1957
10
В истории и культуре каждого большого народа есть люди, которые обосновывают и утверждают смысл и его назначение на земле. Одним из таких был академик Владимир Вернадский. Ученый, которому выпало жить в переломную эпоху, не пошел по пути большинства. Его не интересовали технические ожидания общества - удобства, оружие, скорость передачи информации, машинерия и т.д.
Он пытался ответить на глобальные вопросы: кто мы, куда движемся и какова цель. Ученый пережил столько событий, что хватило бы на несколько романов, но продолжал заниматься тем, что его интересовало, — и во время Гражданской войны, и при разной власти, независимо от того, где он жил, — в Российской империи или Советском союзе, в Киеве или Петрограде. Андрей Полонский рассказывает о его судьбе, теории ноосферы и отношении к людям и природе.
×
Вернадские (до XIX века - Вернацкие) происходили из старого шляхетского рода, связавшего свою жизнь с Россией и Украиной.
Дед ученого, Василий Иванович, был русским дворянином. Он закончил Московский университет, ходил с Суворовым через Альпы и участвовал в Отечественной войне 1812 года. Семейные предания гласят, что доктор из Малороссии получил от Наполеона орден Почетного легиона за то, что лечил и русских, и французов, не разбирая чинов и званий.
Его сын, Иван Васильевич Вернадский, был заметным персонажем в русской общественной жизни середины позапрошлого века. Широко мыслящий, европейски образованный барин, который с удовольствием говорит о политических свободах и читает запрещенные книжки, но знает границы вольности и не переступает их без особой надобности.
Он закончил университет в Киеве, преподавал в гимназии словесность, несколько лет изучал в Европе политическую экономию, читал по ней лекции в Московском университете и Царскосельском лицее, а в конце 50-х - начале 60-х годов несколько лет подряд издавал журнал "Экономический указатель".
Дед ученого, Василий Иванович, был русским дворянином. Он закончил Московский университет, ходил с Суворовым через Альпы и участвовал в Отечественной войне 1812 года. Семейные предания гласят, что доктор из Малороссии получил от Наполеона орден Почетного легиона за то, что лечил и русских, и французов, не разбирая чинов и званий.
Его сын, Иван Васильевич Вернадский, был заметным персонажем в русской общественной жизни середины позапрошлого века. Широко мыслящий, европейски образованный барин, который с удовольствием говорит о политических свободах и читает запрещенные книжки, но знает границы вольности и не переступает их без особой надобности.
Он закончил университет в Киеве, преподавал в гимназии словесность, несколько лет изучал в Европе политическую экономию, читал по ней лекции в Московском университете и Царскосельском лицее, а в конце 50-х - начале 60-х годов несколько лет подряд издавал журнал "Экономический указатель".
Анна Константинович — мать Володи, малороссийская дворянка и певица из хора М.А. Балакирева — стала его второй женой. Первая — Мария Шигаева, дочь известного русского экономиста Николая Шигаева, писавшая броские статейки о женском вопросе и эмансипации — умерла в 1860 году от раннего туберкулеза. Анна, ее дальняя родственница, ни в чем не была на нее похожа. Разговорам в гостиной предпочитала пение, в ответ на рассуждения о правах женщин только хохотала.
По кругу своего общения Вернадские были близки разночинцам, даже встречались время от времени с литераторами из круга "Современника", но сам Иван Васильевич к этому общественному слою никак отнести себя не мог. Человек обеспеченный, он долгие годы служил управляющим Харьковского отделения Государственного банка и, помимо Полтавского родового имения, владел в Моршанском уезде Тамбовской губернии более чем 500 десятинами земли. Капитала прибавило ему и активное участие в строительстве Сызрано-Вяземской железной дороги - и это именно в честь него, а не в честь знаменитого сына ближнюю к имению станцию назвали Вернадовкой...
По кругу своего общения Вернадские были близки разночинцам, даже встречались время от времени с литераторами из круга "Современника", но сам Иван Васильевич к этому общественному слою никак отнести себя не мог. Человек обеспеченный, он долгие годы служил управляющим Харьковского отделения Государственного банка и, помимо Полтавского родового имения, владел в Моршанском уезде Тамбовской губернии более чем 500 десятинами земли. Капитала прибавило ему и активное участие в строительстве Сызрано-Вяземской железной дороги - и это именно в честь него, а не в честь знаменитого сына ближнюю к имению станцию назвали Вернадовкой...
Владимир Иванович Вернадский появился на свет 28 февраля (12 марта) 1863 года в Петербурге. Когда ему исполнилось пять лет, семья переехала в Харьков, прочь от питерского промозглого климата (сводный брат Владимира был болен туберкулезом). Летом всем домом выезжали в Полтаву, и полтавские родственники чуть ли не дрались между собой, у кого на этот раз остановится Иван с Аней с их чадами и прислугой.
Полтавские вечера на всю жизнь отпечатались в памяти Володи - первые серьезные разговоры с отцом и длинные прогулки с двоюродным дядей Евграфом Короленко. Уже позже, в двадцать с лишним лет, Вернадский записал в "Дневнике":
Млечный путь поражал меня, и в эти вечера я любил слушать, как дядя мне о нем рассказывал; я долго после не мог успокоиться; в моей фантазии бродили кометы через бесконечное мировое пространство; падающие звезды оживлялись; я не мирился с безжизненностью Луны и населял ее целым роем существ, созданных моим воображением. Такое огромное влияние имели эти простые рассказы на меня, что мне кажется, что я и ныне не свободен от них.
Кстати, писатель Владимир Короленко приходился Вернадскому троюродным братом, но особой близости между ними никогда не было.
В Петербург Иван Васильевич с детьми вернулся только осенью 1876 года, когда Владимир пошел уже в четвертый класс гимназии. Первым его большим интересом стала история, а коньком была Украина - прежде всего та ее часть, которая находилась под властью Австро-Венгрии и Германии. Угорскую, то есть Закарпатскую Русь, Вернадский тщательно изучал и считал "последним аванпостом русского племени"....
Любопытно, что в 2003 году в городе Ужгороде выписки 16-летнего гимназиста о Закарпатье увидят свет в самостоятельном серьезном научном издании, подготовленном под эгидой трех академических институтов Национальной академии наук Украины.
Полтавские вечера на всю жизнь отпечатались в памяти Володи - первые серьезные разговоры с отцом и длинные прогулки с двоюродным дядей Евграфом Короленко. Уже позже, в двадцать с лишним лет, Вернадский записал в "Дневнике":
Млечный путь поражал меня, и в эти вечера я любил слушать, как дядя мне о нем рассказывал; я долго после не мог успокоиться; в моей фантазии бродили кометы через бесконечное мировое пространство; падающие звезды оживлялись; я не мирился с безжизненностью Луны и населял ее целым роем существ, созданных моим воображением. Такое огромное влияние имели эти простые рассказы на меня, что мне кажется, что я и ныне не свободен от них.
Кстати, писатель Владимир Короленко приходился Вернадскому троюродным братом, но особой близости между ними никогда не было.
В Петербург Иван Васильевич с детьми вернулся только осенью 1876 года, когда Владимир пошел уже в четвертый класс гимназии. Первым его большим интересом стала история, а коньком была Украина - прежде всего та ее часть, которая находилась под властью Австро-Венгрии и Германии. Угорскую, то есть Закарпатскую Русь, Вернадский тщательно изучал и считал "последним аванпостом русского племени"....
Любопытно, что в 2003 году в городе Ужгороде выписки 16-летнего гимназиста о Закарпатье увидят свет в самостоятельном серьезном научном издании, подготовленном под эгидой трех академических институтов Национальной академии наук Украины.
Твари Земли
После гимназии Вернадский некоторое время колебался между гуманитарным и естественнонаучным образованием - прошлое очень уж его увлекало. Все решил подбор преподавателей-естественников: Менделеев, Меншуткин, Бекетов, Докучаев, Фаминцын, М. Богданов, Вагнер, Петрушевский, Бутлеров, Коновалов.
Из этой великолепной плеяды трудно было выбрать. Но подлинным учителем Вернадского стал В.В. Докучаев — основатель отечественного почвоведения, который всегда стремился уйти от сугубо описательной модели естествознания и отвечать на непривычные для естественника той поры вопросы: "как, когда и почему?".
В начале 90-х годов Вернадский был назначен профессором минералогии Московского университета и хранителем университетского минералогического кабинета. Тогда же он опубликовал "Курс минералогии" - первую крупную работу, в которой проявил себя как лучший докучаевский ученик, способный подниматься от конкретных проблем прикладных дисциплин к коренным вопросам человеческого бытия.
Уже в самых ранних исследованиях Вернадский вплотную подошел к старой идее единого строения макрокосма и микрокосма, знакомой еще классическому европейскому оккультизму.
В каждой капле и пылинке вещества на земной поверхности по мере увеличения тонкости наших исследований мы открываем все новые элементы. В песчинке или капле, как в микромире, отражается весь состав космоса. Получается впечатление микрокосмического характера их рассеяния. В песчинке или капле, как в микрокосме, отражается общий состав космоса.
Такой взгляд переиначивал не только существовавшие в геохимии представления, но и ее задачи как науки. Если в Европе химическая структура планеты интересовала ученых с точки зрения статики (напр., кристаллографического исследования и т.п.), то для русского ученого существенным казалось изменение вещества во времени. Может быть, именно поэтому Вернадского всегда так влекло изучение почвы как особого слоя земли, где изменения наиболее ощутимы, а косная, неживая материя соприкасается с живой.
Твари Земли являются созданием сложного космического процесса, необходимой и закономерной частью стройного космического механизма, в котором, как мы знаем, нет случайности.
В начале 90-х годов Вернадский был назначен профессором минералогии Московского университета и хранителем университетского минералогического кабинета. Тогда же он опубликовал "Курс минералогии" - первую крупную работу, в которой проявил себя как лучший докучаевский ученик, способный подниматься от конкретных проблем прикладных дисциплин к коренным вопросам человеческого бытия.
Уже в самых ранних исследованиях Вернадский вплотную подошел к старой идее единого строения макрокосма и микрокосма, знакомой еще классическому европейскому оккультизму.
В каждой капле и пылинке вещества на земной поверхности по мере увеличения тонкости наших исследований мы открываем все новые элементы. В песчинке или капле, как в микромире, отражается весь состав космоса. Получается впечатление микрокосмического характера их рассеяния. В песчинке или капле, как в микрокосме, отражается общий состав космоса.
Такой взгляд переиначивал не только существовавшие в геохимии представления, но и ее задачи как науки. Если в Европе химическая структура планеты интересовала ученых с точки зрения статики (напр., кристаллографического исследования и т.п.), то для русского ученого существенным казалось изменение вещества во времени. Может быть, именно поэтому Вернадского всегда так влекло изучение почвы как особого слоя земли, где изменения наиболее ощутимы, а косная, неживая материя соприкасается с живой.
Твари Земли являются созданием сложного космического процесса, необходимой и закономерной частью стройного космического механизма, в котором, как мы знаем, нет случайности.
К концу первого десятилетия ХХ века Владимир Вернадский стал одной из самых заметных фигур не только научной, но и общественной жизни России. Его избрали академиком, он участвовал в создании партии кадетов и стал членом ее ЦК. От Академии же как кадет прошел в Государственный Совет и занял там самую левую скамью, демонстрируя свободолюбие.
Но фронда его никогда не носила разрушительного характера. К тому же при Столыпине творческие и организационные усилия известного ученого оказались востребованными. Среди основных его забот теперь - укрепить связь государственной политики и науки, бороться с естественной инерцией и косностью бюрократического аппарата. В 1911 году по инициативе Вернадского и при его участии были организованы первые русские радиевые экспедиции в Забайкалье, Закавказье, в Фергану и на Урал. Так начиналась история русского ядерного проекта. Выступая в те дни перед правительственной комиссией, Вернадский говорил:
Я считал и считаю, что дело и исследования радиоактивных месторождений имеет, помимо научного значения, значение государственное и требует исполнения вне очереди, так как вызывается запросами дня.
Первая мировая война острее, чем когда-либо, поставила вопрос об экономической самостоятельности России. В 1915 году Вернадский возглавил знаменитую Комиссию по изучению производительных сил (сокращенно КЕПС). Эта академическая Комиссия просуществовала до 1930 года, во многом помогла большевикам избежать экономического коллапса и разработала, в частности, известный всем план ГОЭЛРО...
Но фронда его никогда не носила разрушительного характера. К тому же при Столыпине творческие и организационные усилия известного ученого оказались востребованными. Среди основных его забот теперь - укрепить связь государственной политики и науки, бороться с естественной инерцией и косностью бюрократического аппарата. В 1911 году по инициативе Вернадского и при его участии были организованы первые русские радиевые экспедиции в Забайкалье, Закавказье, в Фергану и на Урал. Так начиналась история русского ядерного проекта. Выступая в те дни перед правительственной комиссией, Вернадский говорил:
Я считал и считаю, что дело и исследования радиоактивных месторождений имеет, помимо научного значения, значение государственное и требует исполнения вне очереди, так как вызывается запросами дня.
Первая мировая война острее, чем когда-либо, поставила вопрос об экономической самостоятельности России. В 1915 году Вернадский возглавил знаменитую Комиссию по изучению производительных сил (сокращенно КЕПС). Эта академическая Комиссия просуществовала до 1930 года, во многом помогла большевикам избежать экономического коллапса и разработала, в частности, известный всем план ГОЭЛРО...
На переломе
В 1917 году волею обстоятельств (подозрения на туберкулез у Владимира) Вернадские всей семьей оказались на Украине. Вернадский писал в те дни своей подруге и жене Наталье Егоровне Старицкой:
Странно как-то на себя и на весь ход истории со всеми ее трагедиями и личными переживаниями смотреть с точки зрения бесстрастного химического процесса природы.
Весь 1918 год Вернадский провел в Киеве, активно участвуя в украинской научной и общественной жизни. Он стал одним из организаторов и был избран первым президентом Украинской академии наук, разработал целостную систему организации высшего образования на Украине, создал план научных исследований и т.п.
На этом основании многочисленные идеологи украинской государственности рассматривают его как украинского ученого, чуть ли не сторонника украинской национальной идеи. Если скользить по поверхности, такой взгляд имеет право на существование. С юных лет Вернадский ощущал себя украинцем, интересовался историей и культурой своей "малой родины", был близок к тому, чтоб выбрать историю Украины своей основной специальностью. Получил даже в университете кличку "упрямый хохол".
Странно как-то на себя и на весь ход истории со всеми ее трагедиями и личными переживаниями смотреть с точки зрения бесстрастного химического процесса природы.
Весь 1918 год Вернадский провел в Киеве, активно участвуя в украинской научной и общественной жизни. Он стал одним из организаторов и был избран первым президентом Украинской академии наук, разработал целостную систему организации высшего образования на Украине, создал план научных исследований и т.п.
На этом основании многочисленные идеологи украинской государственности рассматривают его как украинского ученого, чуть ли не сторонника украинской национальной идеи. Если скользить по поверхности, такой взгляд имеет право на существование. С юных лет Вернадский ощущал себя украинцем, интересовался историей и культурой своей "малой родины", был близок к тому, чтоб выбрать историю Украины своей основной специальностью. Получил даже в университете кличку "упрямый хохол".
Но он же, верный выбору своих предков, никогда не рассматривал Украину отдельно от России. И тогда же, в 1918 году, отказался принять украинское гражданство из рук самого гетмана Скоропадского. Тем более ни в коем случае не сочувствовал Украинской Народной Республике Симона Петлюры. В политической неразберихе Гражданской войны Вернадский все свои надежды связывал с Добровольческой армией, а когда деникинцы стали терпеть поражение за поражением, явно предпочел большевиков украинским самостийникам.
Пока две русские армии дерутся, - сокрушался он в "Дневнике", - чужаки безжалостно расхищают территорию России...
В 1919 году Вернадский с семьей эвакуировался в Ростов-на-Дону, а потом отправился в Крым. В Ялте его сразил сыпной тиф. Едва оправившись от болезни, он принял бразды правления Таврическим университетом. Однако вскоре в Симферополь пришли красные...
Красный террор и голод, скосившие десятки тысяч русских людей в Крыму, обошли стороной знаменитого академика. У него нашлись влиятельные заступники, и усилиями наркома Семашко, когда-то посетившего пару его лекций, семье Вернадского был предоставлен отдельный вагон в санитарном поезде. Почти месяц поезд плелся из Симферополя в Петроград через заснеженную, разоренную Гражданской войной Россию...
Бывшая столица встретила Владимира Ивановича неласково. Не успел он освоиться с новым советским бытом, как его арестовали, пытались обвинить в шпионаже. Вновь спасло заступничество знакомых с Луначарским академиков. Дело, не успев начать, тут же свернули.
Пока две русские армии дерутся, - сокрушался он в "Дневнике", - чужаки безжалостно расхищают территорию России...
В 1919 году Вернадский с семьей эвакуировался в Ростов-на-Дону, а потом отправился в Крым. В Ялте его сразил сыпной тиф. Едва оправившись от болезни, он принял бразды правления Таврическим университетом. Однако вскоре в Симферополь пришли красные...
Красный террор и голод, скосившие десятки тысяч русских людей в Крыму, обошли стороной знаменитого академика. У него нашлись влиятельные заступники, и усилиями наркома Семашко, когда-то посетившего пару его лекций, семье Вернадского был предоставлен отдельный вагон в санитарном поезде. Почти месяц поезд плелся из Симферополя в Петроград через заснеженную, разоренную Гражданской войной Россию...
Бывшая столица встретила Владимира Ивановича неласково. Не успел он освоиться с новым советским бытом, как его арестовали, пытались обвинить в шпионаже. Вновь спасло заступничество знакомых с Луначарским академиков. Дело, не успев начать, тут же свернули.
В этой обстановке как нельзя кстати оказалось приглашение из Сорбонны прочесть курс лекций по геохимии. Вернадский просил отпустить его с семьей. Большевики думали полгода, но отпустили, заручившись обещанием вернуться.
Три года во Франции стали одной из вершин творчества Вернадского. В своей знаменитой книге "Биосфера", которая выйдет маленьким тиражом в 1926 году и останется почти незамеченной современниками, он писал:
Древние интуиции великих религиозных созданий человечества о тварях Земли — в частности, о людях как детях Солнца — гораздо ближе к истине, чем те, которые видят в тварях Земли только эфемерные создания слепых и случайных изменений земного вещества, земных сил.
Три года во Франции стали одной из вершин творчества Вернадского. В своей знаменитой книге "Биосфера", которая выйдет маленьким тиражом в 1926 году и останется почти незамеченной современниками, он писал:
Древние интуиции великих религиозных созданий человечества о тварях Земли — в частности, о людях как детях Солнца — гораздо ближе к истине, чем те, которые видят в тварях Земли только эфемерные создания слепых и случайных изменений земного вещества, земных сил.
Назад, в СССР
В 1925 году Академия наук неожиданно потребовала возвращения Вернадского в СССР. Он просил продлить командировку, но неожиданно резко из Ленинграда сообщили, что в продлении отказано, а за нарушение сроков Владимир Иванович выведен из состава Академии.
Вернадский уже готовился к эмигрантской жизни, договорился о работе в Праге, которая была удобна хотя бы тем, что здесь жили его дети — Георгий и Нина. Но тут из Советского Союза неожиданно пришло "прощение", якобы исходившее от самого наркома народного просвещения М.Н. Покровского. Дескать, Покровский пристыдил академиков и приказал вернуть Вернадскому его регалии. И, как ни в чем не бывало, его снова срочно требовали "домой". На этот раз он решил подчиниться.
В СССР Вернадский получил почти неограниченную свободу научной и творческой деятельности. Он оставался директором основанного им в 1922 году Радиевого института, с 1927 года и до самой смерти возглавлял Биогеохимическую лабораторию при АН СССР. Никто не вторгался в сферу его самых экзотических полевых исследований, не критиковал "спорные" с точки зрения "марксизма-ленинизма" стороны теории биосферы, не корректировал личные записи и переписку. На фоне все более деревенеющей, скованной страхом советской действительности, Вернадские, Ольденбург и некоторые другие представители "большой" русской интеллигенции вели себя абсолютно естественно, нисколько не обольщаясь насчет свойств времени и характера политической атмосферы.
Вернадский уже готовился к эмигрантской жизни, договорился о работе в Праге, которая была удобна хотя бы тем, что здесь жили его дети — Георгий и Нина. Но тут из Советского Союза неожиданно пришло "прощение", якобы исходившее от самого наркома народного просвещения М.Н. Покровского. Дескать, Покровский пристыдил академиков и приказал вернуть Вернадскому его регалии. И, как ни в чем не бывало, его снова срочно требовали "домой". На этот раз он решил подчиниться.
В СССР Вернадский получил почти неограниченную свободу научной и творческой деятельности. Он оставался директором основанного им в 1922 году Радиевого института, с 1927 года и до самой смерти возглавлял Биогеохимическую лабораторию при АН СССР. Никто не вторгался в сферу его самых экзотических полевых исследований, не критиковал "спорные" с точки зрения "марксизма-ленинизма" стороны теории биосферы, не корректировал личные записи и переписку. На фоне все более деревенеющей, скованной страхом советской действительности, Вернадские, Ольденбург и некоторые другие представители "большой" русской интеллигенции вели себя абсолютно естественно, нисколько не обольщаясь насчет свойств времени и характера политической атмосферы.
Возможно, подобные люди в любой ситуации создают вокруг себя своеобразное поле свободы, где господствует такое напряжение, в котором чужой и чуждый человек никогда бы не мог находиться?
Один исторический анекдот, широко ходивший в академической среде, кажется, подтверждает это предположение. В конце 30-х годов Вернадские, уже глубокие старики, проводили много времени в академическом санатории "Узкое", расположенном в 18 верстах от Москвы, в имении старого друга Владимира Ивановича, знаменитого русского философа князя Евгения Николаевича Трубецкого (ныне Узкое - как раз посередине между метро Коньково и Теплый Стан).
Для администрации санатория существовала большая проблема: кого посадить рядом с Вернадскими за стол. В столовой они были рассчитаны на четверых, но не каждый мог выдержать разговора с чудаковатым академиком...
И вот однажды к Вернадским был пристроен один молодой геолог, образованный человек, подававший большие надежды. Дело шло очень хорошо, пока Вернадский не спросил собеседника: "Над чем вы сейчас работаете?". Советский ученый отшутился: "Я сейчас не работаю. Я отдыхаю". Больше Вернадский не сказал ему ни слова. Для него было совершенно немыслимо, как можно думать и не думать в соответствии с распорядком трудового дня.
Один исторический анекдот, широко ходивший в академической среде, кажется, подтверждает это предположение. В конце 30-х годов Вернадские, уже глубокие старики, проводили много времени в академическом санатории "Узкое", расположенном в 18 верстах от Москвы, в имении старого друга Владимира Ивановича, знаменитого русского философа князя Евгения Николаевича Трубецкого (ныне Узкое - как раз посередине между метро Коньково и Теплый Стан).
Для администрации санатория существовала большая проблема: кого посадить рядом с Вернадскими за стол. В столовой они были рассчитаны на четверых, но не каждый мог выдержать разговора с чудаковатым академиком...
И вот однажды к Вернадским был пристроен один молодой геолог, образованный человек, подававший большие надежды. Дело шло очень хорошо, пока Вернадский не спросил собеседника: "Над чем вы сейчас работаете?". Советский ученый отшутился: "Я сейчас не работаю. Я отдыхаю". Больше Вернадский не сказал ему ни слова. Для него было совершенно немыслимо, как можно думать и не думать в соответствии с распорядком трудового дня.
Ноосфера
Последние десятилетия своей жизни Вернадский работал над попыткой осознать исторический поворот, который переживает развитие земли в связи со становлением человека и его цивилизации. Присутствие человека создает новый пласт в биосфере - ноосферу или сферу разума.
Для Вернадского ноосфера ни в коем случае не отчуждена от живой природы, в самом этом понятии нет никакого антропоцентризма. Во взаимоотношениях ноосферы с биосферой, с неживым веществом не возникают отношения субъекта - объекта. Это коренным образом отличает концепцию Вернадского как от современных ему сторонников идеи "техносферы" и "антропосферы", в центре которых стоит человек, так и от нынешних экологических теоретиков, рассматривающих "человека" и "биосферу", то есть культуру и природу, в оппозиции, придающей этой природе самостоятельную ценность.
Для Вернадского ноосфера ни в коем случае не отчуждена от живой природы, в самом этом понятии нет никакого антропоцентризма. Во взаимоотношениях ноосферы с биосферой, с неживым веществом не возникают отношения субъекта - объекта. Это коренным образом отличает концепцию Вернадского как от современных ему сторонников идеи "техносферы" и "антропосферы", в центре которых стоит человек, так и от нынешних экологических теоретиков, рассматривающих "человека" и "биосферу", то есть культуру и природу, в оппозиции, придающей этой природе самостоятельную ценность.
Теория ноосферы Владимира Вернадского пронизана историческим оптимизмом. В пределах косной, неживой материи господствует закон нарастающей энтропии, тепловая смерть. Антиэнтропийные процессы возникают только в "живом веществе", они фиксируются там, где есть биосфера. Появление ноосферы в тысячи, в миллионы раз ускоряет эту антиэнтропийную тенденцию.
Но оптимизм этот ограничен человеческим выбором, свободой. Чем мощнее созидание разума, тем больше притяжение энтропии. Каждый наш шаг, каждая мысль, образ, моральный выбор - ставка в этой вечной игре. В конце концов, исчезновение людей не приведет к исчезновению биосферы, исчезновение биосферы - к прекращению геохимических процессов, гибель земли - к истощению космического излучения. Сама по себе жизнь, как утверждал Вернадский, существует независимо от косного вещества. Если б это было бы не так, все давно бы поглотил древний хаос, полное смешение, абсолютный ноль.
Но оптимизм этот ограничен человеческим выбором, свободой. Чем мощнее созидание разума, тем больше притяжение энтропии. Каждый наш шаг, каждая мысль, образ, моральный выбор - ставка в этой вечной игре. В конце концов, исчезновение людей не приведет к исчезновению биосферы, исчезновение биосферы - к прекращению геохимических процессов, гибель земли - к истощению космического излучения. Сама по себе жизнь, как утверждал Вернадский, существует независимо от косного вещества. Если б это было бы не так, все давно бы поглотил древний хаос, полное смешение, абсолютный ноль.
Источник:
ни добавить ни убавить)))