14139
4
В один из апрельских дней 1942г. Сталин позвонил Голованову и поинтересовался, есть ли на аэродромах самолеты, поставленные заводами, но не принятые военными специалистами. Таких самолетов не было, о чем и доложил Голованов. После этого Сталин попросил его приехать.
«Войдя в кабинет, я увидел там командующего ВВС генерала П. Ф. Жигарева, что-то горячо доказывавшего Сталину. Вслушавшись в разговор, я понял, что речь идет о большом количестве самолетов, стоящих на заводских аэродромах. Эти самолеты якобы были предъявлены военной приемке, но не приняты, как тогда говорили, "по бою", то есть были небоеспособны, имели различные технические дефекты.
Генерал закончил свою речь словами:
— А Шахурин (нарком авиапромышленности. — А. Г. ) вам врет, товарищ Сталин.
— Ну что же, вызовем Шахурина, — сказал Сталин. Он нажал кнопку — вошел Поскребышев. — Попросите приехать Шахурина, — распорядился Сталин.
Подойдя ко мне, Сталин спросил, точно ли я знаю, что на заводах нет предъявленных, но непринятых самолетов для АДД. Я доложил, что главный инженер АДД заверил меня: таких самолетов нет.
…Через несколько минут явился А. И. Шахурин, поздоровался и остановился, вопросительно глядя на Сталина.
— А Шахурин (нарком авиапромышленности. — А. Г. ) вам врет, товарищ Сталин.
— Ну что же, вызовем Шахурина, — сказал Сталин. Он нажал кнопку — вошел Поскребышев. — Попросите приехать Шахурина, — распорядился Сталин.
Подойдя ко мне, Сталин спросил, точно ли я знаю, что на заводах нет предъявленных, но непринятых самолетов для АДД. Я доложил, что главный инженер АДД заверил меня: таких самолетов нет.
…Через несколько минут явился А. И. Шахурин, поздоровался и остановился, вопросительно глядя на Сталина.
— Вот тут нас уверяют, — сказал Сталин, — что те семьсот самолетов, о которых вы мне говорили, стоят на аэродромах заводов не потому, что нет летчиков, а потому, что они не готовы по бою, поэтому не принимаются военными представителями, и что летчики в ожидании матчасти живут там месяцами.
— Это неправда, товарищ Сталин, — ответил Шахурин.
— Вот видите, как получается: Шахурин говорит, что есть самолеты, но нет летчиков, а Жигарев говорит, что есть летчики, но нет самолетов. Понимаете ли вы оба, что семьсот самолетов — это не семь самолетов? Вы же знаете, что фронт нуждается в них, а тут целая армия. Что же мы будем делать, кому из вас верить? — спросил Сталин.
Воцарилось молчание. Я с любопытством и изумлением следил за происходящим разговором: неужели это правда, что целых семьсот самолетов стоят на аэродромах заводов, пусть даже не готовых по бою или из-за отсутствия летчиков? О таком количестве самолетов, находящихся на аэродромах заводов, мне слышать не приходилось. Я смотрел то на Шахурина, то на Жигарева. Кто же из них прав?
— Это неправда, товарищ Сталин, — ответил Шахурин.
— Вот видите, как получается: Шахурин говорит, что есть самолеты, но нет летчиков, а Жигарев говорит, что есть летчики, но нет самолетов. Понимаете ли вы оба, что семьсот самолетов — это не семь самолетов? Вы же знаете, что фронт нуждается в них, а тут целая армия. Что же мы будем делать, кому из вас верить? — спросил Сталин.
Воцарилось молчание. Я с любопытством и изумлением следил за происходящим разговором: неужели это правда, что целых семьсот самолетов стоят на аэродромах заводов, пусть даже не готовых по бою или из-за отсутствия летчиков? О таком количестве самолетов, находящихся на аэродромах заводов, мне слышать не приходилось. Я смотрел то на Шахурина, то на Жигарева. Кто же из них прав?
…И тут раздался уверенный голос Жигарева:
— Я ответственно, товарищ Сталин, докладываю, что находящиеся на заводах самолеты по бою не готовы.
— А вы что скажете? — обратился Сталин к Шахурину.
— Ведь это же, товарищ Сталин, легко проверить, — ответил тот. — У вас здесь прямые провода. Дайте задание, чтобы лично вам каждый директор завода доложил о количестве готовых по бою самолетов. Мы эти цифры сложим и получим общее число.
— Пожалуй, правильно. Так и сделаем, — согласился Сталин. В диалог вмешался Жигарев:
— Нужно обязательно, чтобы телеграммы вместе с директорами заводов подписывали и военпреды.
— Это тоже правильно, — сказал Сталин.
Он вызвал Поскребышева и дал ему соответствующие указания. Жигарев попросил Сталина вызвать генерала Н. П. Селезнева, который ведал заказами на заводах. Вскоре Селезнев прибыл, и ему было дано задание подсчитать, какое количество самолетов находится на аэродромах заводов. Николай Павлович сел за стол и занялся подсчетами.
— Я ответственно, товарищ Сталин, докладываю, что находящиеся на заводах самолеты по бою не готовы.
— А вы что скажете? — обратился Сталин к Шахурину.
— Ведь это же, товарищ Сталин, легко проверить, — ответил тот. — У вас здесь прямые провода. Дайте задание, чтобы лично вам каждый директор завода доложил о количестве готовых по бою самолетов. Мы эти цифры сложим и получим общее число.
— Пожалуй, правильно. Так и сделаем, — согласился Сталин. В диалог вмешался Жигарев:
— Нужно обязательно, чтобы телеграммы вместе с директорами заводов подписывали и военпреды.
— Это тоже правильно, — сказал Сталин.
Он вызвал Поскребышева и дал ему соответствующие указания. Жигарев попросил Сталина вызвать генерала Н. П. Селезнева, который ведал заказами на заводах. Вскоре Селезнев прибыл, и ему было дано задание подсчитать, какое количество самолетов находится на аэродромах заводов. Николай Павлович сел за стол и занялся подсчетами.
Надо сказать, что организация связи у Сталина была отличная. Прошло совсем немного времени, и на стол были положены телеграммы с заводов за подписью директоров и военпредов. Закончил подсчет и генерал Селезнев, не знавший о разговорах, которые велись до него.
— Сколько самолетов на заводах? — обратился Сталин к Поскребышеву.
— Семьсот один, — ответил он.
— А у вас? — спросил Сталин, обращаясь к Селезневу.
— У меня получилось семьсот два, — ответил Селезнев.
— Почему их не перегоняют? — опять, обращаясь к Селезневу, спросил Сталин.
— Потому что нет экипажей, — ответил Селезнев.
Ответ, а главное, его интонация не вызывали никакого сомнения в том, что отсутствие экипажей на заводах — вопрос давно известный.
Я не писатель, впрочем, мне кажется, что и писатель, даже весьма талантливый, не смог бы передать то впечатление, которое произвел ответ генерала Селезнева, все те эмоции, которые отразились на лицах присутствовавших. Я не могу подобрать сравнения, ибо даже знаменитая сцена гоголевский комедии после реплики: "К нам едет ревизор" — несравнима с тем, что я видел тогда в кабинете Сталина. Несравнима она прежде всего потому, что здесь была живая, но печальная действительность. Все присутствующие, в том числе и Сталин, замерли и стояли неподвижно, и лишь один Селезнев спокойно смотрел на всех нас, не понимая, в чем дело... Длилось это довольно долго.
Никто, даже Шахурин, оказавшийся правым, не посмел продолжить разговор. Он был, как говорится, готов к бою, но и сам, видимо, был удивлен простотой и правдивостью ответа.
Случай явно был беспрецедентным. Что-то сейчас будет?! Я взглянул на Сталина. Он был бледен и смотрел широко открытыми глазами на Жигарева, видимо, с трудом осмысливая происшедшее. Чувствовалось, его ошеломило не то, почему такое огромное число самолетов находится до сих пор еще не на фронте, что ему было известно, не установлены были лишь причины, а та убежденность и уверенность, с которой генерал говорил неправду.
Наконец, лицо Сталина порозовело, было видно, что он взял себя в руки. Обратившись к А. И. Шахурину и Н. П. Селезневу, он поблагодарил их и распрощался. Я хотел последовать их примеру, но Сталин жестом остановил меня. Он медленно подошел к генералу. Рука его стала подниматься. "Неужели ударит?" — мелькнула у меня мысль.
— Подлец! — с выражением глубочайшего презрения сказал Сталин и опустил руку. — Вон!
Быстрота, с которой удалился Павел Федорович, видимо, соответствовала его состоянию. Мы остались вдвоем.
Сталин долго в молчании ходил по кабинету. Глядя на него, думал и я. Какую волю, самообладание надо иметь, как умел держать себя в руках этот изумительный человек, которого с каждым днем узнавал я все больше и больше.»
После этого Сталин предложил Голованову «исправить ситуацию», но Александр Евгеньевич попросил не добавлять ему работы, т.к. он и так предельно загружен. Сталин был вынужден согласиться.
Дочитав этот эпизод из книги, я решил поинтересоваться судьбой генерала Жигарева. Вероятно, думал я, его в итоге расстреляли, все-таки человек лгал, задерживая поставку 700 самолетов на фронт, когда они были так нужны! Это явное вредительство, это, по сути, работа на врага во время войны! К тому же, у лжеца почти наверняка за душой всегда имеются и другие грехи.
И каково же было мое удивление, когда я выяснил, что Павел Жигарев в апреле 1942г. (как раз после описанного эпизода) снят с должности командующего ВВС Красной Армии и назначен командующим ВВС тылового Дальневосточного фронта. Всего-то! А после войны и вовсе его карьера снова пошла вверх.
Мы всего знать не можем - вероятно, были у человека достоинства (причем многочисленные), раз Сталин так мягко с ним обошёлся. По моему скромному мнению, слишком мягко.
— Сколько самолетов на заводах? — обратился Сталин к Поскребышеву.
— Семьсот один, — ответил он.
— А у вас? — спросил Сталин, обращаясь к Селезневу.
— У меня получилось семьсот два, — ответил Селезнев.
— Почему их не перегоняют? — опять, обращаясь к Селезневу, спросил Сталин.
— Потому что нет экипажей, — ответил Селезнев.
Ответ, а главное, его интонация не вызывали никакого сомнения в том, что отсутствие экипажей на заводах — вопрос давно известный.
Я не писатель, впрочем, мне кажется, что и писатель, даже весьма талантливый, не смог бы передать то впечатление, которое произвел ответ генерала Селезнева, все те эмоции, которые отразились на лицах присутствовавших. Я не могу подобрать сравнения, ибо даже знаменитая сцена гоголевский комедии после реплики: "К нам едет ревизор" — несравнима с тем, что я видел тогда в кабинете Сталина. Несравнима она прежде всего потому, что здесь была живая, но печальная действительность. Все присутствующие, в том числе и Сталин, замерли и стояли неподвижно, и лишь один Селезнев спокойно смотрел на всех нас, не понимая, в чем дело... Длилось это довольно долго.
Никто, даже Шахурин, оказавшийся правым, не посмел продолжить разговор. Он был, как говорится, готов к бою, но и сам, видимо, был удивлен простотой и правдивостью ответа.
Случай явно был беспрецедентным. Что-то сейчас будет?! Я взглянул на Сталина. Он был бледен и смотрел широко открытыми глазами на Жигарева, видимо, с трудом осмысливая происшедшее. Чувствовалось, его ошеломило не то, почему такое огромное число самолетов находится до сих пор еще не на фронте, что ему было известно, не установлены были лишь причины, а та убежденность и уверенность, с которой генерал говорил неправду.
Наконец, лицо Сталина порозовело, было видно, что он взял себя в руки. Обратившись к А. И. Шахурину и Н. П. Селезневу, он поблагодарил их и распрощался. Я хотел последовать их примеру, но Сталин жестом остановил меня. Он медленно подошел к генералу. Рука его стала подниматься. "Неужели ударит?" — мелькнула у меня мысль.
— Подлец! — с выражением глубочайшего презрения сказал Сталин и опустил руку. — Вон!
Быстрота, с которой удалился Павел Федорович, видимо, соответствовала его состоянию. Мы остались вдвоем.
Сталин долго в молчании ходил по кабинету. Глядя на него, думал и я. Какую волю, самообладание надо иметь, как умел держать себя в руках этот изумительный человек, которого с каждым днем узнавал я все больше и больше.»
После этого Сталин предложил Голованову «исправить ситуацию», но Александр Евгеньевич попросил не добавлять ему работы, т.к. он и так предельно загружен. Сталин был вынужден согласиться.
Дочитав этот эпизод из книги, я решил поинтересоваться судьбой генерала Жигарева. Вероятно, думал я, его в итоге расстреляли, все-таки человек лгал, задерживая поставку 700 самолетов на фронт, когда они были так нужны! Это явное вредительство, это, по сути, работа на врага во время войны! К тому же, у лжеца почти наверняка за душой всегда имеются и другие грехи.
И каково же было мое удивление, когда я выяснил, что Павел Жигарев в апреле 1942г. (как раз после описанного эпизода) снят с должности командующего ВВС Красной Армии и назначен командующим ВВС тылового Дальневосточного фронта. Всего-то! А после войны и вовсе его карьера снова пошла вверх.
Мы всего знать не можем - вероятно, были у человека достоинства (причем многочисленные), раз Сталин так мягко с ним обошёлся. По моему скромному мнению, слишком мягко.
Авторский пост
Ссылки по теме:
- Эхо войны: пробиты, но не повержены
- Пуля-дура: необычные боеприпасы разных времен
- В сети появилось видео пакистанской атаки на самолёт ВВС Индии
- Фотографии сталинградской битвы "раскрасил" английский ретушер
- Боевые роботы наступают!
реклама
Так при чём же здесь любовь, Надежда Константиновна?
А ведь мог бы и полоснуть!
Так как я АОшник (авиационное оборудование 8ки/24ки), то могу много веселых историй про то, как заводы технику передают. Ни разу не припомню, чтобы борт был без нареканий. То блоки какие-то вышлют в замену, то и сами заводчане приедут доделывать
Вредительство даже по мелочам. Проверяю датчик стружки в масле (по инструкции - выкручиваешь его и замыкаешь пластины) - лампочка не зажигается. Лампа живая (в вертолетах есть кнопка проверки ламп). Второе очевидное - предохранитель. Тоже цел, замена на заведомо исправный не помогла. Ну, значит хардкор - весь жгут вызванивать, искать, в каком из ШР-ов обрыв и чинить.
Дошел до блока предохранителей, что-то в нем. Разбираю панель, обнаруживаю, что к ней жгуты подходят, но к нужному предохранителю (вернее, то него) ничего не идет. Оборванных проводов нет. Из предыдущего ШР провод вышел. Пересчитываю провода, нахожу, что к панели предохранителей в жгуте дошло на один провод меньше. КАКМЛЯ?!
Нашел!!! Провод, видимо, оборвался, так его заизолировали кембриком, загнули, обмотали ниткой, которой жгуты связывают, и поместили внутрь жгута. Фиг обнаружишь!
Вот и заводская приемка для военных.
ни один борт после капиталки оттуда в части летать не мог. не знаю, сейчас может все уже иначе. Да и части моей (21939) больше нет
Тут бы продолжение почитать
Тут тонкий момент даже в этой статье, автор пишет "...Я доложил, что главный инженер АДД заверил меня: таких самолетов нет..." То есть автор, желающий смерти другому, сам во избежании последствий ссылается в важном вопрос на другого.
Этот шустрый царь построил свою будущую блистательную столицу буквально на костях. О чем есть исторические документы. Не про кости, а про значительное число умерших в процессе из-за крайне тяжелых условий и плохого питания, болезней в лагерях работников.