкий
«При подходе наших войск к Польше начали этот лагерь потихоньку эвакуировать и заключенных отправлять по разным другим лагерям. Ну, там старые заключенные были, немцы и поляки. И как сейчас помню, они боялись попасть в Гросроузен и в Маутхаузен: „ой, лучше бы, хотя бы попасть в Бухенвальд — это было бы счастье“. Ну, получилось так, что я попадаю в Маутхаузен».
Игорь Федорович Малицкий
«Нас завели в помещение бани. Там было очень тепло, очень светло, упали камнем на этот кафельный пол, уснули. По-моему, часа два, три пролежали, не больше. Где-то в часов пять зажегся свет и появились люди в полосатой одежде. И подошел наш русский товарищ, спрашивает — вы знаете, куда вы попали? — нет, мы не знаем. Вы попали в лагерь смерти Бухенвальд».
Эмиль Григорьевич Альперин
«Бежать и петь»
«Вот лагерь — квадрат. Так вот знайте, что здесь — проходная, здесь направо — пищеблок, налево — это дом терпимости. Или как сказать, где в каждом лагере они держали при себе этих женщин, для своего удовольствия. И вот у этого блока мы так называли — красный кровяной пятачок. Что это значить? Это колонка, каменная колонка под воду. И вот так же тама, за малейшее какое-то нарушение людей собирали и заставляли лизать этот камень. Вот их 50 человек, каждый лезет и облизывает, шлихует этот камень. А зимою, когда мороз и когда люди притолкаются к этому камню, то шкура остается на этом камне и получается кровь. Поэтому в лагере его так и называли — кровяной пятачок».
Иван Васильевич Чуприн
«И вот находясь в этой комнате, напоминающей медицинский кабинет, заключенный никогда не думал, никогда и не подозревал, что эти несколько шагов он сейчас сделает последний раз в своей жизни. И лишь только планка ростомера опускалась над головой, как из соседней комнаты на уровне затылка эсэсовец проталкивал дуло пистолета — выстрел, обрывалась человеческая жизнь. Каждая минут — один труп».
Эмиль Григорьевич Альперин
«Ведь там не надо было выходить и считать, вот если только запели — это запела первая упряжка. Им что грузили, им камни грузили, эту тачку. Загружали тачку, ложили не очень много. Заставляли их бежать и петь. Их так называли — файден, ну „поющие лошадки“. Второй раз они подъезжают, им грузят больше, они уже не поють. А на третий раз они загружали так, что они уже с места не могут тронуть эту тачку и их всех отправляють в крематорию. И это сутками, это день и ночь, это происходит».
Иван Васильевич Чуприн
«Вот лагерь — квадрат. Так вот знайте, что здесь — проходная, здесь направо — пищеблок, налево — это дом терпимости. Или как сказать, где в каждом лагере они держали при себе этих женщин, для своего удовольствия. И вот у этого блока мы так называли — красный кровяной пятачок. Что это значить? Это колонка, каменная колонка под воду. И вот так же тама, за малейшее какое-то нарушение людей собирали и заставляли лизать этот камень. Вот их 50 человек, каждый лезет и облизывает, шлихует этот камень. А зимою, когда мороз и когда люди притолкаются к этому камню, то шкура остается на этом камне и получается кровь. Поэтому в лагере его так и называли — кровяной пятачок».
Иван Васильевич Чуприн
«И вот находясь в этой комнате, напоминающей медицинский кабинет, заключенный никогда не думал, никогда и не подозревал, что эти несколько шагов он сейчас сделает последний раз в своей жизни. И лишь только планка ростомера опускалась над головой, как из соседней комнаты на уровне затылка эсэсовец проталкивал дуло пистолета — выстрел, обрывалась человеческая жизнь. Каждая минут — один труп».
Эмиль Григорьевич Альперин
«Ведь там не надо было выходить и считать, вот если только запели — это запела первая упряжка. Им что грузили, им камни грузили, эту тачку. Загружали тачку, ложили не очень много. Заставляли их бежать и петь. Их так называли — файден, ну „поющие лошадки“. Второй раз они подъезжают, им грузят больше, они уже не поють. А на третий раз они загружали так, что они уже с места не могут тронуть эту тачку и их всех отправляють в крематорию. И это сутками, это день и ночь, это происходит».
Иван Васильевич Чуприн
«Все время горели крематории»
«Мы вышли на работу разгружать вертушку с гнилыми шпалами у ям, где тогда была единственная одна крематория, с низкой пропускаемостью человеческих трупов. Она только и успевала перерабатывать трупы, от тех нечеловеческих условий, в которых люди не выживали и умирали. К этим ямам подвозили вот эти гнилые шпалы и вот первый раз мне пришлося видеть, как горят люди.
…И самое страшное, это было видеть — вот они мертвые, эти люди. Но они живые. Мы скорее брали шпалы и как можно быстрее мы текали от этой ямы — туда, дальше, чтобы не видеть этого и не слышать. От этого, что они горели на шпалах, они постепенно сдувалися, они лопали, и там создавался звук какого-то свиста, клокотания. Люди мертвые, но это все было живое».
Иван Васильевич Чуприн
«Наши военнопленные шли так, как евреи, потому что не был подписан у нас договор о военнопленных. Поэтому к нашим военнопленным относились так, как к евреям. До 11-го числа, их расстреливали, их выводили по сотне, так как в газовую камеру входит только сотня. 11-й блок, это были наши, советские военнопленные, ну, всех национальностей. Они все находилися в одном блоке. Вечером 11-го числа, когда мы пришли с работы, нас загнали, и мы услышали какой-то крик. Это забирали последнюю сотню людей, это последние уже были, последняя сотня военнопленных, вот этих, разных национальностей. И когда их вывели, один из них запел. И 100 человек подхватили эту песню, их даже не тронул конвой эсесовский. Им дали допеть эту песню, они взялись за руки и пошли в крематорию».
Иван Васильевич Чуприн
«Мы вышли на работу разгружать вертушку с гнилыми шпалами у ям, где тогда была единственная одна крематория, с низкой пропускаемостью человеческих трупов. Она только и успевала перерабатывать трупы, от тех нечеловеческих условий, в которых люди не выживали и умирали. К этим ямам подвозили вот эти гнилые шпалы и вот первый раз мне пришлося видеть, как горят люди.
…И самое страшное, это было видеть — вот они мертвые, эти люди. Но они живые. Мы скорее брали шпалы и как можно быстрее мы текали от этой ямы — туда, дальше, чтобы не видеть этого и не слышать. От этого, что они горели на шпалах, они постепенно сдувалися, они лопали, и там создавался звук какого-то свиста, клокотания. Люди мертвые, но это все было живое».
Иван Васильевич Чуприн
«Наши военнопленные шли так, как евреи, потому что не был подписан у нас договор о военнопленных. Поэтому к нашим военнопленным относились так, как к евреям. До 11-го числа, их расстреливали, их выводили по сотне, так как в газовую камеру входит только сотня. 11-й блок, это были наши, советские военнопленные, ну, всех национальностей. Они все находилися в одном блоке. Вечером 11-го числа, когда мы пришли с работы, нас загнали, и мы услышали какой-то крик. Это забирали последнюю сотню людей, это последние уже были, последняя сотня военнопленных, вот этих, разных национальностей. И когда их вывели, один из них запел. И 100 человек подхватили эту песню, их даже не тронул конвой эсесовский. Им дали допеть эту песню, они взялись за руки и пошли в крематорию».
Иван Васильевич Чуприн
«Все время горели крематории, все время дымили, дымили и дымили эти камеры, это, привыкнуть ко всему можно, но все-таки этот запах неприятный, вон иногда, вот тут вот как подожгут это самое… мусор, так сразу мне крематорий, сразу мне Освенцим в голове вспоминается».
Игорь Федорович Малицкий
«Чем же виноваты дети»
«Когда нас пригнали в Биркенау, и в эту баню, где шли вниз ступеньки в газовую камеру, нас заставили всех раздеться. Нас точно было 1300 человек. И мы когда разделись, мы не знали, что будет с нами, мы считали, что это пришел наш черед. Но нет, они забрали нашу одежду и пустили ее всю в дезинфекцию. И мы увидели здесь страшную картину — вот эта бетонная стена справа, к которой вели ступеньки вниз, там лежало 8 малюток детей, с разбитыми головами, у них сочилась кровь — с ротиков, с носиков, с ушиков. Мы смотрели, у нас замирало сердце. Мы не знали, что случилось с этими детьми. И вдруг мы услышали крик ребенка. Выскакивает фашист, держа этого ребенка, как какого-то гада за шею. Он не посмотрел, что нас 1300 человек, он взял за ноги этого малютку, ударил об эту стену, и бросил в 9-ку. Но ведь я же был не один. Нас было 1300 человек, и я искал, и я искал подтверждения, чтоб где-то, чего-то. И я нашел. Я нашел в 8-м томе Нюрнбергского процесса, когда Йозефу Крамеру — начальнику лагеря Освенцима — задали вопрос: уничтожали ли вы так людей. И вот посмотрите, я передаю слово в слово, как он сказал, он матерей обвинил, он сказал: да, мы так детей убивали, но лишь потому, что когда мы матерей с этими детьми отправляли в газовые камеры, матери не хотели брать с собой этих детей. Так скажите, какая мать, могла взять свою эту крошку и видеть, когда на глазах ее умираеть ее крошка».
Иван Васильевич Чуприн
«Чем же виноваты дети? Они, очевидно, виноваты лишь в том, что они были детьми. Их привели тоже для выполнения штрафной работы. Они так же носили нечистоты. Но носилок не на всех хватило. Им роздали ведра. И вот одному эсэсовцу показалось, что какой-то мальчишка набрал неполное ведро нечистот. Он подозвал его к себе, вырвал ведро, одел с нечистотами на голову и заставил бежать и тут же спустил с поводков немецких овчарок. Они повалили малыша, и тело его было разодрано в клочья».
Эмиль Григорьевич Альперин
«И вот, когда мы вечером пришли с работы, то сказали — блока детского уже нету. Их всех уничтожили. Это был вечер. И вот это с правой стороны лагеря против цыганского, который там находился, их туда увозили и там их жгли. И день был такой — пасмурный и мелко моросил дождь. И давление, как бы сказать, само давление в природе, этот дым не сильно возвышался, а он как бы стелился над землею. Пламя, вырываясь с топок, на два три метра поднималось ввысь, и там соединялось это облако с дождевым облаком. И казалось, что обратно падали детские слезы, и материнские».
Иван Васильевич Чуприн
Игорь Федорович Малицкий
«Чем же виноваты дети»
«Когда нас пригнали в Биркенау, и в эту баню, где шли вниз ступеньки в газовую камеру, нас заставили всех раздеться. Нас точно было 1300 человек. И мы когда разделись, мы не знали, что будет с нами, мы считали, что это пришел наш черед. Но нет, они забрали нашу одежду и пустили ее всю в дезинфекцию. И мы увидели здесь страшную картину — вот эта бетонная стена справа, к которой вели ступеньки вниз, там лежало 8 малюток детей, с разбитыми головами, у них сочилась кровь — с ротиков, с носиков, с ушиков. Мы смотрели, у нас замирало сердце. Мы не знали, что случилось с этими детьми. И вдруг мы услышали крик ребенка. Выскакивает фашист, держа этого ребенка, как какого-то гада за шею. Он не посмотрел, что нас 1300 человек, он взял за ноги этого малютку, ударил об эту стену, и бросил в 9-ку. Но ведь я же был не один. Нас было 1300 человек, и я искал, и я искал подтверждения, чтоб где-то, чего-то. И я нашел. Я нашел в 8-м томе Нюрнбергского процесса, когда Йозефу Крамеру — начальнику лагеря Освенцима — задали вопрос: уничтожали ли вы так людей. И вот посмотрите, я передаю слово в слово, как он сказал, он матерей обвинил, он сказал: да, мы так детей убивали, но лишь потому, что когда мы матерей с этими детьми отправляли в газовые камеры, матери не хотели брать с собой этих детей. Так скажите, какая мать, могла взять свою эту крошку и видеть, когда на глазах ее умираеть ее крошка».
Иван Васильевич Чуприн
«Чем же виноваты дети? Они, очевидно, виноваты лишь в том, что они были детьми. Их привели тоже для выполнения штрафной работы. Они так же носили нечистоты. Но носилок не на всех хватило. Им роздали ведра. И вот одному эсэсовцу показалось, что какой-то мальчишка набрал неполное ведро нечистот. Он подозвал его к себе, вырвал ведро, одел с нечистотами на голову и заставил бежать и тут же спустил с поводков немецких овчарок. Они повалили малыша, и тело его было разодрано в клочья».
Эмиль Григорьевич Альперин
«И вот, когда мы вечером пришли с работы, то сказали — блока детского уже нету. Их всех уничтожили. Это был вечер. И вот это с правой стороны лагеря против цыганского, который там находился, их туда увозили и там их жгли. И день был такой — пасмурный и мелко моросил дождь. И давление, как бы сказать, само давление в природе, этот дым не сильно возвышался, а он как бы стелился над землею. Пламя, вырываясь с топок, на два три метра поднималось ввысь, и там соединялось это облако с дождевым облаком. И казалось, что обратно падали детские слезы, и материнские».
Иван Васильевич Чуприн
Восстание. Бухенвальд
«Восьмого апреля в эфир полетели сигналы SOS. Подпольный комитет тоже создал радиопередатчик. „Нас хотят уничтожить, вы слышите голос узников Бухенвальда, окажите нам помощь“. Сигналы были адресованы командующему третьей союзной американской армии генералу Потону. И хотя сейчас достоверно известно, что американский генерал прилетал, принимал эти сигналы, но помощи узникам, представителям тридцати восьми национальностей, населявших Бухенвальд, представителям восемнадцати стран Европы, он никакой не оказал».
Эмиль Григорьевич Альперин
«И вот подпольный комитет узнает от немецкой охраны, что на 11 апреля в 17:00 назначено поголовное истребление всех тех, кто еще остался в Бухенвальде. Осталось более двадцати одной тысячи заключенных. Узнав об этом, срочно созывается заседание интернационального комитета — тогда оно уже не было подпольным, — где принимается решение опередить немцев, и 11 апреля в 15:15 поднять вооруженное восстание. Раздается находящееся в тайниках оружие, пишется воззвание всем узникам Бухенвальда, призывающее всех до одного встать на борьбу за свое освобождение. И будь проклят тот, кто забыл свой долг, спасует в этой последней и беспощадной схватке с фашизмом, так заканчивалось воззвание. И ровно в назначенное время — в 15:15 над Бухенвальдом разнеслось могучее русское „УРА“, и тысячи заключенных, вооруженных пистолетом, винтовкой, камнем, палками, металлическими прутьями, тряпьем для набрасывания на колючую проволоку, бросились на штурм бухенвальдских вышек».
«Восьмого апреля в эфир полетели сигналы SOS. Подпольный комитет тоже создал радиопередатчик. „Нас хотят уничтожить, вы слышите голос узников Бухенвальда, окажите нам помощь“. Сигналы были адресованы командующему третьей союзной американской армии генералу Потону. И хотя сейчас достоверно известно, что американский генерал прилетал, принимал эти сигналы, но помощи узникам, представителям тридцати восьми национальностей, населявших Бухенвальд, представителям восемнадцати стран Европы, он никакой не оказал».
Эмиль Григорьевич Альперин
«И вот подпольный комитет узнает от немецкой охраны, что на 11 апреля в 17:00 назначено поголовное истребление всех тех, кто еще остался в Бухенвальде. Осталось более двадцати одной тысячи заключенных. Узнав об этом, срочно созывается заседание интернационального комитета — тогда оно уже не было подпольным, — где принимается решение опередить немцев, и 11 апреля в 15:15 поднять вооруженное восстание. Раздается находящееся в тайниках оружие, пишется воззвание всем узникам Бухенвальда, призывающее всех до одного встать на борьбу за свое освобождение. И будь проклят тот, кто забыл свой долг, спасует в этой последней и беспощадной схватке с фашизмом, так заканчивалось воззвание. И ровно в назначенное время — в 15:15 над Бухенвальдом разнеслось могучее русское „УРА“, и тысячи заключенных, вооруженных пистолетом, винтовкой, камнем, палками, металлическими прутьями, тряпьем для набрасывания на колючую проволоку, бросились на штурм бухенвальдских вышек».
«В 17:00 — время, назначенное для уничтожения узников Бухенвальда, с Ваймера раздался телефонный звонок. Но к телефону подошел уже не эсэсовец, подошел бывший узник Бухенвальда Святослав Инеман. Его спрашивают, «как идет уничтожение?» «Уничтожение идет нормально», — отвечает бывший узник Бухенвальда. «Оказывают ли вам сопротивление?» — «Да, сопротивление нам оказывают, но мы успешно справляемся».
Эмиль Григорьевич Альперин
Восстание. Маутхаузен
«Вышли мы, и вот по рядам передается от одного к другому: подбирайте все, чем можно бить. И вот там шли по дороге — а это через заводскую территорию, — там где-то железяки кусок, там палки, там камень, там еще что, и подбирали так потихоньку. И вот, как сейчас я помню — колонна большая нас шла, громадная, хвост еще в лагере, передок уже прошел через мост — дунайский там который был мост, — а мы находились как раз на середине. И вдруг: „За Родину, за Сталина“ — это русские кричали, и тут уже поднялись все кричать».
Игорь Федорович Малицкий
Эмиль Григорьевич Альперин
Восстание. Маутхаузен
«Вышли мы, и вот по рядам передается от одного к другому: подбирайте все, чем можно бить. И вот там шли по дороге — а это через заводскую территорию, — там где-то железяки кусок, там палки, там камень, там еще что, и подбирали так потихоньку. И вот, как сейчас я помню — колонна большая нас шла, громадная, хвост еще в лагере, передок уже прошел через мост — дунайский там который был мост, — а мы находились как раз на середине. И вдруг: „За Родину, за Сталина“ — это русские кричали, и тут уже поднялись все кричать».
Игорь Федорович Малицкий
Вячеслав Серкез давно работает с темой концлагерей. На основе рассказов узников Вячеслав Иосифович снял документальное кино о страшных и трагических событиях, которые довелось пережить этим людям.
Фильм режиссера «20-й блок. Охота на зайцев» 16 апреля будет транслировать телеканал «Культура».
На специальный премьерный показ фильма, который устраивает проект «Кинопризыв», можно сходить 14 апреля в кинотеатр «Ролан».
Фильм режиссера «20-й блок. Охота на зайцев» 16 апреля будет транслировать телеканал «Культура».
На специальный премьерный показ фильма, который устраивает проект «Кинопризыв», можно сходить 14 апреля в кинотеатр «Ролан».
Источник:
Ссылки по теме:
- Схватка со смертью Анны Егоровой
- 100 метров
- «Второе рождение» Михаила Девятаева
- Больше, чем воин
- Освенцим. Когда ад существует
