688
1
На ВАЗ-2101 по Польше, Чехии, Словакии и Венгрии...
Часть 1. Фальстарт
Это была очень давняя мечта... нет, неправильно — это была МЕЧТА: в один прекрасный день сесть на отцовскую старенькую «копейку» (не на бойкую и торопливую иномарку, а именно на эту машину — располагающую к неспешной и рассудительной езде) и, не торопясь, вдумчиво, разглядывая окружающие пейзажи — проехать по Польше, Словакии, Чехии и Венгрии, снова пройти по тем дорогам, по которым уже однажды прошел — семнадцать лет назад.
Вернуться в девяносто третий год, в свою юность — в шальное и шалое время, в те дни, когда друзья были молоды, веселы и бесшабашны, девушки были столь же желанны, сколь и прекрасны, а мир вокруг был ярок и свеж...
Прекрасное время — юность!
Эта мечта достаточно долго, лет десять, была всего лишь неким эфемерным миражом — отцовская «копейка» догнивала свой век на колодках, лишенная и колес, и многих приборов, денег на такое дорогостоящее путешествие (как минимум — полторы тысячи долларов) не было в принципе; то есть за границу в конце девяностых — начале нулевых я ездил много и часто, но все эти поездки были жестко ограничены по времени и финансам и были (не вдаваясь в излишние подробности) сугубо и исключительно утилитарными — включая сюда и мартовскую поездку в Будапешт, отчет о которой был на сайте опубликован.
Но в один прекрасный день эта мечта вдруг начала обретать вполне реальные формы — нашелся человек, согласившийся проспонсировать написание моей шпионской трилогии; часть этих денег я смог (максимально ужавшись в расходах) потратить на то, чтобы поставить древние «жигули» на колеса и загнать их в ремонт.
Хлопцы со СТО скептически покачали головами и с жалостью посмотрели на идиота, возжелавшего вложить две тысячи долларов в кучу безнадежного хлама — но за восстановление «копейки» взялись.
Затем в течение трех лет (по мере поступления средств) ВАЗ-2101 образца 1974 года становился все более и более похож на автомобиль — пока в июне 2010-го не был торжественно доставлен на витебскую станцию технического осмотра номер сто тридцать и там был признан полностью и абсолютно годным к поездкам хоть куда — хоть в Жмеринку с Бердичевым, хоть в Будапешт с Краковом.
Иными словами — сбылась «транспортная составляющая» мечты.
Конечно, этого было крайне недостаточно — требовалось еще изыскать энную сумму на дорожные расходы (бензин нонче в европах — поболее евро за литр!). Но и здесь Господь не допустил крушения мечты — нашелся, без преувеличения, благородный и достойный человек, который (не без некоторого сожаления, конечно) посчитал возможным выдать автору сего опуса тысячу пятьсот евро на означенную поездку — в надежде, что автор в поездке напитается впечатлениями и затем выдаст на-гора пару-тройку новых книг.
Впрочем, и здесь никакого меркантильного интереса у спонсора поездки не было — радел он, главным образом, за современную русскую литературу, дабы обогатить ее достойными произведениями — не все же минаевым да глуховским пастить на этой ниве...
И вот в первых числах сентября автор на означенной антикварной самобеглой коляске двинулся к границам нашей Родины... хм, однако, несколько двусмысленно звучит эта фраза; скажем, так — автор двинулся на Запад, к крепости-герою Брест. До коего из Витебска добрался, практически без приключений, за восемь ходовых часов — что для древних «жигулей» весьма и весьма недурно.
Приключения начались по прибытии на погранпереход «Домачево».
Дело в том, что вышеозначенный автомобиль ВСЕГДА принадлежал нашей семье — с того момента, как он покинул конвейер Волжского автозавода.
Соответственно, номера на нем сохранялись те же, которые он получил в момент передачи моему отцу — то есть старые советские, с белыми буквами и цифрами на черном фоне (примерно такие, что до недавнего времени были у военных).
И пока машина ржавела «под забором» — проблем с этими номерами у меня не было, равно их не было и позже, когда «жигули» вновь начали свою активную жизнь — белорусское законодательство в этом вопросе весьма либерально.
А вот польское — НЕТ...
Как оказалось, польский Дорожный кодекс, а именно его артикул нумер 78 — категор-р-рически воспрещает передвижение по польским дорогам автомобилям с номерами «несуществующего государства», к тому же имеющими в своем наборе букв чисто кириллические знаки — коих нет в латинском алфавите.
Все это было мне доложено польскими пограничниками — на что я (вполне резонно, как мне кажется) ответил, что машины со старыми польскими номерами (теми, где тоже белые буквы и цифры на черном фоне) наша пограничная служба на территорию Беларуси пускает, хотя это тоже — номера «несуществующей страны» (ибо выдавались они в ПНР — которой, как известно, ныне на политической карте мира нет).
Плюс к этому — в этих номерах с избытком букв, также ни разу не встречающихся в кириллическом алфавите.
Увы, доводы рассудка и формальной логики на польских пограничников не подействовали. В конце концов они просто достали свой Дорожный кодекс, показали этот параграф — и более дискуссию со мной продолжать не стали.
Посему первая наша попытка (наша — моя и «копейки») пересечь границу Евросоюза завершилась провалом — благодаря белорусским и российским дипломатам, в начале девяностых с легкостью согласившихся на столь откровенную дискриминацию своих граждан по принципу языка и алфавита...
Часть 2. По Привислянскому краю
Скажу откровенно — после столь плачевно начавшейся экспедиции продолжать ее у меня поначалу отпало всяческое желание; но затем, рассуждая здраво, я пришел к выводу, что негоже белорусу менять свои планы из-за «польской интриги» (спасибо Салтыкову-Щедрину!). Оная интрига должна быть посрамлена!
Сказано — сделано.
По возвращении к временному месту дислокации очень быстро (в течении четырех часов) старые номера были обменены на новые (благо, машинка была «прописана» в Брестской области), получен новый техпаспорт (в России его обзывают ПТС), и на следующее утро мы с «жигуличкой» вновь двинулись к западным рубежам Русского Мiра.
На этот раз никакой очереди на границе не было (воскресенье!), пропустили нас быстро и без всякого скандала.
Проходя белорусскую границу, я счел нужным подарить млеющему от безделья пограничнику и весьма деятельному таможеннику по экземпляру своей книги «Эра негодяев» — абсолютно без всякой задней мысли.
Как оказалось по возвращении — это было весьма здравое решение!
И вот она — Польша!
Довольно долго я наслаждался неспешной ездой (от Словатичей до Влодавы и далее по трассе на Люблин) практически в полном одиночестве — машин до Лечны практически не было, дорога была вполне удовлетворительной.
Увы, счастье было недолгим — ближе к Люблину движение стало значительно более интенсивным, а дороги начали медленно, но верно ухудшатся — из-за довольно глубоких колей, оставленных в асфальте бесчисленным колоннами тяжелых фур.
Благодаря этим колеям мою «жигуличку» мотало из стороны в сторону уже даже на скорости семьдесят километров в час; впрочем, как мне удалось убедиться своими собственными глазами, столь же плачевно чувствовали себя на этих убитых дорогах и самоновейшие иномарки — их так же швыряло из стороны в сторону, правда, на куда более значительной скорости.
Польские же дорожники решили проблему злосчастных колей просто, изящно, а если учесть экономию для бюджета — то просто гениально: везде, где качество дороги падало резко и необратимо, они вывесили дорожные знаки «Koleiny» — тем самым, сняв с себя всякую ответственность перед участниками дорожного движения.
Колеи? Да, панове, вы правы — колеи. Но ведь мы вас предупреждали, не так ли? Так какие к нам претензии?
Задачей первого дня было — добраться до Велички и заночевать там в мотеле «Классик». Эта задача была выполнена — правда, уже в полной темноте.
За сто злотых мне был выдан ключ от номера, а моему верному железному Росинанту — место на парковке; ужинать уже не было ни желания, ни сил.
Утром, после довольно легкого завтрака, разложив карту на капоте, я составил маршрут дальнейшего движения — целью которого было, во-первых, заехать на пару часиков в Моравию (в городок Визовице, славный своими сливовицами, грушовицами и прочими боровичками), во-вторых, к вечеру добраться до словацкого города Партизанске — в коем нашел упокоение известный словацкий писатель Рудольф Яшик (о котором я пишу в настоящее время книгу).
Увы, выехав на трассу А-4, я вскоре понял, что тщательно разработанный маршрут летит в тар-тарары: поворота на юг, на Словакию НЕ БЫЛО.
То есть съезды с трассы на шоссе № 7, на Закопане, были, но все указатели, извещавшие о об этих съездах — были накрест перевязаны черными пластиковыми лентами, а сами съезды для надежности были еще и перегорожены пластиковыми заборами.
Ладно, я решил двигаться на запад — в надежде, что далее хоть какая-нибудь дорога на юг да найдется.
Наивный мечтатель! ВСЕ дороги на Словакию были ЗАКРЫТЫ! В Заторе на указателе поворота на дорогу № 781, на Анджихув, висела шильда «Дорога замкнена» — без всяких объяснений причин и направлений объезда.
Помыкавшись с полчаса по Освенцимскому району (найдя там, кстати, дорогу шириной всего В ТРИ МЕТРА!), мне все же удалось свернуть на юг — на дорогу № 948, идущую на Живец.
И, кстати, в дальнейшем я об этом нисколько не пожалел — пейзажи на этой дороге были просто ошеломительно хороши!
Где-то к двум часам дня удалось добраться до Словакии — где в придорожной корчме удалось пообедать и определится с дальнейшим маршрутом.
Очень надеясь, что словаки не столь беззаботны, как поляки, в деле путей сообщения (насколько я понял, поляки закрыли многие свои дороги в Бескидах из-за разрушений, которые принесли летние наводнения), я решил ехать до Визовиц через Чадцу, Турзовку и Макув — аккурат до чешской границы.
Как выяснилось в дальнейшем — это было весьма разумное решение.
Часть 3. Словакия, Моравия и опять Словакия
В Словакии, как и в Польше, все дороги, не имеющие счастья принадлежать к общеевропейским магистралям (к дорогам первого класса, как их называют в Словакии) — приближаются по качеству к среднероссийским.
Правда, нельзя сказать, что их совсем уж не ремонтируют — но делают это в крайне ограниченных масштабах. Дорога № 487, идущая от бывшего КПП на польско-словацкой границе «Звардон» до моравского городка Усти, по которой мне довелось ехать — ремонтировалась в семи или восьми местах, причем делалось это дорожниками весьма своеобразно.
Одну полосу движения они перекрывали для ремонта — а на второй, изрядно ее ограничив пластиковыми заборчиками, в начале и в конце ремонтируемого участка ставили светофоры.
Езда по этим участкам — была сущим адом! Но, худо-бедно, мы все же до чешско-словацкого рубежа добрались (кстати, словаки почти не говорят — «Чехия»; в ходу гораздо более — «Моравия», «чехи» — это жители Праги и ее окрестностей).
На бывшей границе меня порадовал прекрасно ухоженный монумент времен советско-чехословацкой дружбы — памятник боевому братству словаков, чехов и советских партизан, особенно ярко проявившемуся во время Словацкого национального восстания. Аккуратно прибранный, даже с цветами у подножия...
Хотя вылитый в бронзе партизан что-то уж больно походил на А.С. Пушкина — впрочем, может быть, этим словацкий скульптор хотел польстить «старшему брату»?
В общем, стоящий на перевале памятник выглядел прекрасно — что еще раз подтвердило простую истину: словаки (да по большому счету и моравы) — безусловные русофилы.
Слишком долго задерживаться в Моравии в мои планы не входило — я предполагал заехать в Визовице, побродить с полчасика по тамошним улочкам, купить пару сувениров домой (предполагались изделия здешней винокурни «Рудольф Еллинек» и местной пивоварни), наделать фоток — и убыть обратно в Словакию.
Так, в общем, и получилось — с небольшой поправкой: к скучающему в переулке моему «жигулю» подошли трое чехов и принялись его рассматривать со всех сторон, что-то бурно обсуждая на своем языке и даже (что для этой нации нехарактерно) весьма резво жестикулируя.
Увидев такой ажиотаж вокруг своего автомобиля и предполагая нехорошее, я поспешил к нему на помощь — ожидая всяких пакостей от бывших братьев по соцлагерю. И напрасно — чехи, оказывается, весьма уважительно относятся к подобного рода автохламу, и еще более — к идиотам, полагающим оный автохлам автомобилями.
И мне пришлось довольно долго и нудно рассказывать об истории моего Росинанта — какой год, объем двигателя, средняя скорость, и прочее — интересовавшее местных любителей автостарины.
В общем, выехали мы в Словакию на полчаса позже намеченного срока...
Моравские дороги, надо отдать им должное, куда лучше словацких — того же класса: от Визовице до Брумова мы пролетели без проблем; впрочем, и по Словакии до Тренчина дорога была хоть куда!
Увы, довольно скоро, перейдя в разряд «дорог третьего класса», она вновь начала изобиловать ямами и разного рода помехами движению (обочин там ВООБЩЕ НЕТ! В пяти сантиметрах от края проезжей части начинается ров!). Но до Партизанске оставалось всего-ничего — и поэтому я не обращал внимание на разные дорожные неурядицы.
Главное было — достичь города, в который я стремился попасть всю свою сознательную жизнь...
Уже изрядно стемнело, когда моя «жигуляка» (так ее назвали любители автостарины в Визовицах) прибыла в Партизанске. Узнав у глупо хихикающих школьниц месторасположение гостиницы — я въехал на площадь Словацкого национального восстания.
И в эту же минуту из динамиков магнитолы грянул «Куин» — «We are the champions — my friend». Символично, черт возьми!
Поясню свое ликование.
Дело в том, что в книге «Мертвые не поют» Рудольф Яшик описывал центральную площадь (где осенью 1942 года была вывешена карта Восточного фронта — к которой, как к разверстой могиле, приходили жители окрестных деревень) вымышленного городка Правно — в котором происходили все «словацкие» эпизоды книги.
Прообразом же Правно был Партизанске — в котором Яшик жил с 1946 года до своей смерти в 1961-м. Окна его дома выходили на эту площадь — и естественно, что в своей книге он описывал именно ее.
И вот — я оказался на той самой площади! Я СДЕЛАЛ ЭТО!
На следующее утро, зайдя в здание местной власти, я нашел пана Крбушика — который познакомил меня с одноклассником Рудольфа Яшика по семинарии, Павлом Гевалдой.
Деду — уже девяносто один, но у него — удивительно ясный ум и крепость духа! Плюс к тому — весьма уверенная походка и твердая рука. Горец!
Пан Гевалда очень много рассказал о Яшике и о Словацком национальном восстании.
В их городе — тогда он назывался Батеваны — в день восстания было роздано на руки обывателям более двух тысяч винтовок и семьдесят пулеметов. На все эти стволы в арсенале хранилось чуть более миллиона патронов — и восставшие были уверены, что этого количества оружия и патронов хватит до прихода Красной Армии.
Наивные идеалисты...
5 августа из Нитры пришли немцы; сначала партизанам удалось разбить несколько разведывательных дозоров дивизии СС «Эдельвейс», и даже захватить около полусотни пленных. Но уже через неделю немецкие танки и артиллерия разгромили позиции повстанцев, вынудив их отойти из города на восток.
16 сентября в Батеваны вошли эсэсовцы...
Из числа жителей Батеван в боях против немцев погибло сто тридцать четыре человека — это немало для городка с населением в шесть с половиной тысяч человек!
Рудольф Яшик принимал участие в восстании в других местах, на своей родине, в Кисуцах; он был комиссаром отряда Яна Дружака в бригаде имени Штефанека; после поражения восстания ему пришлось более трех месяцев скрываться в горах, иногда ночуя на голом снегу — может быть, именно поэтому он так мало прожил...
Похоронен Рудольф Яшик в Партизанске — и я был на его могиле, отдав последний долг памяти этому физически, может быть, и не шибко могучему, но чертовски сильному духом человеку.
Часть 4. Банска-Бистрица и Будапешт
Вторым городом Словакии, который мне кровь из носу нужно было посетить — была столица Словацкого национального восстания Банска-Бистрица. И выехав из Партизанске в два часа дня — к пяти я был уже на месте, обосновавшись в самом центре старого города, в пансионате «Мозес» (в номере с весьма, надо сказать, революционными решениями в сфере сантехнической инженерии).
Город (во всяком случае, его средневековый центр) оказался чертовски красив — впрочем, как и большинство маленьких центральноевропейских городов, которых не задела война и минула чаша послевоенного «восстановления».
И, опять же, похвалю словаков — памятник советским воинам на центральной площади (естественно, носящей имя Словацкого национального восстания) отменно ухожен и очевидно содержится в надлежащем порядке.
Буквы на памятнике блестят золотом, его черный мрамор сияет полировкой — и, на мой взгляд, памятник бойцам Красной Армии, павшим за освобождение Чехословакии, смотрится на этой старинной площади вполне органично, не мучая взгляд своим несоответствием окружающему архитектурному ансамблю.
Да, и еще один приятный момент — в Банска-Бистрице исключительно отменные кондитерские! Я даже снял на память витрину одной из них — с тремя десятками всевозможных видов пирожных (пять из которых я попробовал — самые лестные характеристики!).
Вообще, на мой взгляд, словацкая кухня, если судить с точки зрения повара, слабовата (особенно — что касается супов), разнообразием кулинарных приемов не блистает и изобилием блюд не изумляет — но зато в плане десертов просто великолепна!
Хотя, конечно, я не думаю, что столь изысканные пирожные и торты — суть продукт исконных словацких кулинарных традиций, это, скорее, влияние поварских технологий имперской столицы (от Братиславы до Вены — рукой подать) — что, опять же, ничуть кулинаров из Банска-Бистрицы не унижает.
Взять лучшее от кухонь соседей — вполне разумно и правильно, главное в этом деле — не переусердствовать в копировании.
Словаки — не переусердствовали.
Ну а на следующий день был музей Словацкого национального восстания.
Сама экспозиция меня, если честно, не очень обрадовала — руководство музея нынче изо всех сил старается изобразить восстание, как подвиг во имя спасения словацких евреев, и добрая треть экспонатов посвящена тому, как словацкие партизаны и подпольщики укрывали и прятали местных иудеев — но зато площадка с военной техникой была весьма занимательна!
Разного старого военного и послевоенного железа там было с избытком — причем имелись довольно редкие экземпляры!
LT-38 в отличном состоянии, немецкие бронетранспортеры (строившиеся на чешских военных заводах), Pzkw-IV с длинноствольной 75-мм пушкой (весь в экранах), «штурмгешютц» выпуска где-то 1944 года (если вообще не послевоенного чехословацкого), легкая полевая 100-мм гаубица «Шкода», 105-мм немецкая гаубица — и масса советской военной техники.
В общем, человеку, интересующемуся военным железом Второй мировой, там есть где разгуляться!
Вволю побродив по Банска-Бистрице и пообедав в одном из бесчисленных ресторанчиков на площади Словацкого национального восстания, я двинулся на юг — к столице Венгерского королевства.
Будапешт встретил меня, как обычно — то есть жуткой неразберихой в указателях, к тому же теряющихся среди бесчисленной коммерческой рекламы.
Но будучи уже калачом тертым — в столице мадьяр, чай, уже в шестой раз! — я довольно ловко избежал ошибок при маневрировании и сравнительно быстро достиг пансионата «Байо» в Шорокшаре... пардон, теперь это двадцатый район Будапешта под названием «Пешт-Эржебет».
Весьма, надо сказать, уютное местечко, к тому же — более чем демократичное по ценам; а если добавить к этому еще и хозяйку, старательно изучающую русский язык — то вообще место более чем удачное.
Что больше всего удивило в купальнях Геллерт, куда я двинулся на следующий день — это необычайная серьезность посетителей. Ну как можно не смеяться, когда бьющие со дна струи воды щекочут пятки?! Венгры — не смеются. Сурьезный народ...
Впрочем, всю строгую академичность этого отдыха испортила группа туристов из Израиля — бывших наших соотечественников. Как только вопящая шайка этих невежд ворвалась в бассейн — все венгры (в том числе и я) тут же почувствовали себя крайне неуютно.
Такое было впечатление, что эти евреи вообще никогда не слышали о поведении в общественных местах... Быдло, в самом худшем смысле этого слова! Толкнут кого-нибудь — и бросают небрежно «сори», с неподражаемым бердичевским выговором...
Неужели трудно выучить по-венгерски хотя бы десяток слов?
В час дня я собрался покинуть гостеприимную мадьярскую столицу — но не тут-то было! Ни с того, ни с сего вдруг отказало сцепление (вернее, стало бешено вести). Первая передача при работающем двигателе включалась с таким треском и усилиями — что казалось, еще чуть-чуть — и я сломаю или рычаг, или первичный вал!
Езда по городу (да еще по такому, как Будапешт) с дико ведущим сцеплением — такой не сахар, я вам скажу... А впереди — горы! Как пересечь их — с неработающим сцеплением?
В общем, еле-еле добравшись до площади Барошш (на которой находится вокзал Келети), я загнал «жигуляку» в какой-то отстойник, достал карту, положил ее на капот — и стал думать думу. Весьма, надо сказать, невеселую...
И тут ко мне подошел пожилой (лет пятидесяти пяти) дядька. Скромно одетый, седой, лысоватый.
«Белорус?» — спросил по-русски. Я подтвердил свою национальную принадлежность. Дядька отчего-то бурно обрадовался, начал рассказывать о своей жизни, о разных мадьярских пакостях, похвалил белорусов и Беларусь, затем, увидев карту на капоте — досконально и подробно объяснил мне мой дальнейший маршрут. И убыл по своим делам — на прощанье пожелав мне всяческих благ и успехов.
Я сел в машину. Завел мотор. Выжал сцепление, включил первую передачу...
МИСТИКА! Все вдруг заработало плавно, как часы!!! Не веря в свое счастье, я проехал по отстойнику, поочередно включая все передачи — сцепление работало, как по нотам! Причем даже лучше, чем до поломки! Плюс к этому — заработал спидометр (также вместе со сцеплением час назад наглухо отказавший).
Этот дед, что подошел ко мне на Керепеши ут, — был Бог?
Часть 5. Высокие Татры
Будапешт я покинул, отягощенный разного рода добычей — главным образом, венгерскими белыми винами. Грешен, люблю!
И категорически не понимаю, отчего в любезном Отечестве сей продукт в жутком дефиците...
Ну ладно, не ввозите вы, дорогие импортеры, в пределы Таможенного союза венгерские мерло, кадарку и каберне — это, в общем, понятно и объяснимо, сорта широко распространенные, эти вина и из Молдавии, и с юга Украины можно ввозить массово, причем с явным преимуществом в цене — но отчего не импортируются венгерские БЕЛЫЕ ВИНА!?
Отчего на белорусских (российских) прилавках нет черсеги фюсереш и эгри леанька, почему я не могу купить эзерйо или сюркебарат, с какого такого перепугу в дефиците кирай леанька и шарга мушкотай, дебреи харшлевелю и бадачони кекнелю? Благородные вина Матры и Сексарда, Эгера и Бадачони, исключительные по своим вкусовым качествам, с божественным ароматом и долгим, упоительным послевкусием — почему их нет в Беларуси?
Ну, это было так, в порядке лирического отступления.
Путь мой лежал на восток — на Мишкольц и далее на Кошице (каковое мадьяры с удивительным упорством продолжают называть «Кашша» — ввиду того, что добрых тысячу лет оная Кашша была венгерским городом, изменив подданство лишь в 1919 году после Трианона).
Довольно долго дорога была безупречна, почти как в Беларуси — за окном махом промелькнули повороты на Геделе, Хатван, Эгер, Мишкольц... Уже в темноте мы перешли словацко-венгерскую границу — продолжая, тем не менее, двигаться по Венгерской равнине, которая кончилась лишь за Прешовом (кстати, восточно-венгерские — впрочем, как и восточно-словацкие — депрессивные городки битком набиты цыганами, что удручает...).
За оным Прешовым я совершил серьезную ошибку — вместо того чтобы двинуться на северо-восток, на Свидник-Барвинек-Кросно — я сдуру повернул на запад, на Попрад, в простоте душевной полагая, что еду к польской границе.
Когда же я обнаружил эту свою ошибку — было слишком поздно, мы с «жигулякой» оказались на автостраде «Высокие Татры» — не имеющему съездов и развязок железобетонному тоннелю, идущему аж до Братиславы. Лишь в Попраде мне удалось свернуть направо с этой безжизненной мрачной трассы — и двинутся к желанной польской границе.
Увы, путешествие по словацким муниципальным дорогам было недолгим — в Кежмароке «жигуляка» поймала болт в правое заднее колесо (полагаю, что подобные болты с самодельной квадратной шайбой работники провинциальных шиномонтажей разбрасывают по дорогам специально, создавая, таким образом, спрос на свои услуги), и к городу Спишска Бела я прибыл с в клочья изорванной резиной (а как было поступить иначе? Остановится на пустынной горной дороге и ждать утра? Ночью в горах холодно, а печка в «жигуле» не работала...).
Увы, было уже достаточно поздно (в словацкой провинции ложатся спать едва ли не с заходом солнца, и десять вечера для них — уже лютая ночь), и посему никто из автохтонов ничем мне помочь не смог.
Тогда я попросил у работника «бензинки» (так в Словакии называют заправки) вызвать наряд полиции — резонно полагая, что дело полиции не столько ловить преступников, сколько поддерживать порядок во вверенном населенном пункте, а иностранец-путешественник, терпящий в его пределах бедствие — есть непорядок, каковой требуется устранить.
Наряд прибыл — но поначалу полицейский хорунжий начал возмущаться блажью заезжего вояжера; когда же я ему объяснил всю трагичность ситуации (колесо — в клочья, запаска никудышна, печка не работает и на дворе — холодная ночь), он проникся — и, посадив меня в свою патрульную машину, для начала отвез и показал, где находится шиномонтаж, дабы я утром туда первым делом и отправился.
Затем мы вернулись на «бензинку», откатили подбитые «жигули» на стоянку под фонарь (дабы ни у кого из случайных прохожих не возникло соблазна чуток помародерствовать), закрыли машину — и отправились в пансион. Тот, правда, по ночному времени был закрыт — но бравый хорунжий позвонил его хозяйке, и та через десять минут (едва ли не в ночнушке) примчалась на зов служителя закона.
Я был поселен в оный пансионат (23 евро за ночь и 5 евро за завтрак — весьма, надо сказать, обильный!), и уснул в своей комнате, как убитый. Хотя проспать мне не дали — в шесть утра на башне расположенного напротив костела зазвонил колокол — причем сначала мне показалось, что колокол звонит в моей комнате...
Впрочем, словаки в принципе встают рано — когда я в 6.40 спустился на первый этаж, кухня пансионата уже вовсю работала, а хозяйка, сидя за столиком, деятельно работала с документами.
Изрядно подкрепившись, я двинулся на шиномонтаж (Pneuservis).
Объяснив хозяину суть проблемы, я получил в свое распоряжение бойца с микроавтобусом — и через пять минут мы были на «бензинке».
Там проворный словак живо снял истерзанное колесо, мы вернулись на шиномонтаж, тут же была подобрана новая резина, схожая по размерам и рисунку с вышедшей из строя — и в течение нескольких минут одета на диск и отбалансирована.
Все удовольствие — сорок евро (резина — двадцать девять, плюс работа).
Я заикнулся о том, что запаска («резерв», как говорят словаки) у меня ни к черту не годиться — тут же из наличных дисков был подобран подходящий, из кучи бывших в употреблении, но еще вполне (на мой взгляд) годных шин была извлечена самая приличная — и тут же я стал обладателем рабочей запаски. БЕСПЛАТНО!
Мы с давешним словаком вернулись на «бензинку» (где, надо отметить, уже паслись вчерашние полицейские — прибывшие проверить, как идут дела у иностранца-путешественника). На их глазах работник шиномонтажа поставил новое колесо, уложил в багажник «жигуляки» запаску — и убыл восвояси. С трудом мне удалось всучить ему десятку!
И к десяти часам утра я был готов продолжить свой путь.
Впереди лежали Сандецкие Бескиды и спуск к Новому Сончу — в Польшу.
Часть 6. И снова — Польша!
Честное слово, когда после очередного из многих сотен бесчисленных поворотов горной дороги передо мной появилась шильда голубого цвета и надпись Polska в обрамлении евросоюзовских звездочек — я почувствовал себя почти что дома.
Польша! Здесь уже я, по крайней мере, смогу легко и просто объясняться!
Ан нет. На заправке за Новым Сончем я попытался заказать обед. Мой польский (с которым на Люблинщине я вполне годился в поляки) эти гуральцы НЕ ПОНИМАЛИ — каждый раз переспрашивая, чего же именно пан хочет!
Чертовы горцы...
Но зато языковой барьер, вдруг ни с того ни с сего возникший между мною и симпатичной официанткой — был компенсирован отличным обедом по рекордно низкой для этой поездки цене: тринадцать злотых за «журек з яйком», отбивную котлету в панировке с гарниром, чай и хлеб!
Не то что в Будапеште, где за примерно схожий набор блюд в ресторане «Пирошка» на Дамьянич ут мне пришлось выложить три с половиной тысячи форинтов (двенадцать с половиной евро)...
Да, еще — в польских Бескидах изрядно изумительных деревянных костелов сугубо православной архитектуры — у меня даже зародились сомнения, костелы ли это? Остановился и тщательно осмотрел один из них — костел, все правильно. Но какой-то уж больно не польский по виду...
Дальше дорога должна была повести меня на север, к Бржеско — но вывела отчего-то к Бохне. От которой мне с трудом удалось вывернуть таки на север, к Испине — какой-то черт меня в этот день постоянно толкал под руку, уводя налево, на запад.
Кстати, в Испине находится весьма любопытный мост через Вислу — однопутный. Я его на память снял — хотя вышедший из будки сторож (этот мост, оказывается, сторожат!) наорал на меня, постоянно повторяя «Не вольно!».
Пришлось выдать стражу десять злотых — после чего бравый охранник разрешительно махнул рукой — дескать, делай, что хочешь.
Наконец, после четырехчасовых мытарств мы с «жигулякой» выбрались таки на шоссе номер семьдесят девять — которое шло вдоль Вислы до Сандомира.
После проезда владений воеводы Мнишка мы повернули на Завихость, вырулили на мост через великую польскую реку — и вскорости были в Аннополе, известном весьма колоритным памятником Пилсудскому — выполненном в любопытнейшей манере послевоенного минимализма.
Ну а дальше — все было обыкновенно: долгая изнурительная ночная дорога Аннополь — Красник — Люблин — Влодава — Словатичи, погранпереход: и, наконец, вот она — Родина!
На досмотр стояла куцая очередь из шести или семи машин, я стал в конец — зачем мне выделяться? Очередь — от силы на час, ничего, постою, не барин.
Да и... у меня некоторый излишек спиртного в сумках (ерунда, венгерские белые вина, но все же — бутылок шесть лишних), а ну как таможенники попросят предъявить ручную кладь?
Но бойкая девушка в белорусской пограничной форме вытащила нас с «жигулякой» из общей очереди и поставила в отдельный канал — одних-единственных.
Я было решил начать бояться — но все объяснилось: как оказалось, мои книги, выданные семь дней назад стражам белорусских границ, были ими прочитаны, и появление их автора на досмотровом рубеже вызвало у должностных лиц желание создать оному автору более комфортные условия пересечения границы, чем остальной публике.
Большое спасибо, кстати, ребята!
Границу я прошел за четверть часа — и вскоре, счастливый и удовлетворенный (Я СДЕЛАЛ ЭТО!), я ехал по шоссе Брест-Минск — дабы через час оказаться в доме моей мамы...
Анабасис завершился легким неутомительным пробегом Ивацевичи — Витебск, сначала (до Минска) по М1, потом — по шоссе Плещеницы-Бегомль-Лепель-Витебск.
ВЕЗДЕ — подчеркиваю, ВЕЗДЕ! — дорога была упоительно прекрасна! Кстати недалеко от Барановичей щелкнул два дота польской «линии Пилсудского» — оказавшихся столь же бесполезными в 1939 году, как и доты «линии Сталина» два года спустя.
Что я хочу сказать в завершение этого цикла?
Очень простую вещь — давно уже мне известную, которой я хочу поделиться сегодня с вами.
Нет лучше на свете земли — чем наша земля!
Это была очень давняя мечта... нет, неправильно — это была МЕЧТА: в один прекрасный день сесть на отцовскую старенькую «копейку» (не на бойкую и торопливую иномарку, а именно на эту машину — располагающую к неспешной и рассудительной езде) и, не торопясь, вдумчиво, разглядывая окружающие пейзажи — проехать по Польше, Словакии, Чехии и Венгрии, снова пройти по тем дорогам, по которым уже однажды прошел — семнадцать лет назад.
Вернуться в девяносто третий год, в свою юность — в шальное и шалое время, в те дни, когда друзья были молоды, веселы и бесшабашны, девушки были столь же желанны, сколь и прекрасны, а мир вокруг был ярок и свеж...
Прекрасное время — юность!
Эта мечта достаточно долго, лет десять, была всего лишь неким эфемерным миражом — отцовская «копейка» догнивала свой век на колодках, лишенная и колес, и многих приборов, денег на такое дорогостоящее путешествие (как минимум — полторы тысячи долларов) не было в принципе; то есть за границу в конце девяностых — начале нулевых я ездил много и часто, но все эти поездки были жестко ограничены по времени и финансам и были (не вдаваясь в излишние подробности) сугубо и исключительно утилитарными — включая сюда и мартовскую поездку в Будапешт, отчет о которой был на сайте опубликован.
Но в один прекрасный день эта мечта вдруг начала обретать вполне реальные формы — нашелся человек, согласившийся проспонсировать написание моей шпионской трилогии; часть этих денег я смог (максимально ужавшись в расходах) потратить на то, чтобы поставить древние «жигули» на колеса и загнать их в ремонт.
Хлопцы со СТО скептически покачали головами и с жалостью посмотрели на идиота, возжелавшего вложить две тысячи долларов в кучу безнадежного хлама — но за восстановление «копейки» взялись.
Затем в течение трех лет (по мере поступления средств) ВАЗ-2101 образца 1974 года становился все более и более похож на автомобиль — пока в июне 2010-го не был торжественно доставлен на витебскую станцию технического осмотра номер сто тридцать и там был признан полностью и абсолютно годным к поездкам хоть куда — хоть в Жмеринку с Бердичевым, хоть в Будапешт с Краковом.
Иными словами — сбылась «транспортная составляющая» мечты.
Конечно, этого было крайне недостаточно — требовалось еще изыскать энную сумму на дорожные расходы (бензин нонче в европах — поболее евро за литр!). Но и здесь Господь не допустил крушения мечты — нашелся, без преувеличения, благородный и достойный человек, который (не без некоторого сожаления, конечно) посчитал возможным выдать автору сего опуса тысячу пятьсот евро на означенную поездку — в надежде, что автор в поездке напитается впечатлениями и затем выдаст на-гора пару-тройку новых книг.
Впрочем, и здесь никакого меркантильного интереса у спонсора поездки не было — радел он, главным образом, за современную русскую литературу, дабы обогатить ее достойными произведениями — не все же минаевым да глуховским пастить на этой ниве...
И вот в первых числах сентября автор на означенной антикварной самобеглой коляске двинулся к границам нашей Родины... хм, однако, несколько двусмысленно звучит эта фраза; скажем, так — автор двинулся на Запад, к крепости-герою Брест. До коего из Витебска добрался, практически без приключений, за восемь ходовых часов — что для древних «жигулей» весьма и весьма недурно.
Приключения начались по прибытии на погранпереход «Домачево».
Дело в том, что вышеозначенный автомобиль ВСЕГДА принадлежал нашей семье — с того момента, как он покинул конвейер Волжского автозавода.
Соответственно, номера на нем сохранялись те же, которые он получил в момент передачи моему отцу — то есть старые советские, с белыми буквами и цифрами на черном фоне (примерно такие, что до недавнего времени были у военных).
И пока машина ржавела «под забором» — проблем с этими номерами у меня не было, равно их не было и позже, когда «жигули» вновь начали свою активную жизнь — белорусское законодательство в этом вопросе весьма либерально.
А вот польское — НЕТ...
Как оказалось, польский Дорожный кодекс, а именно его артикул нумер 78 — категор-р-рически воспрещает передвижение по польским дорогам автомобилям с номерами «несуществующего государства», к тому же имеющими в своем наборе букв чисто кириллические знаки — коих нет в латинском алфавите.
Все это было мне доложено польскими пограничниками — на что я (вполне резонно, как мне кажется) ответил, что машины со старыми польскими номерами (теми, где тоже белые буквы и цифры на черном фоне) наша пограничная служба на территорию Беларуси пускает, хотя это тоже — номера «несуществующей страны» (ибо выдавались они в ПНР — которой, как известно, ныне на политической карте мира нет).
Плюс к этому — в этих номерах с избытком букв, также ни разу не встречающихся в кириллическом алфавите.
Увы, доводы рассудка и формальной логики на польских пограничников не подействовали. В конце концов они просто достали свой Дорожный кодекс, показали этот параграф — и более дискуссию со мной продолжать не стали.
Посему первая наша попытка (наша — моя и «копейки») пересечь границу Евросоюза завершилась провалом — благодаря белорусским и российским дипломатам, в начале девяностых с легкостью согласившихся на столь откровенную дискриминацию своих граждан по принципу языка и алфавита...
Часть 2. По Привислянскому краю
Скажу откровенно — после столь плачевно начавшейся экспедиции продолжать ее у меня поначалу отпало всяческое желание; но затем, рассуждая здраво, я пришел к выводу, что негоже белорусу менять свои планы из-за «польской интриги» (спасибо Салтыкову-Щедрину!). Оная интрига должна быть посрамлена!
Сказано — сделано.
По возвращении к временному месту дислокации очень быстро (в течении четырех часов) старые номера были обменены на новые (благо, машинка была «прописана» в Брестской области), получен новый техпаспорт (в России его обзывают ПТС), и на следующее утро мы с «жигуличкой» вновь двинулись к западным рубежам Русского Мiра.
На этот раз никакой очереди на границе не было (воскресенье!), пропустили нас быстро и без всякого скандала.
Проходя белорусскую границу, я счел нужным подарить млеющему от безделья пограничнику и весьма деятельному таможеннику по экземпляру своей книги «Эра негодяев» — абсолютно без всякой задней мысли.
Как оказалось по возвращении — это было весьма здравое решение!
И вот она — Польша!
Довольно долго я наслаждался неспешной ездой (от Словатичей до Влодавы и далее по трассе на Люблин) практически в полном одиночестве — машин до Лечны практически не было, дорога была вполне удовлетворительной.
Увы, счастье было недолгим — ближе к Люблину движение стало значительно более интенсивным, а дороги начали медленно, но верно ухудшатся — из-за довольно глубоких колей, оставленных в асфальте бесчисленным колоннами тяжелых фур.
Благодаря этим колеям мою «жигуличку» мотало из стороны в сторону уже даже на скорости семьдесят километров в час; впрочем, как мне удалось убедиться своими собственными глазами, столь же плачевно чувствовали себя на этих убитых дорогах и самоновейшие иномарки — их так же швыряло из стороны в сторону, правда, на куда более значительной скорости.
Польские же дорожники решили проблему злосчастных колей просто, изящно, а если учесть экономию для бюджета — то просто гениально: везде, где качество дороги падало резко и необратимо, они вывесили дорожные знаки «Koleiny» — тем самым, сняв с себя всякую ответственность перед участниками дорожного движения.
Колеи? Да, панове, вы правы — колеи. Но ведь мы вас предупреждали, не так ли? Так какие к нам претензии?
Задачей первого дня было — добраться до Велички и заночевать там в мотеле «Классик». Эта задача была выполнена — правда, уже в полной темноте.
За сто злотых мне был выдан ключ от номера, а моему верному железному Росинанту — место на парковке; ужинать уже не было ни желания, ни сил.
Утром, после довольно легкого завтрака, разложив карту на капоте, я составил маршрут дальнейшего движения — целью которого было, во-первых, заехать на пару часиков в Моравию (в городок Визовице, славный своими сливовицами, грушовицами и прочими боровичками), во-вторых, к вечеру добраться до словацкого города Партизанске — в коем нашел упокоение известный словацкий писатель Рудольф Яшик (о котором я пишу в настоящее время книгу).
Увы, выехав на трассу А-4, я вскоре понял, что тщательно разработанный маршрут летит в тар-тарары: поворота на юг, на Словакию НЕ БЫЛО.
То есть съезды с трассы на шоссе № 7, на Закопане, были, но все указатели, извещавшие о об этих съездах — были накрест перевязаны черными пластиковыми лентами, а сами съезды для надежности были еще и перегорожены пластиковыми заборами.
Ладно, я решил двигаться на запад — в надежде, что далее хоть какая-нибудь дорога на юг да найдется.
Наивный мечтатель! ВСЕ дороги на Словакию были ЗАКРЫТЫ! В Заторе на указателе поворота на дорогу № 781, на Анджихув, висела шильда «Дорога замкнена» — без всяких объяснений причин и направлений объезда.
Помыкавшись с полчаса по Освенцимскому району (найдя там, кстати, дорогу шириной всего В ТРИ МЕТРА!), мне все же удалось свернуть на юг — на дорогу № 948, идущую на Живец.
И, кстати, в дальнейшем я об этом нисколько не пожалел — пейзажи на этой дороге были просто ошеломительно хороши!
Где-то к двум часам дня удалось добраться до Словакии — где в придорожной корчме удалось пообедать и определится с дальнейшим маршрутом.
Очень надеясь, что словаки не столь беззаботны, как поляки, в деле путей сообщения (насколько я понял, поляки закрыли многие свои дороги в Бескидах из-за разрушений, которые принесли летние наводнения), я решил ехать до Визовиц через Чадцу, Турзовку и Макув — аккурат до чешской границы.
Как выяснилось в дальнейшем — это было весьма разумное решение.
Часть 3. Словакия, Моравия и опять Словакия
В Словакии, как и в Польше, все дороги, не имеющие счастья принадлежать к общеевропейским магистралям (к дорогам первого класса, как их называют в Словакии) — приближаются по качеству к среднероссийским.
Правда, нельзя сказать, что их совсем уж не ремонтируют — но делают это в крайне ограниченных масштабах. Дорога № 487, идущая от бывшего КПП на польско-словацкой границе «Звардон» до моравского городка Усти, по которой мне довелось ехать — ремонтировалась в семи или восьми местах, причем делалось это дорожниками весьма своеобразно.
Одну полосу движения они перекрывали для ремонта — а на второй, изрядно ее ограничив пластиковыми заборчиками, в начале и в конце ремонтируемого участка ставили светофоры.
Езда по этим участкам — была сущим адом! Но, худо-бедно, мы все же до чешско-словацкого рубежа добрались (кстати, словаки почти не говорят — «Чехия»; в ходу гораздо более — «Моравия», «чехи» — это жители Праги и ее окрестностей).
На бывшей границе меня порадовал прекрасно ухоженный монумент времен советско-чехословацкой дружбы — памятник боевому братству словаков, чехов и советских партизан, особенно ярко проявившемуся во время Словацкого национального восстания. Аккуратно прибранный, даже с цветами у подножия...
Хотя вылитый в бронзе партизан что-то уж больно походил на А.С. Пушкина — впрочем, может быть, этим словацкий скульптор хотел польстить «старшему брату»?
В общем, стоящий на перевале памятник выглядел прекрасно — что еще раз подтвердило простую истину: словаки (да по большому счету и моравы) — безусловные русофилы.
Слишком долго задерживаться в Моравии в мои планы не входило — я предполагал заехать в Визовице, побродить с полчасика по тамошним улочкам, купить пару сувениров домой (предполагались изделия здешней винокурни «Рудольф Еллинек» и местной пивоварни), наделать фоток — и убыть обратно в Словакию.
Так, в общем, и получилось — с небольшой поправкой: к скучающему в переулке моему «жигулю» подошли трое чехов и принялись его рассматривать со всех сторон, что-то бурно обсуждая на своем языке и даже (что для этой нации нехарактерно) весьма резво жестикулируя.
Увидев такой ажиотаж вокруг своего автомобиля и предполагая нехорошее, я поспешил к нему на помощь — ожидая всяких пакостей от бывших братьев по соцлагерю. И напрасно — чехи, оказывается, весьма уважительно относятся к подобного рода автохламу, и еще более — к идиотам, полагающим оный автохлам автомобилями.
И мне пришлось довольно долго и нудно рассказывать об истории моего Росинанта — какой год, объем двигателя, средняя скорость, и прочее — интересовавшее местных любителей автостарины.
В общем, выехали мы в Словакию на полчаса позже намеченного срока...
Моравские дороги, надо отдать им должное, куда лучше словацких — того же класса: от Визовице до Брумова мы пролетели без проблем; впрочем, и по Словакии до Тренчина дорога была хоть куда!
Увы, довольно скоро, перейдя в разряд «дорог третьего класса», она вновь начала изобиловать ямами и разного рода помехами движению (обочин там ВООБЩЕ НЕТ! В пяти сантиметрах от края проезжей части начинается ров!). Но до Партизанске оставалось всего-ничего — и поэтому я не обращал внимание на разные дорожные неурядицы.
Главное было — достичь города, в который я стремился попасть всю свою сознательную жизнь...
Уже изрядно стемнело, когда моя «жигуляка» (так ее назвали любители автостарины в Визовицах) прибыла в Партизанске. Узнав у глупо хихикающих школьниц месторасположение гостиницы — я въехал на площадь Словацкого национального восстания.
И в эту же минуту из динамиков магнитолы грянул «Куин» — «We are the champions — my friend». Символично, черт возьми!
Поясню свое ликование.
Дело в том, что в книге «Мертвые не поют» Рудольф Яшик описывал центральную площадь (где осенью 1942 года была вывешена карта Восточного фронта — к которой, как к разверстой могиле, приходили жители окрестных деревень) вымышленного городка Правно — в котором происходили все «словацкие» эпизоды книги.
Прообразом же Правно был Партизанске — в котором Яшик жил с 1946 года до своей смерти в 1961-м. Окна его дома выходили на эту площадь — и естественно, что в своей книге он описывал именно ее.
И вот — я оказался на той самой площади! Я СДЕЛАЛ ЭТО!
На следующее утро, зайдя в здание местной власти, я нашел пана Крбушика — который познакомил меня с одноклассником Рудольфа Яшика по семинарии, Павлом Гевалдой.
Деду — уже девяносто один, но у него — удивительно ясный ум и крепость духа! Плюс к тому — весьма уверенная походка и твердая рука. Горец!
Пан Гевалда очень много рассказал о Яшике и о Словацком национальном восстании.
В их городе — тогда он назывался Батеваны — в день восстания было роздано на руки обывателям более двух тысяч винтовок и семьдесят пулеметов. На все эти стволы в арсенале хранилось чуть более миллиона патронов — и восставшие были уверены, что этого количества оружия и патронов хватит до прихода Красной Армии.
Наивные идеалисты...
5 августа из Нитры пришли немцы; сначала партизанам удалось разбить несколько разведывательных дозоров дивизии СС «Эдельвейс», и даже захватить около полусотни пленных. Но уже через неделю немецкие танки и артиллерия разгромили позиции повстанцев, вынудив их отойти из города на восток.
16 сентября в Батеваны вошли эсэсовцы...
Из числа жителей Батеван в боях против немцев погибло сто тридцать четыре человека — это немало для городка с населением в шесть с половиной тысяч человек!
Рудольф Яшик принимал участие в восстании в других местах, на своей родине, в Кисуцах; он был комиссаром отряда Яна Дружака в бригаде имени Штефанека; после поражения восстания ему пришлось более трех месяцев скрываться в горах, иногда ночуя на голом снегу — может быть, именно поэтому он так мало прожил...
Похоронен Рудольф Яшик в Партизанске — и я был на его могиле, отдав последний долг памяти этому физически, может быть, и не шибко могучему, но чертовски сильному духом человеку.
Часть 4. Банска-Бистрица и Будапешт
Вторым городом Словакии, который мне кровь из носу нужно было посетить — была столица Словацкого национального восстания Банска-Бистрица. И выехав из Партизанске в два часа дня — к пяти я был уже на месте, обосновавшись в самом центре старого города, в пансионате «Мозес» (в номере с весьма, надо сказать, революционными решениями в сфере сантехнической инженерии).
Город (во всяком случае, его средневековый центр) оказался чертовски красив — впрочем, как и большинство маленьких центральноевропейских городов, которых не задела война и минула чаша послевоенного «восстановления».
И, опять же, похвалю словаков — памятник советским воинам на центральной площади (естественно, носящей имя Словацкого национального восстания) отменно ухожен и очевидно содержится в надлежащем порядке.
Буквы на памятнике блестят золотом, его черный мрамор сияет полировкой — и, на мой взгляд, памятник бойцам Красной Армии, павшим за освобождение Чехословакии, смотрится на этой старинной площади вполне органично, не мучая взгляд своим несоответствием окружающему архитектурному ансамблю.
Да, и еще один приятный момент — в Банска-Бистрице исключительно отменные кондитерские! Я даже снял на память витрину одной из них — с тремя десятками всевозможных видов пирожных (пять из которых я попробовал — самые лестные характеристики!).
Вообще, на мой взгляд, словацкая кухня, если судить с точки зрения повара, слабовата (особенно — что касается супов), разнообразием кулинарных приемов не блистает и изобилием блюд не изумляет — но зато в плане десертов просто великолепна!
Хотя, конечно, я не думаю, что столь изысканные пирожные и торты — суть продукт исконных словацких кулинарных традиций, это, скорее, влияние поварских технологий имперской столицы (от Братиславы до Вены — рукой подать) — что, опять же, ничуть кулинаров из Банска-Бистрицы не унижает.
Взять лучшее от кухонь соседей — вполне разумно и правильно, главное в этом деле — не переусердствовать в копировании.
Словаки — не переусердствовали.
Ну а на следующий день был музей Словацкого национального восстания.
Сама экспозиция меня, если честно, не очень обрадовала — руководство музея нынче изо всех сил старается изобразить восстание, как подвиг во имя спасения словацких евреев, и добрая треть экспонатов посвящена тому, как словацкие партизаны и подпольщики укрывали и прятали местных иудеев — но зато площадка с военной техникой была весьма занимательна!
Разного старого военного и послевоенного железа там было с избытком — причем имелись довольно редкие экземпляры!
LT-38 в отличном состоянии, немецкие бронетранспортеры (строившиеся на чешских военных заводах), Pzkw-IV с длинноствольной 75-мм пушкой (весь в экранах), «штурмгешютц» выпуска где-то 1944 года (если вообще не послевоенного чехословацкого), легкая полевая 100-мм гаубица «Шкода», 105-мм немецкая гаубица — и масса советской военной техники.
В общем, человеку, интересующемуся военным железом Второй мировой, там есть где разгуляться!
Вволю побродив по Банска-Бистрице и пообедав в одном из бесчисленных ресторанчиков на площади Словацкого национального восстания, я двинулся на юг — к столице Венгерского королевства.
Будапешт встретил меня, как обычно — то есть жуткой неразберихой в указателях, к тому же теряющихся среди бесчисленной коммерческой рекламы.
Но будучи уже калачом тертым — в столице мадьяр, чай, уже в шестой раз! — я довольно ловко избежал ошибок при маневрировании и сравнительно быстро достиг пансионата «Байо» в Шорокшаре... пардон, теперь это двадцатый район Будапешта под названием «Пешт-Эржебет».
Весьма, надо сказать, уютное местечко, к тому же — более чем демократичное по ценам; а если добавить к этому еще и хозяйку, старательно изучающую русский язык — то вообще место более чем удачное.
Что больше всего удивило в купальнях Геллерт, куда я двинулся на следующий день — это необычайная серьезность посетителей. Ну как можно не смеяться, когда бьющие со дна струи воды щекочут пятки?! Венгры — не смеются. Сурьезный народ...
Впрочем, всю строгую академичность этого отдыха испортила группа туристов из Израиля — бывших наших соотечественников. Как только вопящая шайка этих невежд ворвалась в бассейн — все венгры (в том числе и я) тут же почувствовали себя крайне неуютно.
Такое было впечатление, что эти евреи вообще никогда не слышали о поведении в общественных местах... Быдло, в самом худшем смысле этого слова! Толкнут кого-нибудь — и бросают небрежно «сори», с неподражаемым бердичевским выговором...
Неужели трудно выучить по-венгерски хотя бы десяток слов?
В час дня я собрался покинуть гостеприимную мадьярскую столицу — но не тут-то было! Ни с того, ни с сего вдруг отказало сцепление (вернее, стало бешено вести). Первая передача при работающем двигателе включалась с таким треском и усилиями — что казалось, еще чуть-чуть — и я сломаю или рычаг, или первичный вал!
Езда по городу (да еще по такому, как Будапешт) с дико ведущим сцеплением — такой не сахар, я вам скажу... А впереди — горы! Как пересечь их — с неработающим сцеплением?
В общем, еле-еле добравшись до площади Барошш (на которой находится вокзал Келети), я загнал «жигуляку» в какой-то отстойник, достал карту, положил ее на капот — и стал думать думу. Весьма, надо сказать, невеселую...
И тут ко мне подошел пожилой (лет пятидесяти пяти) дядька. Скромно одетый, седой, лысоватый.
«Белорус?» — спросил по-русски. Я подтвердил свою национальную принадлежность. Дядька отчего-то бурно обрадовался, начал рассказывать о своей жизни, о разных мадьярских пакостях, похвалил белорусов и Беларусь, затем, увидев карту на капоте — досконально и подробно объяснил мне мой дальнейший маршрут. И убыл по своим делам — на прощанье пожелав мне всяческих благ и успехов.
Я сел в машину. Завел мотор. Выжал сцепление, включил первую передачу...
МИСТИКА! Все вдруг заработало плавно, как часы!!! Не веря в свое счастье, я проехал по отстойнику, поочередно включая все передачи — сцепление работало, как по нотам! Причем даже лучше, чем до поломки! Плюс к этому — заработал спидометр (также вместе со сцеплением час назад наглухо отказавший).
Этот дед, что подошел ко мне на Керепеши ут, — был Бог?
Часть 5. Высокие Татры
Будапешт я покинул, отягощенный разного рода добычей — главным образом, венгерскими белыми винами. Грешен, люблю!
И категорически не понимаю, отчего в любезном Отечестве сей продукт в жутком дефиците...
Ну ладно, не ввозите вы, дорогие импортеры, в пределы Таможенного союза венгерские мерло, кадарку и каберне — это, в общем, понятно и объяснимо, сорта широко распространенные, эти вина и из Молдавии, и с юга Украины можно ввозить массово, причем с явным преимуществом в цене — но отчего не импортируются венгерские БЕЛЫЕ ВИНА!?
Отчего на белорусских (российских) прилавках нет черсеги фюсереш и эгри леанька, почему я не могу купить эзерйо или сюркебарат, с какого такого перепугу в дефиците кирай леанька и шарга мушкотай, дебреи харшлевелю и бадачони кекнелю? Благородные вина Матры и Сексарда, Эгера и Бадачони, исключительные по своим вкусовым качествам, с божественным ароматом и долгим, упоительным послевкусием — почему их нет в Беларуси?
Ну, это было так, в порядке лирического отступления.
Путь мой лежал на восток — на Мишкольц и далее на Кошице (каковое мадьяры с удивительным упорством продолжают называть «Кашша» — ввиду того, что добрых тысячу лет оная Кашша была венгерским городом, изменив подданство лишь в 1919 году после Трианона).
Довольно долго дорога была безупречна, почти как в Беларуси — за окном махом промелькнули повороты на Геделе, Хатван, Эгер, Мишкольц... Уже в темноте мы перешли словацко-венгерскую границу — продолжая, тем не менее, двигаться по Венгерской равнине, которая кончилась лишь за Прешовом (кстати, восточно-венгерские — впрочем, как и восточно-словацкие — депрессивные городки битком набиты цыганами, что удручает...).
За оным Прешовым я совершил серьезную ошибку — вместо того чтобы двинуться на северо-восток, на Свидник-Барвинек-Кросно — я сдуру повернул на запад, на Попрад, в простоте душевной полагая, что еду к польской границе.
Когда же я обнаружил эту свою ошибку — было слишком поздно, мы с «жигулякой» оказались на автостраде «Высокие Татры» — не имеющему съездов и развязок железобетонному тоннелю, идущему аж до Братиславы. Лишь в Попраде мне удалось свернуть направо с этой безжизненной мрачной трассы — и двинутся к желанной польской границе.
Увы, путешествие по словацким муниципальным дорогам было недолгим — в Кежмароке «жигуляка» поймала болт в правое заднее колесо (полагаю, что подобные болты с самодельной квадратной шайбой работники провинциальных шиномонтажей разбрасывают по дорогам специально, создавая, таким образом, спрос на свои услуги), и к городу Спишска Бела я прибыл с в клочья изорванной резиной (а как было поступить иначе? Остановится на пустынной горной дороге и ждать утра? Ночью в горах холодно, а печка в «жигуле» не работала...).
Увы, было уже достаточно поздно (в словацкой провинции ложатся спать едва ли не с заходом солнца, и десять вечера для них — уже лютая ночь), и посему никто из автохтонов ничем мне помочь не смог.
Тогда я попросил у работника «бензинки» (так в Словакии называют заправки) вызвать наряд полиции — резонно полагая, что дело полиции не столько ловить преступников, сколько поддерживать порядок во вверенном населенном пункте, а иностранец-путешественник, терпящий в его пределах бедствие — есть непорядок, каковой требуется устранить.
Наряд прибыл — но поначалу полицейский хорунжий начал возмущаться блажью заезжего вояжера; когда же я ему объяснил всю трагичность ситуации (колесо — в клочья, запаска никудышна, печка не работает и на дворе — холодная ночь), он проникся — и, посадив меня в свою патрульную машину, для начала отвез и показал, где находится шиномонтаж, дабы я утром туда первым делом и отправился.
Затем мы вернулись на «бензинку», откатили подбитые «жигули» на стоянку под фонарь (дабы ни у кого из случайных прохожих не возникло соблазна чуток помародерствовать), закрыли машину — и отправились в пансион. Тот, правда, по ночному времени был закрыт — но бравый хорунжий позвонил его хозяйке, и та через десять минут (едва ли не в ночнушке) примчалась на зов служителя закона.
Я был поселен в оный пансионат (23 евро за ночь и 5 евро за завтрак — весьма, надо сказать, обильный!), и уснул в своей комнате, как убитый. Хотя проспать мне не дали — в шесть утра на башне расположенного напротив костела зазвонил колокол — причем сначала мне показалось, что колокол звонит в моей комнате...
Впрочем, словаки в принципе встают рано — когда я в 6.40 спустился на первый этаж, кухня пансионата уже вовсю работала, а хозяйка, сидя за столиком, деятельно работала с документами.
Изрядно подкрепившись, я двинулся на шиномонтаж (Pneuservis).
Объяснив хозяину суть проблемы, я получил в свое распоряжение бойца с микроавтобусом — и через пять минут мы были на «бензинке».
Там проворный словак живо снял истерзанное колесо, мы вернулись на шиномонтаж, тут же была подобрана новая резина, схожая по размерам и рисунку с вышедшей из строя — и в течение нескольких минут одета на диск и отбалансирована.
Все удовольствие — сорок евро (резина — двадцать девять, плюс работа).
Я заикнулся о том, что запаска («резерв», как говорят словаки) у меня ни к черту не годиться — тут же из наличных дисков был подобран подходящий, из кучи бывших в употреблении, но еще вполне (на мой взгляд) годных шин была извлечена самая приличная — и тут же я стал обладателем рабочей запаски. БЕСПЛАТНО!
Мы с давешним словаком вернулись на «бензинку» (где, надо отметить, уже паслись вчерашние полицейские — прибывшие проверить, как идут дела у иностранца-путешественника). На их глазах работник шиномонтажа поставил новое колесо, уложил в багажник «жигуляки» запаску — и убыл восвояси. С трудом мне удалось всучить ему десятку!
И к десяти часам утра я был готов продолжить свой путь.
Впереди лежали Сандецкие Бескиды и спуск к Новому Сончу — в Польшу.
Часть 6. И снова — Польша!
Честное слово, когда после очередного из многих сотен бесчисленных поворотов горной дороги передо мной появилась шильда голубого цвета и надпись Polska в обрамлении евросоюзовских звездочек — я почувствовал себя почти что дома.
Польша! Здесь уже я, по крайней мере, смогу легко и просто объясняться!
Ан нет. На заправке за Новым Сончем я попытался заказать обед. Мой польский (с которым на Люблинщине я вполне годился в поляки) эти гуральцы НЕ ПОНИМАЛИ — каждый раз переспрашивая, чего же именно пан хочет!
Чертовы горцы...
Но зато языковой барьер, вдруг ни с того ни с сего возникший между мною и симпатичной официанткой — был компенсирован отличным обедом по рекордно низкой для этой поездки цене: тринадцать злотых за «журек з яйком», отбивную котлету в панировке с гарниром, чай и хлеб!
Не то что в Будапеште, где за примерно схожий набор блюд в ресторане «Пирошка» на Дамьянич ут мне пришлось выложить три с половиной тысячи форинтов (двенадцать с половиной евро)...
Да, еще — в польских Бескидах изрядно изумительных деревянных костелов сугубо православной архитектуры — у меня даже зародились сомнения, костелы ли это? Остановился и тщательно осмотрел один из них — костел, все правильно. Но какой-то уж больно не польский по виду...
Дальше дорога должна была повести меня на север, к Бржеско — но вывела отчего-то к Бохне. От которой мне с трудом удалось вывернуть таки на север, к Испине — какой-то черт меня в этот день постоянно толкал под руку, уводя налево, на запад.
Кстати, в Испине находится весьма любопытный мост через Вислу — однопутный. Я его на память снял — хотя вышедший из будки сторож (этот мост, оказывается, сторожат!) наорал на меня, постоянно повторяя «Не вольно!».
Пришлось выдать стражу десять злотых — после чего бравый охранник разрешительно махнул рукой — дескать, делай, что хочешь.
Наконец, после четырехчасовых мытарств мы с «жигулякой» выбрались таки на шоссе номер семьдесят девять — которое шло вдоль Вислы до Сандомира.
После проезда владений воеводы Мнишка мы повернули на Завихость, вырулили на мост через великую польскую реку — и вскорости были в Аннополе, известном весьма колоритным памятником Пилсудскому — выполненном в любопытнейшей манере послевоенного минимализма.
Ну а дальше — все было обыкновенно: долгая изнурительная ночная дорога Аннополь — Красник — Люблин — Влодава — Словатичи, погранпереход: и, наконец, вот она — Родина!
На досмотр стояла куцая очередь из шести или семи машин, я стал в конец — зачем мне выделяться? Очередь — от силы на час, ничего, постою, не барин.
Да и... у меня некоторый излишек спиртного в сумках (ерунда, венгерские белые вина, но все же — бутылок шесть лишних), а ну как таможенники попросят предъявить ручную кладь?
Но бойкая девушка в белорусской пограничной форме вытащила нас с «жигулякой» из общей очереди и поставила в отдельный канал — одних-единственных.
Я было решил начать бояться — но все объяснилось: как оказалось, мои книги, выданные семь дней назад стражам белорусских границ, были ими прочитаны, и появление их автора на досмотровом рубеже вызвало у должностных лиц желание создать оному автору более комфортные условия пересечения границы, чем остальной публике.
Большое спасибо, кстати, ребята!
Границу я прошел за четверть часа — и вскоре, счастливый и удовлетворенный (Я СДЕЛАЛ ЭТО!), я ехал по шоссе Брест-Минск — дабы через час оказаться в доме моей мамы...
Анабасис завершился легким неутомительным пробегом Ивацевичи — Витебск, сначала (до Минска) по М1, потом — по шоссе Плещеницы-Бегомль-Лепель-Витебск.
ВЕЗДЕ — подчеркиваю, ВЕЗДЕ! — дорога была упоительно прекрасна! Кстати недалеко от Барановичей щелкнул два дота польской «линии Пилсудского» — оказавшихся столь же бесполезными в 1939 году, как и доты «линии Сталина» два года спустя.
Что я хочу сказать в завершение этого цикла?
Очень простую вещь — давно уже мне известную, которой я хочу поделиться сегодня с вами.
Нет лучше на свете земли — чем наша земля!
реклама
а так понравилось, прочитал за раз)