Люди из стали. Илья Каплунов

Порой не нужно быть генералом, чтобы изменить ход войны, достаточно быть простым солдатом, в нужный момент оказавшимся на последнем рубеже...

Хроника одного подвига

19 декабря 1942 года. Сталинградская область, хутор Нижне-Кумский.

Небо плакало свинцом. Оно истекало кровью зари, и этот рассвет казался последним – для земли, для людей, для всего живого. Морозный воздух вибрировал от рёва моторов. Степь, покрытая хрупким настом инея, содрогалась под тяжестью стальных гусениц. Немецкие танки наступали волнами, перемалывая пространство, утюжа белоснежный покров земли, превращая его в грязное месиво из снега, глины и крови.

Илья лежал в неглубоком окопе, прижимаясь щекой к холодному металлу противотанкового ружья. Его пальцы, несмотря на обветренную кожу и мозоли – следы работы молотобойцем в довоенной жизни – начинали неметь от мороза. Но он не позволял себе даже думать об этом.

«Тихо, родимое, сейчас мы с тобой поговорим», – шептал он своему ПТР, поглаживая его, словно верного пса перед охотой.

Илья Макарович Каплунов, гвардии рядовой, крестьянский сын из деревни Чапушка Саратовской губернии, сейчас был единственной преградой между смертоносными машинами врага и позициями своего батальона. Его товарищи из роты противотанковых ружей залегли слева и справа, каждый на своем участке. Сектор обстрела Ильи пока молчал, но тишина эта была обманчива.

Накануне комбат собрал бронебойщиков:

– Завтра будет жарко, ребята. Разведка докладывает, что фрицы собирают танковый кулак. Хотят прорваться в тыл армии, перерезать снабжение. Нашей пехоте в чистом поле несладко придётся, так что вся надежда на вас.

Тогда Илья не придал особого значения этим словам. За четыре месяца на передовой он привык к тому, что каждый день мог стать последним. Однако этот рассвет был иным. Предчувствие холодило душу острее, чем декабрьский мороз сковывал тело.

Первый танк появился внезапно, словно призрак, материализовавшийся из морозной дымки. Чёрный крест на броне казался мишенью, нарисованной специально для Ильи. Каплунов не торопился. Размеренно вдохнул промёрзший воздух, пахнущий гарью и металлом. Задержал дыхание. Машина приближалась, росла в прицеле, становилась всё отчётливее.

«Только не в лобовую, — мелькнула мысль. — Подожду, пока повернёт бортом».

Танк шёл прямо на позицию Ильи, и казалось, что механик-водитель точно определил местонахождение бронебойщика. Но внезапно машина начала маневрировать, подставляя уязвимую часть брони. Палец Каплунова аккуратно лёг на спусковой крючок.

Грохот выстрела разорвал тишину. Отдача ПТР толкнула в плечо с такой силой, что на мгновение перехватило дыхание. Дульный тормоз поглотил часть энергии, но Илья всё равно почувствовал, как печень отдалась болью.

«Попал!»

Бронебойный снаряд пробил борт немецкого танка, и через мгновение из щелей башни повалил густой чёрный дым. Объятая пламенем машина продолжала катиться вперёд по инерции, потеряв управление, пока не замерла в пятидесяти метрах от позиции Ильи.

Не успел Каплунов перевести дух, как справа показались ещё два танка. Они двигались осторожно, явно заметив участь своего товарища. Башни медленно поворачивались, выискивая цель.

«Умные, гады. Но я хитрее», – подумал Илья, оттаскивая ружьё на несколько метров в сторону, чтобы не выдать себя дымком от предыдущего выстрела.

Сердце колотилось так, что казалось, немцы могут услышать его стук даже сквозь броню своих машин. Каплунов немного изменил позицию. Теперь он был почти не прикрыт, но зато получил идеальный угол для выстрела. Нужно было действовать быстро.

Первый выстрел – и второй танк застыл, словно наткнувшись на невидимую стену. Из моторного отделения показались языки пламени. Экипаж попытался выбраться, но пулемётная очередь с фланга скосила немцев.

Третий танк резко развернулся, пытаясь уйти, но Илья был начеку. Выстрел – и бронебойный снаряд впился в корму машины, словно клык хищника. Танк дёрнулся и застыл.

«Три, — мысленно отметил Каплунов. – Это только начало».

Воздух наполнился гулом моторов и скрежетом гусениц. На позиции роты накатывалась новая волна бронированных машин. Теперь они шли плотной группой, прикрывая друг друга, методично обстреливая всё, что казалось подозрительным.

Рядом разорвался снаряд, осколки со свистом разрезали воздух. Илью осыпало комьями мёрзлой земли. В ушах звенело, но боец быстро пришёл в себя.

«Засекли, — понял он. — Нужно менять позицию».

Каплунов пополз, волоча за собой тяжёлое ПТР и сумку с бронебойными патронами. Руки дрожали от напряжения, пот заливал глаза, несмотря на мороз. Позади что-то оглушительно грохнуло – танковый снаряд угодил точно в его бывший окоп.

Новая позиция оказалась не столь удачной – небольшой бугорок, едва прикрывающий тело, да несколько камней, которые могли хоть как-то защитить от осколков. Но выбирать не приходилось.

Четвёртый танк Илья подбил, когда тот попытался объехать горящие машины своих товарищей. Бронебойный снаряд угодил в моторное отделение, и машина замерла, окутанная клубами дыма.

Пятый танк получил смертельное ранение, когда проходил совсем близко – не более тридцати метров. У Ильи уже не было времени целиться – выстрел прозвучал, когда стальная громада нависла прямо над ним. Снаряд попал в днище танка, пробив его насквозь. Машина содрогнулась, словно от боли, и остановилась.

Илья услышал лязг открываемого люка. Из танка выбирались немцы, пытаясь спастись. Не целясь, он метнул противотанковую гранату. Взрыв – и крики оборвались.

«Пять, — считал Каплунов. – Половина взвода...»

Канонада не стихала. Бой превратился в какую-то первобытную стихию, где человек боролся против стали, плоть против механизмов, воля против огня. Илья уже не чувствовал ни холода, ни усталости – только решимость удержать этот маленький кусочек родной земли, не пропустить врага дальше.

Он видел, как справа и слева падали его товарищи. Рота редела с каждой минутой. Но оставшиеся в живых продолжали вести огонь, подбивая танк за танком.

Шестой танк появился словно из-под земли. Его длинноствольная пушка поворачивалась, выискивая цель. Каплунов припал к прицелу, тщательно выцеливая уязвимое место между башней и корпусом. Выстрел – и башня танка дёрнулась, застыв в неестественном положении. Машина продолжала движение, но уже была слепа и беззуба.

В этот момент мир вокруг Ильи взорвался ослепительной вспышкой и оглушающим грохотом. Танковый снаряд разорвался совсем рядом. Острая боль пронзила тело. Каплунов не сразу понял, что произошло. Попытался подняться – и не смог. Левой ноги не было – на её месте зияла кровавая рана.

«Вот и всё, — мелькнула мысль. — Отвоевался».

Но тут же Илья увидел, как очередной танк надвигается на позиции его роты, где оставались ещё живые товарищи. И тогда что-то внутри него, какая-то невероятная сила, заставила его действовать.

Превозмогая страшную боль, Каплунов подтянулся к своему ПТР. Кровь пульсирующими толчками вытекала из раны, но он не обращал на это внимания. Одним движением перезарядил ружьё, поймал в прицел седьмой танк и выстрелил.

Попадание было точным – снаряд пробил бортовую броню, и танк застыл, словно натолкнувшись на невидимую преграду.

«Семь, — считал Илья, чувствуя, как силы покидают его с каждой каплей крови. – Ещё немного...»

Восьмой танк был уже совсем близко. Каплунов видел его как сквозь туман – сознание мутилось от потери крови. Но руки ещё слушались. Илья зарядил последний бронебойный патрон, прижался щекой к прикладу.

Выстрел. И снова удача – танк замер, окутанный дымом.

«Восемь», — прошептал Илья пересохшими губами.

В этот момент новый взрыв потряс землю. Осколок снаряда отсек левую руку Каплунова по локоть. Боль была такой, что на мгновение мир померк перед глазами. Но Илья не позволил себе потерять сознание. Он видел, что прямо на него движется ещё один танк – девятый по счёту.

ПТР было уже бесполезно – без руки он не мог перезарядить его. Но в сумке ещё оставались противотанковые гранаты.

«Только бы дотянуться...»

Истекая кровью, Каплунов сумел выхватить гранату единственной оставшейся рукой. Зубами выдернул чеку. Дождался, когда танк подойдёт ближе...

Взрыв гранаты слился с грохотом разорвавшейся в танке боеукладки. Девятая машина превратилась в пылающий костёр, осветивший округу зловещим заревом.

«Девять, — это была последняя мысль гвардии рядового Ильи Макаровича Каплунова. — Девять танков... За родину...»

Весть о невероятном подвиге бронебойщика мгновенно разлетелась по фронту. Раненые бойцы, которые видели, как один человек остановил девять стальных машин, рассказывали об этом в госпиталях. Политруки зачитывали сводку о героическом поступке Каплунова в окопах и блиндажах.

В Саратовской области, в родном Аркадакском районе, о подвиге земляка узнали в начале 1943 года. Комсомольцы района, воодушевлённые героизмом Каплунова, организовали сбор средств на постройку танка, который назвали «Илья Каплунов».

— Потрясающе, — говорил седой ветеран, показывая пожелтевшую фотографию танка с надписью на борту, — этот танк прошёл от Волги до самого Берлина. Вёл его майор Муравлёв, тоже саратовец. Словно душа Ильи продолжала сражаться, даже когда тело его уже остыло на сталинградской земле.

13 мая 1943 года приказом по войскам Южного фронта гвардии рядовой Илья Макарович Каплунов был навечно зачислен в списки гвардейского полка, в котором совершил свой бессмертный подвиг.

А 26 октября 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

В музее одной из школ Саратовской области хранится потемневшая от времени гильза. Говорят, её нашли поисковики на месте того боя, у хутора Верхне-Кумский. Может быть, именно из этого патрона был сделан один из девяти выстрелов Ильи Каплунова, остановивших немецкие танки.

Каждый год 19 декабря у этой гильзы появляются свежие цветы. В этот день школьники и ветераны вспоминают подвиг простого парня из деревни Чапушка, который до войны был молотобойцем и слесарем, служил на Тихоокеанском флоте, а в декабре 1942 года оказался один на один с бронированной армадой врага.

И выстоял.

Ценой собственной жизни.

Он не дожил до Победы. Но эта Победа стала возможной в том числе и благодаря ему – одному из миллионов защитников Отечества, каждый из которых внёс свой вклад в разгром врага.

И пока мы помним о них – они живы. В наших сердцах, в нашей памяти, в нашей истории.