3139
7
После поражения Грузии в грузино-абхазской войне 1992-93 годов Абхазия попала в еще худший переплет – из-за устроенной ей мировым сообществом блокады. Единственный путь к ее спасению лежал через союз с Россией, выдающимся строителем которого стал председатель Конгресса русских общин Абхазии Геннадий Никитченко.
бхазский народ, втянутый в войну почти что с голыми руками, победил, потому что смог, оттолкнувшись от угрозы его истребления, стать поголовно героическим. Ему на помощь пришли и русские, и чечены под началом Басаева – но было, кому помогать. Никитченко, чей довоенный дом разрушили грузины, водил в бой ополченцев, войну закончил заместителем командующего Восточным фронтом, кавалером высшего абхазского ордена Леона, Героем Абхазии.
И сразу же ввязался в новый, уже мирный бой за жизнь 50-тысячной русской общины, заточенной в ту блокаду заодно с абхазами. И этот бой с российскими чиновниками и таможней – за право вывезти через российский погранпост на реке Псоу партию чая, мандаринов – оказался еще тяжелей былой войны. Но привыкший не пасовать ни перед чем герой навел связи в Москве и в Краснодарском крае, выбивал там муку, производственное оборудование, транспорт; запустил рыболовецкую артель, бесплатные столовые для самых бедных…
Самым близким из его московских друзей стал глава комитета по СНГ Госдумы Георгий Тихонов, возглавлявший еще патриотическое движение «Союз». Соединило их тогдашнее единство убеждений: надо стремиться к воскрешению державной мощи СССР, Россия должна поддержать своих друзей, а не заискивать перед врагами, лишь презирающими ее за это… Не прекращал Никитченко и борьбу с концлагерным режимом, заставлявшим его узников в мандариновый сезон стоять до потемнения в глазах в километровых очередях на Псоу:
– Грузовики нашей общины с мандаринами задержал один гад из техконтроля, нарисовал на путевке единичку с нулями – дать ему такую взятку. Я приехал, говорю: «Ты тварь, ты обожрался, тебе на нарах тесно будет, ты у меня за каждый нуль по году отсидишь!» Набрал Москву, штаб погранвойск: «У вас здесь беспредел, позорите Россию!» Тут же бежит начальник погранпункта: «Проезжайте без досмотра, вы на контроле у Москвы!» Я говорю: «Мои машины с места не сойдут, пока не наведете у себя порядок. Под вами уже семь левых служб стригут людей, последнее у нищих отбирают!» – «Вы понимаете, что вы нас подставляете!» Я ему: «У меня дочь погибла на войне, я сына своего не пощажу подставить за ее память и за все, за что я воевал!» Там еще после всех постов стояла будка, собирали плату за хождение по российской территории. Я спрашиваю: «Кто вас поставил?» – «Адлерская милиция». Я съездил в Адлер, там все от этой будки отказались, я ее прямо с теми, кто в ней был, свалил в кювет…
Но на другой день эта будка вновь стояла – и сосала кровь бесправных зонных жителей.
И сразу же ввязался в новый, уже мирный бой за жизнь 50-тысячной русской общины, заточенной в ту блокаду заодно с абхазами. И этот бой с российскими чиновниками и таможней – за право вывезти через российский погранпост на реке Псоу партию чая, мандаринов – оказался еще тяжелей былой войны. Но привыкший не пасовать ни перед чем герой навел связи в Москве и в Краснодарском крае, выбивал там муку, производственное оборудование, транспорт; запустил рыболовецкую артель, бесплатные столовые для самых бедных…
Самым близким из его московских друзей стал глава комитета по СНГ Госдумы Георгий Тихонов, возглавлявший еще патриотическое движение «Союз». Соединило их тогдашнее единство убеждений: надо стремиться к воскрешению державной мощи СССР, Россия должна поддержать своих друзей, а не заискивать перед врагами, лишь презирающими ее за это… Не прекращал Никитченко и борьбу с концлагерным режимом, заставлявшим его узников в мандариновый сезон стоять до потемнения в глазах в километровых очередях на Псоу:
– Грузовики нашей общины с мандаринами задержал один гад из техконтроля, нарисовал на путевке единичку с нулями – дать ему такую взятку. Я приехал, говорю: «Ты тварь, ты обожрался, тебе на нарах тесно будет, ты у меня за каждый нуль по году отсидишь!» Набрал Москву, штаб погранвойск: «У вас здесь беспредел, позорите Россию!» Тут же бежит начальник погранпункта: «Проезжайте без досмотра, вы на контроле у Москвы!» Я говорю: «Мои машины с места не сойдут, пока не наведете у себя порядок. Под вами уже семь левых служб стригут людей, последнее у нищих отбирают!» – «Вы понимаете, что вы нас подставляете!» Я ему: «У меня дочь погибла на войне, я сына своего не пощажу подставить за ее память и за все, за что я воевал!» Там еще после всех постов стояла будка, собирали плату за хождение по российской территории. Я спрашиваю: «Кто вас поставил?» – «Адлерская милиция». Я съездил в Адлер, там все от этой будки отказались, я ее прямо с теми, кто в ней был, свалил в кювет…
Но на другой день эта будка вновь стояла – и сосала кровь бесправных зонных жителей.
×
В итоге у Никитченко сложился план, как вызволить республику, тянувшуюся к нам, из ее капкана. Все референдумы в Абхазии за присоединение к России обламывались о нормы мирового правопорядка. Умереть с голода непризнанной республике в угоду признанным расистам, как грузинский генерал Каркарашвили, обещавший уничтожить всю абхазскую нацию, эти нормы позволяли. А признать волеизъявление ее народа, его право на жизнь – нет.
И этой же республике, разрушенной войной, еще ставился в вину действительно трагический исход грузинских беженцев, попавшихся на отравленный крючок тбилисских наци: «Бей абхазов, спасай Абхазию!» Но они сами клюнули на тот генеральский клич, который породил всю бойню, а потом и их, со страха за такой клевок, исход. Каждый-то думал, что лично он не пострадает, а пострадали все – за что и обвинили тех, кого не удалось убить.
Короче говоря, Никитченко нашел лазейку в этом правовом кольце. Наши законы позволяли всем оставшимся на постсоветском поле без гражданства принять гражданство России, правопреемницы СССР. И жители Абхазии, попавшие в положение гоголевских мертвых душ наоборот: живые люди есть, а юридически их нет, – имели право на российское гражданство. И если сделать его для значительной их части, Россия получит право и обязанность защиты ее новых подданных – хотя и проживающих на территории другого государства.
Возникала беспримерная коллизия: все камни, вся земля от Псоу до Ингури остаются юридически за Грузией, а все люди, проживавшие там сроду – за Россией. Как дальше разрешить эту коллизию, дающую Абхазии прорыв ее блокады, а России – сбережение ее интересов в том регионе, – Никитченко продумал тоже, но об этом скажу позже.
Сперва же он всей своей силой убеждения и канистрами абхазской «изабеллы» повел атаку на Госдуму и Департамент консульской службы (ДКС) МИДа России. И добился разрешения для своего Конгресса заниматься оформлением российского гражданства для абхазских жителей. На деле это выглядело так. Никитченко в Сухуми, в своем послевоенном доме, служившим еще штаб-квартирой русской общины, принимал документы на гражданство и отвозил их в Москву, в ДКС. Там они проверялись совместно с МВД, и тем, кто прошел всю процедуру, выдавали справку о российском гражданстве. С ней уже можно было выйти беспрепятственно за Псоу – чтобы хоть только отдышаться от блокадного удушья и нырнуть обратно в зону, все остававшуюся зоной, с наполненными воздухом надежды легкими.
Вся операция стоила 13 долларов, денежный сбор шел на содержание небольшого штата сотрудников, доставку документов до Москвы и легкий подогрев патриотизма вовлеченных в эту акцию чиновников. Для бедных жителей Абхазии и такой взнос был не мал. Но очередь желающих выстроилась на годы вперед – и сдерживалась лишь пропускной способностью того же ДКС.
И этой же республике, разрушенной войной, еще ставился в вину действительно трагический исход грузинских беженцев, попавшихся на отравленный крючок тбилисских наци: «Бей абхазов, спасай Абхазию!» Но они сами клюнули на тот генеральский клич, который породил всю бойню, а потом и их, со страха за такой клевок, исход. Каждый-то думал, что лично он не пострадает, а пострадали все – за что и обвинили тех, кого не удалось убить.
Короче говоря, Никитченко нашел лазейку в этом правовом кольце. Наши законы позволяли всем оставшимся на постсоветском поле без гражданства принять гражданство России, правопреемницы СССР. И жители Абхазии, попавшие в положение гоголевских мертвых душ наоборот: живые люди есть, а юридически их нет, – имели право на российское гражданство. И если сделать его для значительной их части, Россия получит право и обязанность защиты ее новых подданных – хотя и проживающих на территории другого государства.
Возникала беспримерная коллизия: все камни, вся земля от Псоу до Ингури остаются юридически за Грузией, а все люди, проживавшие там сроду – за Россией. Как дальше разрешить эту коллизию, дающую Абхазии прорыв ее блокады, а России – сбережение ее интересов в том регионе, – Никитченко продумал тоже, но об этом скажу позже.
Сперва же он всей своей силой убеждения и канистрами абхазской «изабеллы» повел атаку на Госдуму и Департамент консульской службы (ДКС) МИДа России. И добился разрешения для своего Конгресса заниматься оформлением российского гражданства для абхазских жителей. На деле это выглядело так. Никитченко в Сухуми, в своем послевоенном доме, служившим еще штаб-квартирой русской общины, принимал документы на гражданство и отвозил их в Москву, в ДКС. Там они проверялись совместно с МВД, и тем, кто прошел всю процедуру, выдавали справку о российском гражданстве. С ней уже можно было выйти беспрепятственно за Псоу – чтобы хоть только отдышаться от блокадного удушья и нырнуть обратно в зону, все остававшуюся зоной, с наполненными воздухом надежды легкими.
Вся операция стоила 13 долларов, денежный сбор шел на содержание небольшого штата сотрудников, доставку документов до Москвы и легкий подогрев патриотизма вовлеченных в эту акцию чиновников. Для бедных жителей Абхазии и такой взнос был не мал. Но очередь желающих выстроилась на годы вперед – и сдерживалась лишь пропускной способностью того же ДКС.
За пару лет Никитченко смог сделать российское гражданство для 5 тысяч человек, тогда как для серьезного прорыва нужно было в 10, в 20 раз больше. Ждать этого прорыва в таких темпах – страшно долго, но Никитченко готов был ждать. Весь его опыт убеждал, что крепкое желание способно творить чудеса, курс взят им верный и справедливая вода в конце концов найдет дорогу.
Но и противник не дремал. Грузия заняла относительно Абхазии классическую позицию собаки на сене: сам не ам – и другим не дам! Потому всякое стремление блокадников не умереть воспринималось в Тбилиси как оскорбительный демарш и провокация. Грузинская дипломатия в Москве приложила все силы, дабы поломать хитрый план Никитченко, что резко подняло процент отказов по гражданству. Он утроил свой напор и емкости канистр – но тут схватил самый поганый удар в спину.
Его друг Тихонов, которого в Абхазии встречали с государственными почестями, провожали с сумками вина и мандаринов, до того влип в этот мед гостеприимства, что захотел построить там и кой-какие свои соты. После войны в курортной зоне осталось много бесхозных санаториев и пансионатов, которые еще ничего не стоили, но завтра, если снимется блокада и пойдет курортный вал, сулили самый щедрый куш. И Тихонов по свойственной всем людям, а тем паче нашим депутатам, слабине запал на один такой санаторий в Гаграх, решив его втихую прикарманить. Звонит на этот счет другу Никитченко – но тот ему: «Друг, ты приезжал сюда как уважаемый политик, тебя за это с честью принимали. Захотел срубить здесь бабки – тоже дело. Но тогда делай все прямо, вкривь нельзя. В каждом доме автомат, зайдет пальба, не получишь здесь не только санатория, но и гвоздя!»
Но тот этим доводам не внял: «Если перейдешь мне дорогу, я тебя смету!» Никитченко ответил: «Здесь такой твоей дороги нет». После чего вся их дружба лопнула, и владеющий бесплатным авиабилетом депутат вылетел в Абхазию сметать Никитченко. Но убедившись, что его авторитет там не пробить, пустился в обходной маневр. На заседании комитета по СНГ, председателем которого уже стал бывший советский дипломат Пастухов, предложил вывести Никитченко из Совета соотечественников при Госдуме, ввести туда другого от Абхазии, как раз с кем сладился по санаторию. То есть задумка была такова: сперва свалить врага в Москве – а потом довалить его в хоть и не признанной, но все равно глядящей по традиции в московский рот Абхазии.
Но Пастухов, хорошо знавший весь расклад в Абхазии, ответил, со слов стенограммы, так: «Никитченко мужик достойный и много там сделал». И Тихонов тут же сдал на попятную: «Я поддерживаю, что вы говорите». В итоге вся его абхазская затея провалилась, а президент Ардзинба, встречавший его со всей хлеб-солью из своей скудной казны, сказал: «Ну патриот! Орал за СССР – а свел все к санаторию!»
Но когда антиблокадный план Никитченко забуксовал под внешними нажимами, эта добавка в спину угробила его вконец. Уж если лучший друг, известный депутат, так валит своего обремененного проблемным делом друга – лучше, подсказывал чиновный мозжечок, уйти совсем от этих дел. И на заседании Комиссии по гражданству было решено закрыть этот гражданский транзит.
Никитченко кинулся к высшим чинам МИДа, МВД, к другим, идейно близким депутатам. Бился больше года, но все зря: на словах все были за него, но на деле оказалось, что вогнать обратно в тюбик эту отказную пасту невозможно. Между тем в отличие от этих москвичей, комфортно удаленных в своем тюбике от бедственной абхазской зоны, Никитченко жил в ней, среди людей, вложивших их последние гроши в гражданскую надежду. Но те гроши ушли на тщетную осаду тюбика – и как было объяснить тем обманутым по сути вкладчикам все тонкости московского предательства?
Но и противник не дремал. Грузия заняла относительно Абхазии классическую позицию собаки на сене: сам не ам – и другим не дам! Потому всякое стремление блокадников не умереть воспринималось в Тбилиси как оскорбительный демарш и провокация. Грузинская дипломатия в Москве приложила все силы, дабы поломать хитрый план Никитченко, что резко подняло процент отказов по гражданству. Он утроил свой напор и емкости канистр – но тут схватил самый поганый удар в спину.
Его друг Тихонов, которого в Абхазии встречали с государственными почестями, провожали с сумками вина и мандаринов, до того влип в этот мед гостеприимства, что захотел построить там и кой-какие свои соты. После войны в курортной зоне осталось много бесхозных санаториев и пансионатов, которые еще ничего не стоили, но завтра, если снимется блокада и пойдет курортный вал, сулили самый щедрый куш. И Тихонов по свойственной всем людям, а тем паче нашим депутатам, слабине запал на один такой санаторий в Гаграх, решив его втихую прикарманить. Звонит на этот счет другу Никитченко – но тот ему: «Друг, ты приезжал сюда как уважаемый политик, тебя за это с честью принимали. Захотел срубить здесь бабки – тоже дело. Но тогда делай все прямо, вкривь нельзя. В каждом доме автомат, зайдет пальба, не получишь здесь не только санатория, но и гвоздя!»
Но тот этим доводам не внял: «Если перейдешь мне дорогу, я тебя смету!» Никитченко ответил: «Здесь такой твоей дороги нет». После чего вся их дружба лопнула, и владеющий бесплатным авиабилетом депутат вылетел в Абхазию сметать Никитченко. Но убедившись, что его авторитет там не пробить, пустился в обходной маневр. На заседании комитета по СНГ, председателем которого уже стал бывший советский дипломат Пастухов, предложил вывести Никитченко из Совета соотечественников при Госдуме, ввести туда другого от Абхазии, как раз с кем сладился по санаторию. То есть задумка была такова: сперва свалить врага в Москве – а потом довалить его в хоть и не признанной, но все равно глядящей по традиции в московский рот Абхазии.
Но Пастухов, хорошо знавший весь расклад в Абхазии, ответил, со слов стенограммы, так: «Никитченко мужик достойный и много там сделал». И Тихонов тут же сдал на попятную: «Я поддерживаю, что вы говорите». В итоге вся его абхазская затея провалилась, а президент Ардзинба, встречавший его со всей хлеб-солью из своей скудной казны, сказал: «Ну патриот! Орал за СССР – а свел все к санаторию!»
Но когда антиблокадный план Никитченко забуксовал под внешними нажимами, эта добавка в спину угробила его вконец. Уж если лучший друг, известный депутат, так валит своего обремененного проблемным делом друга – лучше, подсказывал чиновный мозжечок, уйти совсем от этих дел. И на заседании Комиссии по гражданству было решено закрыть этот гражданский транзит.
Никитченко кинулся к высшим чинам МИДа, МВД, к другим, идейно близким депутатам. Бился больше года, но все зря: на словах все были за него, но на деле оказалось, что вогнать обратно в тюбик эту отказную пасту невозможно. Между тем в отличие от этих москвичей, комфортно удаленных в своем тюбике от бедственной абхазской зоны, Никитченко жил в ней, среди людей, вложивших их последние гроши в гражданскую надежду. Но те гроши ушли на тщетную осаду тюбика – и как было объяснить тем обманутым по сути вкладчикам все тонкости московского предательства?
Никитченко тогда напоминал могучего медведя, опутанного еще более могучей сетью, сплетенной нашими чинушами. Он мне привез листовку из Абхазии – такие стали там разбрасывать чеченские боевики, проведав, что Москва оставила республику, только начавшую одолевать свою блокаду, с носом:
«Мы не допустим, чтобы убийцы и военные преступники залечивали свои раны и вместе с семьями счастливо проводили свои отпуска на курортах Абхазии. ФЕДЕРАЛЫ – УБИЙЦЫ! Будьте уверены, мы превратим курорты Абхазии в ваши могилы!»
Никитченко пытался убедить наших чинуш, что эти курорты нужны и России, бил в их патриотические струны – но все тщетно:
– Они плевали на Родину! Из МВД шлют в МИД, из МИДа в МВД, лишь бы отделаться!.. Я провозил сейчас к нам школьные учебники – подарок от правительства Москвы. Сначала выписали в накладных маршрут через Азербайджан и Грузию. Я говорю: «От Зугдиди до Очамчиры рельсов уже нет физически, учебники через Грузию к нам не дойдут, их просто сожгут в печках!» – «А у нас в компьютерах другого пути нет!» Еле убедил послать напрямую, через Адлер. Там на таможне говорят: «Учебники не можем пропустить». Я кричу: «Почему десять тонн книг, подаренных Россией, нельзя провезти через российскую таможню?» – «У нас такой графы нет». – «А на цемент есть?» – «Есть». Загрузил поверх 5 тонн цемента – и только так провез!..
И убедившись вконец, что эту хорошо поставленную сеть ему не разорвать, Никитченко решил, не видя других шансов, обратиться с открытым письмом к президенту России Путину. Вот этот документ, который мы на пару с ним соорудили и который в силу всего дальнейшего уже может считаться историческим:
"Уважаемый Владимир Владимирович!
В декабре прошлого года, когда природная стихия оставила без света Сочи, Абхазия в очередной раз выручила своим электричеством российского соседа. Хотя при слабости абхазских линий для этого пришлось частично отключать потребителей в Гаграх и Сухуми. А в октябре 17 абхазских бойцов погибли в Кодорском ущелье, пресекая попытку чеченских террористов напасть через Абхазию на Россию.
Эти и многие другие факты говорят о том, что Абхазия – самый верный друг и союзник России. Любое здравомыслящее государство не отвергает своих союзников, а поддерживает их. Но российское чиновничество действует прямо наоборот.
В недавнем прошлом Конгресс русских общин Абхазии активно занимался оформлением российского гражданства для жителей нашей республики. Но на заседании Комиссии по вопросам гражданства 30 января 2001 года было принято решение о прекращении этой деятельности. Было решено открыть представительство МИД в Сочи по российскому гражданству. Но за прошедшие полтора года оно так и не заработало. И если заработает, для большинства населения Абхазии прока в нем не будет. Средняя зарплата там сегодня – 260, а пенсия 30 рублей в месяц. А чтобы только добраться до Сочи, нужно 200 рублей…
То есть на деле создается только лишняя препона, инструмент новых поборов с нашего населения. Тогда как уже налаженный канал, на который от России не требовалось ни копейки, уничтожается…
Как известно, США, другие развитые страны мира вкладывают миллиарды долларов в привлечение зарубежных союзников. Россия же, руками своих чинуш, словно все делает, чтобы оттолкнуть реального союзника. Но абсолютно точно сказано: «Места, не занятые нами, немедленно займет наш враг!»
Не знаем, известно ли Вам, с какой надеждой следят за Вашими действиями отверженные сыны когда-то великой страны, как они ловят каждое Ваше слово. И если Россия отречется от своих соотечественников в надежде снискать благосклонность откровенно враждебных стран, вряд ли она сможет возродиться как великая держава.
Мы обращаемся к Вам, потому что остальные безразличны к судьбам 50-и тысяч русских, оказавшихся заложниками в блокадной Абхазии. Мы с горечью чувствуем себя брошенными и преданными своей Родиной. Нам не хватает очень многого, но просим одно: снять с нас позорную печать бесправных и по сути заживо похороненных блокадников. Мы ничем не заслужили заключения в нынешнее гетто, где нет ни работы, ни надежды. Абхазию сегодня наказали так жестоко, как со времен немецкого фашизма еще не наказывали никого…
Владимир Владимирович! Мы обращаемся к Вам за помощью, и эта помощь не требует от России никаких денежных средств. В изуродованной войной Абхазии еще теплится жизнь, достаточно одной политической воли России, чтобы республика задышала вновь. Вся связанная с этим обращением конкретика известна соответствующим российским службам. Но только Вы способны дать указания, чтобы они действовали в интересах России, в рамках российского законодательства.
Абхазия – курортный рай, дружественная России страна – должна возродиться с помощью России!"
«Мы не допустим, чтобы убийцы и военные преступники залечивали свои раны и вместе с семьями счастливо проводили свои отпуска на курортах Абхазии. ФЕДЕРАЛЫ – УБИЙЦЫ! Будьте уверены, мы превратим курорты Абхазии в ваши могилы!»
Никитченко пытался убедить наших чинуш, что эти курорты нужны и России, бил в их патриотические струны – но все тщетно:
– Они плевали на Родину! Из МВД шлют в МИД, из МИДа в МВД, лишь бы отделаться!.. Я провозил сейчас к нам школьные учебники – подарок от правительства Москвы. Сначала выписали в накладных маршрут через Азербайджан и Грузию. Я говорю: «От Зугдиди до Очамчиры рельсов уже нет физически, учебники через Грузию к нам не дойдут, их просто сожгут в печках!» – «А у нас в компьютерах другого пути нет!» Еле убедил послать напрямую, через Адлер. Там на таможне говорят: «Учебники не можем пропустить». Я кричу: «Почему десять тонн книг, подаренных Россией, нельзя провезти через российскую таможню?» – «У нас такой графы нет». – «А на цемент есть?» – «Есть». Загрузил поверх 5 тонн цемента – и только так провез!..
И убедившись вконец, что эту хорошо поставленную сеть ему не разорвать, Никитченко решил, не видя других шансов, обратиться с открытым письмом к президенту России Путину. Вот этот документ, который мы на пару с ним соорудили и который в силу всего дальнейшего уже может считаться историческим:
"Уважаемый Владимир Владимирович!
В декабре прошлого года, когда природная стихия оставила без света Сочи, Абхазия в очередной раз выручила своим электричеством российского соседа. Хотя при слабости абхазских линий для этого пришлось частично отключать потребителей в Гаграх и Сухуми. А в октябре 17 абхазских бойцов погибли в Кодорском ущелье, пресекая попытку чеченских террористов напасть через Абхазию на Россию.
Эти и многие другие факты говорят о том, что Абхазия – самый верный друг и союзник России. Любое здравомыслящее государство не отвергает своих союзников, а поддерживает их. Но российское чиновничество действует прямо наоборот.
В недавнем прошлом Конгресс русских общин Абхазии активно занимался оформлением российского гражданства для жителей нашей республики. Но на заседании Комиссии по вопросам гражданства 30 января 2001 года было принято решение о прекращении этой деятельности. Было решено открыть представительство МИД в Сочи по российскому гражданству. Но за прошедшие полтора года оно так и не заработало. И если заработает, для большинства населения Абхазии прока в нем не будет. Средняя зарплата там сегодня – 260, а пенсия 30 рублей в месяц. А чтобы только добраться до Сочи, нужно 200 рублей…
То есть на деле создается только лишняя препона, инструмент новых поборов с нашего населения. Тогда как уже налаженный канал, на который от России не требовалось ни копейки, уничтожается…
Как известно, США, другие развитые страны мира вкладывают миллиарды долларов в привлечение зарубежных союзников. Россия же, руками своих чинуш, словно все делает, чтобы оттолкнуть реального союзника. Но абсолютно точно сказано: «Места, не занятые нами, немедленно займет наш враг!»
Не знаем, известно ли Вам, с какой надеждой следят за Вашими действиями отверженные сыны когда-то великой страны, как они ловят каждое Ваше слово. И если Россия отречется от своих соотечественников в надежде снискать благосклонность откровенно враждебных стран, вряд ли она сможет возродиться как великая держава.
Мы обращаемся к Вам, потому что остальные безразличны к судьбам 50-и тысяч русских, оказавшихся заложниками в блокадной Абхазии. Мы с горечью чувствуем себя брошенными и преданными своей Родиной. Нам не хватает очень многого, но просим одно: снять с нас позорную печать бесправных и по сути заживо похороненных блокадников. Мы ничем не заслужили заключения в нынешнее гетто, где нет ни работы, ни надежды. Абхазию сегодня наказали так жестоко, как со времен немецкого фашизма еще не наказывали никого…
Владимир Владимирович! Мы обращаемся к Вам за помощью, и эта помощь не требует от России никаких денежных средств. В изуродованной войной Абхазии еще теплится жизнь, достаточно одной политической воли России, чтобы республика задышала вновь. Вся связанная с этим обращением конкретика известна соответствующим российским службам. Но только Вы способны дать указания, чтобы они действовали в интересах России, в рамках российского законодательства.
Абхазия – курортный рай, дружественная России страна – должна возродиться с помощью России!"
Но все попытки опубликовать это письмо а российской прессе, чтобы повысить его шанс дойти до президента, потерпели неудачу. Такие вещи в наш циничный век в газетах публикуются только за деньги – каких у блокадного вождя Никитченко не могло быть. Самый идейный из редакторов сказал: «Когда я сам хотел помочь Абхазии, слетать туда за ее счет, она платить не захотела. Ну и пошла на хрен!»
И тогда Никитченко, привыкший биться до последнего патрона, сам отнес это письмо в почтовый ящик Президента в Кутафьей башне Кремля, где оно легло одним из прочих тысяч: «Все, выше обращаться некуда, только к одному Богу. Но я его приемную не знаю». Вероятность, что письмо достигнет цели, казалась почти никакой – но его податель теперь во всяком случае был чист перед собой: отстрелялся полностью и бился, как и надлежит герою, до конца.
Но дальше ход событий делается совершенно фантастическим. На следующее же утро по телефону, который Никитченко оставил больше для проформы при своем письме, ему звонят и просят срочно прийти в Комиссию по гражданству при Президенте РФ. Письмо дошло – но в какой уму не постижимый срок!
Он мчит на встречу, с ним там заводят очень дельный разговор, все его доводы признают верными – и огорошивают еще раз: «Вам открываются все светофоры – и предлагается сделать российское гражданство ВСЕМ жителям Абхазии за один месяц, именно за июнь 2002 года. Напишите справку обо всем, что для этого требуется; привлечем столько сотрудников МИДа и МВД, сколько нужно, и пошлем их прямо в Сочи. А пока вам надо вылететь туда и с одним человеком на два дня проехаться в Сухуми».
Никитченко берет билет на самый первый самолет – и в Сочи его действительно ждет человек, представившийся очень обтекаемо, из чего нетрудно было догадаться, что за ведомство он представляет. Они едут в Сухуми, там этот тип прекрасно ориентируется, беседует с абхазскими коллегами, запытывает на все темы самого Никитченко, с обильным применением стакана в том числе. В общем проводится самый пристальный экспресс-рентген героя: нет ли за его героизмом каких-то левых, типа тихоновской санаторщины или еще чего-то, интересов.
И тогда Никитченко, привыкший биться до последнего патрона, сам отнес это письмо в почтовый ящик Президента в Кутафьей башне Кремля, где оно легло одним из прочих тысяч: «Все, выше обращаться некуда, только к одному Богу. Но я его приемную не знаю». Вероятность, что письмо достигнет цели, казалась почти никакой – но его податель теперь во всяком случае был чист перед собой: отстрелялся полностью и бился, как и надлежит герою, до конца.
Но дальше ход событий делается совершенно фантастическим. На следующее же утро по телефону, который Никитченко оставил больше для проформы при своем письме, ему звонят и просят срочно прийти в Комиссию по гражданству при Президенте РФ. Письмо дошло – но в какой уму не постижимый срок!
Он мчит на встречу, с ним там заводят очень дельный разговор, все его доводы признают верными – и огорошивают еще раз: «Вам открываются все светофоры – и предлагается сделать российское гражданство ВСЕМ жителям Абхазии за один месяц, именно за июнь 2002 года. Напишите справку обо всем, что для этого требуется; привлечем столько сотрудников МИДа и МВД, сколько нужно, и пошлем их прямо в Сочи. А пока вам надо вылететь туда и с одним человеком на два дня проехаться в Сухуми».
Никитченко берет билет на самый первый самолет – и в Сочи его действительно ждет человек, представившийся очень обтекаемо, из чего нетрудно было догадаться, что за ведомство он представляет. Они едут в Сухуми, там этот тип прекрасно ориентируется, беседует с абхазскими коллегами, запытывает на все темы самого Никитченко, с обильным применением стакана в том числе. В общем проводится самый пристальный экспресс-рентген героя: нет ли за его героизмом каких-то левых, типа тихоновской санаторщины или еще чего-то, интересов.
Через два дня Никитченко снова в Москве с готовой справкой, как поставить на поток известное ему во всех деталях дело. И следом летит снова в Сочи, куда с ним вылетает десант из нескольких десятков привлеченных к делу представителей российских ведомств. Оставив их на российской базе, Никитченко едет в Сухуми и выступает там по телевидению, что все теперь могут в короткий срок получить российское гражданство через 8 отделений русской общины Абхазии.
– Очереди на сдачу документов стали занимать с 4-х утра, а где и уже с вечера. Но я до самого последнего не мог поверить, что все это не какой-то сон. Вывез на базу, где устроились эти десантники, первую партию документов – а они тоже не верили, что я так быстро это запущу. И когда получил первые два паспорта со штампом о гражданстве, взял бутылку водки, выдул – и только тогда поверил…
И дело завертелось. Отделения по приему документов в Гаграх, Сухуми, Гудауте и так далее не знали ни сна, ни роздыху. Вместо прежних 2 тысяч комплектов документов в год теперь через центральный штаб русской общины проходило до 8 тысяч в день. Никитченко во всей загудевшей вокруг гражданства Абхазии сделался личностью номер один. У него башка гудела тоже: тысячи друзей хотели сдать свои бумаги ему лично, мимо день и ночь стоявшей к его дому очереди. Ящиками приносили документы из правительства – и отказать никому, по их традиции, нельзя; но это была какая-то радостная, как на свадьбе, суматоха.
Живо откликнулись на это и кишевшие в Сухуми международные наблюдатели. К Никитченко пришли двое господ из комиссии по правам человека: «Вы нарушаете права людей, создавая давку у вашего дома!» Десятилетнюю геноцидную блокаду, отъем у людей права на труд, образование, передвижение, саму жизнь – эти гуманисты с оловянными глазами как-то ухитрились не заметить. А долгожданное открытие дороги жизни их всполошило тут же, вызвав этот приступ справедливости. Никитченко этим слепням сказал: «Я не нарушаю людских прав, а помогаю их восстановлению. И не дай Бог кто-то еще услышит ваши крайне неуместные здесь речи – тогда за ваши права я точно не ручаюсь». И оловянные международные солдатики, прозрев немедленно, убрались тут же.
На всех рынках Абхазии, в кофейнях, в транспорте, на улицах на протяжении всего этого июня только и говорилось, что об этом засветившем, как луч света сквозь блокадный мрак, гражданстве. Я спрашивал об этом очень многих: от молодых людей до стариков, от простых крестьян до директора сухумского винзавода, сделавшего первый экономический прорыв в блокаде: восстановленный с помощью российских инвестиций завод уже с год выпускал для России прославленный ассортимент абхазских вин. И больше всего поражала абсолютная схожесть всех в ответе на вопрос: «Почему все 100 процентов населения так кинулись получать российское гражданство?» – «Мы этого хотим не для того, чтобы легче было протащить мешок фасоли через погранпукт. Мы хотим войти в Россию, это главное, все остальное – во-вторых».
– Очереди на сдачу документов стали занимать с 4-х утра, а где и уже с вечера. Но я до самого последнего не мог поверить, что все это не какой-то сон. Вывез на базу, где устроились эти десантники, первую партию документов – а они тоже не верили, что я так быстро это запущу. И когда получил первые два паспорта со штампом о гражданстве, взял бутылку водки, выдул – и только тогда поверил…
И дело завертелось. Отделения по приему документов в Гаграх, Сухуми, Гудауте и так далее не знали ни сна, ни роздыху. Вместо прежних 2 тысяч комплектов документов в год теперь через центральный штаб русской общины проходило до 8 тысяч в день. Никитченко во всей загудевшей вокруг гражданства Абхазии сделался личностью номер один. У него башка гудела тоже: тысячи друзей хотели сдать свои бумаги ему лично, мимо день и ночь стоявшей к его дому очереди. Ящиками приносили документы из правительства – и отказать никому, по их традиции, нельзя; но это была какая-то радостная, как на свадьбе, суматоха.
Живо откликнулись на это и кишевшие в Сухуми международные наблюдатели. К Никитченко пришли двое господ из комиссии по правам человека: «Вы нарушаете права людей, создавая давку у вашего дома!» Десятилетнюю геноцидную блокаду, отъем у людей права на труд, образование, передвижение, саму жизнь – эти гуманисты с оловянными глазами как-то ухитрились не заметить. А долгожданное открытие дороги жизни их всполошило тут же, вызвав этот приступ справедливости. Никитченко этим слепням сказал: «Я не нарушаю людских прав, а помогаю их восстановлению. И не дай Бог кто-то еще услышит ваши крайне неуместные здесь речи – тогда за ваши права я точно не ручаюсь». И оловянные международные солдатики, прозрев немедленно, убрались тут же.
На всех рынках Абхазии, в кофейнях, в транспорте, на улицах на протяжении всего этого июня только и говорилось, что об этом засветившем, как луч света сквозь блокадный мрак, гражданстве. Я спрашивал об этом очень многих: от молодых людей до стариков, от простых крестьян до директора сухумского винзавода, сделавшего первый экономический прорыв в блокаде: восстановленный с помощью российских инвестиций завод уже с год выпускал для России прославленный ассортимент абхазских вин. И больше всего поражала абсолютная схожесть всех в ответе на вопрос: «Почему все 100 процентов населения так кинулись получать российское гражданство?» – «Мы этого хотим не для того, чтобы легче было протащить мешок фасоли через погранпукт. Мы хотим войти в Россию, это главное, все остальное – во-вторых».
Да, этот шаг лишь первый – и он в огромной степени удался потому, что Никитченко, когда еще не чаял столь невероятной, что пришла как в сказке, помощи, рыл носом землю в нужном направлении. И рыл ее, всем козням вопреки, и рыл.
Светлая память и сотне наших солдат-миротворцев, убитых из-за куста грузинскими боевиками в разъединительной грузино-абхазской зоне вдоль Ингури! Вся Абхазия, хотя и потеряла много больше своих сынов в этой международно укрепленной зоне терроризма, чтит память наших воинов и скорбит по ним. И мне говорили многие, что абхазское стремление в Россию обязано во многом и этой жертве нашего народа.
Но сделать эту жертву не бессмысленной помог сам потерявший на войне свою дочь Никитченко. И как я понимаю по немедленной реакции Путина на его упорный до последнего почин, не так-то много в президентском окружении таких, кому можно доверить судьбу наших жизненных пространств и интересов. Кто смог бы, как Суворов в Альпах или Ермак в Сибири, добыть Отечеству необходимую ему всегда, как хлеб, победу.
И самое последнее: как все же дальше разрешить эту коллизию с грузинскими камнями и уже российским населением Абхазии. Простор тут для самых разных схем велик – как и соблазн довериться известной формуле Наполеона: «Я завоюю земли, а мой министр иностранных дел найдет для этого все юридические основания». Но я б и здесь прислушался к давно сидящему внутри той бочки с порохом Никитченко:
– Землю людям дал Бог, а границы – черт. Богатый человек имеет под Москвой участок в полгектара – и все ходит у забора: как бы прирезать себе еще метр леса. Зачем? Гуляй в нем так, ты отбираешь у зверей их корм – но жадность разбирает! То же и с государственными границами. Абхазы входили и туда, и сюда, на самом деле им неважно, какой будет у них паспорт, грузинский или российский. Они сейчас отвоевали свою землю, чтобы сеять на ней кукурузу, пасти скот. Весь этот месяц у моих дверей было столпотворение, а в выходные – никого: все уезжали за город на посевную. Как они сейчас ни трясутся за гражданство, но кукуруза им важней: надо ее сперва посеять – а гражданство подождет. Оно сегодня дало им надежду, возвращение в мировую цивилизацию. Если б Абхазия видела, что может жизнь совместно с Грузией, примкнула б к ней. Но она боится духовного и политического террора с той стороны, потому и тянется в Россию. Сейчас не надо думать о границах. Пусть пройдет время, забудется боль и кровь, народ освоится на своем жизненном пространстве – тогда можно будет принимать глобальные решения. А может, еще и Грузия захочет вернуться в Россию, когда оглянется и вспомнит, как неплохо цвела под ее крылом…
Ну а пока впервые за последние годы Россия, одолев свой затянувшийся мандраж, отважилась на дерзкий шаг – и вышла победительницей, по праву заслужив любовь всего абхазского народа. И эта победа, как факт истории, уже останется за нами навсегда, чтобы затем ободрять или укорять нас своим примером, в зависимости от того, каким пойдем дальше путем – побед или поражений.
P.S.
Сегодня, в уже признанной нами Абхазии, Никитченко, награжденный за его гражданский подвиг российским орденом Дружбы, бывший когда-то главным лицом в республике – не у дел. Его пытались выселить из его дома в Сухуми, убить, купить, сломить – дабы не портил благостной обедни тем, кто сорвал «абхазский Крым». Посол РФ в Абхазии Григорьев не желает его знать – слишком активно он защищает русских, ставших теперь там изгоями, и мешает разворовывать идущую им из России помощь. Он не перестал быть победителем, не утратил среди былых однополчан свой авторитет – но стремительно теряет его Россия, предающая своих героев ради шахер-махеров своих хапуг.
Светлая память и сотне наших солдат-миротворцев, убитых из-за куста грузинскими боевиками в разъединительной грузино-абхазской зоне вдоль Ингури! Вся Абхазия, хотя и потеряла много больше своих сынов в этой международно укрепленной зоне терроризма, чтит память наших воинов и скорбит по ним. И мне говорили многие, что абхазское стремление в Россию обязано во многом и этой жертве нашего народа.
Но сделать эту жертву не бессмысленной помог сам потерявший на войне свою дочь Никитченко. И как я понимаю по немедленной реакции Путина на его упорный до последнего почин, не так-то много в президентском окружении таких, кому можно доверить судьбу наших жизненных пространств и интересов. Кто смог бы, как Суворов в Альпах или Ермак в Сибири, добыть Отечеству необходимую ему всегда, как хлеб, победу.
И самое последнее: как все же дальше разрешить эту коллизию с грузинскими камнями и уже российским населением Абхазии. Простор тут для самых разных схем велик – как и соблазн довериться известной формуле Наполеона: «Я завоюю земли, а мой министр иностранных дел найдет для этого все юридические основания». Но я б и здесь прислушался к давно сидящему внутри той бочки с порохом Никитченко:
– Землю людям дал Бог, а границы – черт. Богатый человек имеет под Москвой участок в полгектара – и все ходит у забора: как бы прирезать себе еще метр леса. Зачем? Гуляй в нем так, ты отбираешь у зверей их корм – но жадность разбирает! То же и с государственными границами. Абхазы входили и туда, и сюда, на самом деле им неважно, какой будет у них паспорт, грузинский или российский. Они сейчас отвоевали свою землю, чтобы сеять на ней кукурузу, пасти скот. Весь этот месяц у моих дверей было столпотворение, а в выходные – никого: все уезжали за город на посевную. Как они сейчас ни трясутся за гражданство, но кукуруза им важней: надо ее сперва посеять – а гражданство подождет. Оно сегодня дало им надежду, возвращение в мировую цивилизацию. Если б Абхазия видела, что может жизнь совместно с Грузией, примкнула б к ней. Но она боится духовного и политического террора с той стороны, потому и тянется в Россию. Сейчас не надо думать о границах. Пусть пройдет время, забудется боль и кровь, народ освоится на своем жизненном пространстве – тогда можно будет принимать глобальные решения. А может, еще и Грузия захочет вернуться в Россию, когда оглянется и вспомнит, как неплохо цвела под ее крылом…
Ну а пока впервые за последние годы Россия, одолев свой затянувшийся мандраж, отважилась на дерзкий шаг – и вышла победительницей, по праву заслужив любовь всего абхазского народа. И эта победа, как факт истории, уже останется за нами навсегда, чтобы затем ободрять или укорять нас своим примером, в зависимости от того, каким пойдем дальше путем – побед или поражений.
P.S.
Сегодня, в уже признанной нами Абхазии, Никитченко, награжденный за его гражданский подвиг российским орденом Дружбы, бывший когда-то главным лицом в республике – не у дел. Его пытались выселить из его дома в Сухуми, убить, купить, сломить – дабы не портил благостной обедни тем, кто сорвал «абхазский Крым». Посол РФ в Абхазии Григорьев не желает его знать – слишком активно он защищает русских, ставших теперь там изгоями, и мешает разворовывать идущую им из России помощь. Он не перестал быть победителем, не утратил среди былых однополчан свой авторитет – но стремительно теряет его Россия, предающая своих героев ради шахер-махеров своих хапуг.
Еще крутые истории!
реклама
.jpg)
