SatanKlaus

Дед Мороз сидел на верхушке ёлки и дико, прямо-таки неприлично, хохотал. Под ёлочкой стояли злые, молчаливые дети, два оленя, слегка нетрезвая Антонина Витальевна и Снегурочка с подбитым глазом. Все они пристально смотрели на виновника творившегося безобразия.
- Слезай, паразит, - прошипела Снегурочка, утирая нос рукавичкой. – Слезай, а не то следующая твоя станция будет неотложной, а к следующему
Новому году ты сам у себя будешь – в качестве подарка – просить дантиста.

- Это почему в качестве подарка? – заломил бровь Дед.
- Да потому, что на то, что б восстановить челюсть по кусочкам, денег у тебя нет! Ты понял? Слазь, кому сказала!
- Нервная ты, - Дед Мороз беззаботно болтал ножкой. – Лечиться надо. И пятачок приложить к глазу. А то светишь, как Александрийский маяк в
исполнении Церителли – и смотреть больно, и глаз отвести нельзя.
Снегурочка, дико взвыв, бросилась на ель, и, вцепившись зубами в кору, попыталась перегрызть дерево. Её оттащили дети. Пьяная Антонина
Витальевна тем временем счастливо кружилась в танце.
- Психопатка, - радостно взвизгнул Дед Мороз, кинул в Снегурку шишкой и, достав из кармана губную гармошку, принялся насвистывать какой-то
милый полузабытый нацистский марш.
- Ты – труп! – бесновалась Снегурочка, продолжая биться в крепких руках детей.
- Бе-бе-бе, - подло хихикнул Дед Мороз и показал окружающим язык. Язык был красным, дерзким, и за него очень хотелось дёрнуть.
- Может, его табуреткой сбить? - с надеждой спросил мальчик одетый в костюм медвежонка. – У нас есть отличная табуретка ручной работы,
настоящая, из дерева.
Там ещё такой замечательный гвоздик торчит.
- А она тяжелая? – озабочено поинтересовалась Снегурка.
- Тяжёлая, - нервно дёрнулись сразу несколько забинтованых детей. – Килограмм пять. Это если без гвоздя, - добавил толстый ребёнок
неопределённого пола, замаскированный под колобка. – С гвоздём семь.
- Тогда не долетит, - Снегурочка сунула руки в карманы и разочаровано пнула подвернувшийся под ногу мячик. Мимо неё, радостно блея, проползла на четвереньках Антонина Витальевна. Коллектив проводил её взглядом, затем вновь уставился на Деда Мороза. Тот беззаботно продолжал распевать песни.
- А ракетный двигатель если нацепить? – умный мальчик в очках протянул Снегурочке схему, с корнем выдраную из учебника юного анархиста.
- Дороговато выйдет, - потёрла она лоб. – Целый двигатель – да на какого-то старого хрыча. Да и табуретку жалко.
- Может, из ружья его? – спросил кто-то, ковыряясь в носу.
- Ружьё есть? – живо спросила Снегурочка. Дети пожали плечами.
- Или спилить… - задумчиво протянула девочка с косичками под Юлию Тимошенко.
Косичек почему-то было две. Девочка – одна.
- Нет, нет, ни за что! Я хочу ёлочку! - капризно топнула ногой Антонина Витальевна, свернулась в клубочек среди подарков и заснула. Её
заботливо накрыли покрывалом и оттащили за ноги в уголок. Дед Мороз продолжал над всеми глумиться, раскачиваясь, подобно Кинг Конгу, и
выкрикивая во тьму матерные частушки. Дети их старательно записывали.
- Где же он выпивку то берёт? – яростно бормотала сквозь сжатые губы Снегурочку, уклоняясь от очередной бутылки из-под шампанского.
- У него там гнездо, - девочка в костюме снежинки ловко отскочила в сторону от летящей в неё ёлочной игрушки и спряталась за плюшевым слоном. – Две недели вил. Вот и успел натаскать.

Мои похороны

Нет, вот вы мне скажыте, чем я хужэ Михаила Джексона? Па-моему я очинь даже песдатый чел (не путать с понятием «песдоватый»! Хотя и это есть
немнога).
Я ж, кстати, песдец какой талантливы и обаятельны. А по чясти скромности – совсем уж мало, кто может со мной сравницца.
Потому что я ахуеть какой скромны!! А еще я очень красивы. И умны.
И кстате, совсем не перекрасившаяся негра, а фполне европейского цвета кожи с лехкими арийскими оттенками.

А вот поди ж ты – он тебе и король попа, и пачитателей у него хуева туча, прям как у Багирова, разве что чуть-чуть поменьше. А у меня
пачитателей нет ваще. Ну и хуй с ним. Мне не надо пачитателей. Или я пачитателям не нужен? В принципе одно и то же.
И вот типерь он умир.
И похоронили его в залатом гробеке. (По другим источникам – в бронзовом, но с пазалотой.)
На похороны продавале билетеги.
Был празднечны фейерверг.
Пасетителей было чуть больше, чем на тризне принцессы Дианы.
Гы! А я почему этого не заслуживаю?
Вот я себе прецтавил: а вот когда я кони двину – какие у меня будут похороны?
А я себе прецтавил.
Во-первых, на мои похороны обизательно придут все мои женщины.
Ну, в смысле, которых я ибал или хотя бы драчил на них.
Это будет интересна.
И обязательно приглашу Изабеллу Марковну. Они фсе будут обсуждать, какая моя любимайя поза.
А одна из них скажет: «а Он меня ибал типа раком, но подлез немного снизу и набрызгал мне потом на сисьги!»
А другая скажет: «а мне он давал в ротег на балкончиге, когда остальные просто бухали в комнате, и кончел мне на очьки, потому что мы играли в босса и секретаршу, а потом на балкончег зашел (вычеркнуто цензурой) и охуел, пытался мне тут же в жопу присунуть, а я не дала – я ж не блять какая-то!!!»
И все они будут в траурных вуалях и промокать влажные глаза накрахмаленными платочьками…
Во-вторых, у меня на похоронах будед весила.
Например выйдет (вычеркнуто цензурой) и скажет: «мы на похоронАх или нуего нАх???» И все будут смеяцца и бухать.
А потом рюмку тоста возьмет (вычеркнуто цензурой) и скажет: «а ведь Он был неплохим челом – он однажды, когда мы были на рыбалке, так пернул, что на соседней турбазе подумали, что хор Турецкого Моцарта в оригинале исполняет!»
И все тут же начнут ржать и пердеть наперегонки.
А в-третьих, у меня на похоронах все будут чокаца и пить за здравие. А потом встанет унылый еблан (вычеркнуто цензурой) и скажет: «а помянем
Кома», а все ему: «пошел на хуй!», потому что будет весело и кругом сплошной позитив.
Ну потом, ясно, все нажруца ф сардэльку и пойдет нормальная пьянка.