— Бахилы…
— …не надену, — фельдшер сразу пресёк все попытки нарушения техники безопасности.
— Ну… проходите так, — морщась от боли, шестидесятилетняя женщина обескураженно указала комнату, в которой горел свет.
— Что случилось?
— Да я не знаю… — женщина замялась.
— Тогда по какому случаю вызов скорой?
— Бок у меня болит. Часа три уже болит.
— Ну вот. А вы говорите "не знаю". Хронические заболевания есть?
— Да вроде нет.
— Ложитесь. Будем живот смотреть.
— …не надену, — фельдшер сразу пресёк все попытки нарушения техники безопасности.
— Ну… проходите так, — морщась от боли, шестидесятилетняя женщина обескураженно указала комнату, в которой горел свет.
— Что случилось?
— Да я не знаю… — женщина замялась.
— Тогда по какому случаю вызов скорой?
— Бок у меня болит. Часа три уже болит.
— Ну вот. А вы говорите "не знаю". Хронические заболевания есть?
— Да вроде нет.
— Ложитесь. Будем живот смотреть.
— Бахилы…
— …не надену, — фельдшер сразу пресёк все попытки нарушения техники безопасности.
— Ну… проходите так, — морщась от боли, шестидесятилетняя женщина обескураженно указала комнату, ...
— …не надену, — фельдшер сразу пресёк все попытки нарушения техники безопасности.
— Ну… проходите так, — морщась от боли, шестидесятилетняя женщина обескураженно указала комнату, ...
— Да ладно? — фельдшер выплюнул "беломорину" и недоверчиво, хоть и с грустью, посмотрел на Никитичну, которую как мог успокаивал участковый милиционер. — Никогда бы не подумал, чтобы вот так, из-за бутылки, руки на себя наложить.
— Такой, не такой… Жил. Дурака всю жизнь валял. И помер так же. Пошли, — участковый отстранился от Никитичны.
— Такой, не такой… Жил. Дурака всю жизнь валял. И помер так же. Пошли, — участковый отстранился от Никитичны.
— Да ладно? — фельдшер выплюнул "беломорину" и недоверчиво, хоть и с грустью, посмотрел на Никитичну, которую как мог успокаивал участковый милиционер.
Дребезжащая всеми суставами "газель" из последних сил вкатила на пандус приёмного отделения больницы. Водитель, за два года собственноручно сменивший на машине уже пятый стартер, тихо проклинал тридцатилетнюю "столичную штучку", вызвавшую себе под вечер скорую, вместо того чтобы днём своими ножками дойти до поликлиники.
Дребезжащая всеми суставами "газель" из последних сил вкатила на пандус приёмного отделения больницы.
— Что? Болит? И тут болит?
Шестнадцатилетняя девица кивала головой, повизгивая от каждого прикосновения фельдшера к животу, пупок которого украшала здоровенная железяка пирсинга.
"Мутная какая-то", — фельдшер мял мягкий живот вдоль и поперёк. — "То тошнит, то болит. Сама что ли не определилась ещё?
Шестнадцатилетняя девица кивала головой, повизгивая от каждого прикосновения фельдшера к животу, пупок которого украшала здоровенная железяка пирсинга.
"Мутная какая-то", — фельдшер мял мягкий живот вдоль и поперёк. — "То тошнит, то болит. Сама что ли не определилась ещё?
— Что? Болит? И тут болит?
Шестнадцатилетняя девица кивала головой, повизгивая от каждого прикосновения фельдшера к животу, пупок которого украшала здоровенная железяка пирсинга.
Шестнадцатилетняя девица кивала головой, повизгивая от каждого прикосновения фельдшера к животу, пупок которого украшала здоровенная железяка пирсинга.
Сдавать больных в кардиоблок днём никто не любил, поскольку днём их принимал сам заведующий отделением.
— И что вы мне привезли? Вы вообще медики? Может, у вас и образование медицинское есть? — заведующий не стеснялся в выражениях даже в присутствии родственников больного. — Где вы тут инфаркт углядели? — он шуршал в руках плёнкой ЭКГ. — Везите в приёмное. Этому больному у нас делать нечего. Как и вам в медицине.
— И что вы мне привезли? Вы вообще медики? Может, у вас и образование медицинское есть? — заведующий не стеснялся в выражениях даже в присутствии родственников больного. — Где вы тут инфаркт углядели? — он шуршал в руках плёнкой ЭКГ. — Везите в приёмное. Этому больному у нас делать нечего. Как и вам в медицине.
Сдавать больных в кардиоблок днём никто не любил, поскольку днём их принимал сам заведующий отделением.
— Стой! — диспетчер тормознула пробегающего мимо фельдшера. — Вторым поедешь. Тётенька с лестницы на вокзале скатилась. Боюсь, подруга твоя одна не управится. Езжай с ней.
— Стой! — диспетчер тормознула пробегающего мимо фельдшера. — Вторым поедешь. Тётенька с лестницы на вокзале скатилась. Боюсь, подруга твоя одна не управится. Езжай с ней.
"Ты, конечно, можешь мне не верить. Но я тебе расскажу. Есть у меня знакомый доктор. Тоже, как ты, со скорой. Страстный охотник. Пол-Союза с ружьишком прошёл. Не то чтобы завалить какого-нибудь несчастного зверя, а так. Для души и познания мира. Ну, стрелял, конечно. Но исключительно по закону. То уточку на ужин, то медведика в целях самообороны. Опять же — пельмешки из медвежатины. Не пробовал? Зря. Ну ладно.
"Ты, конечно, можешь мне не верить. Но я тебе расскажу. Есть у меня знакомый доктор. Тоже, как ты, со скорой. Страстный охотник. Пол-Союза с ружьишком прошёл.
— Я ничего не брала, — девушка всхлипывала от несправедливости. — Я вообще её не помню, эту больную.
— Кончай реветь и расскажи, что случилось, — врач сел рядом с фельдшером, щуплой девочкой, ещё год назад пришедшей работать сразу после окончания училища.
— Кончай реветь и расскажи, что случилось, — врач сел рядом с фельдшером, щуплой девочкой, ещё год назад пришедшей работать сразу после окончания училища.
— Я ничего не брала, — девушка всхлипывала от несправедливости. — Я вообще её не помню, эту больную.
— Кончай реветь и расскажи, что случилось, — врач сел рядом с фельдшером, щуплой девочкой, ...
— Кончай реветь и расскажи, что случилось, — врач сел рядом с фельдшером, щуплой девочкой, ...
Телефон в кармане фельдшера задребезжал, как видавший виды будильник.
— О господи! — диспетчер аж вздрогнула. — Что у тебя за рингтон? Или сдохнешь от испуга, или мёртвые восстанут.
— Винтаж! Ностальгия по ушедшей молодости, — фельдшер быстро пробежал глазами карту вызова. — Тебе не понять.
— О господи! — диспетчер аж вздрогнула. — Что у тебя за рингтон? Или сдохнешь от испуга, или мёртвые восстанут.
— Винтаж! Ностальгия по ушедшей молодости, — фельдшер быстро пробежал глазами карту вызова. — Тебе не понять.
Телефон в кармане фельдшера задребезжал, как видавший виды будильник.
— О господи! — диспетчер аж вздрогнула. — Что у тебя за рингтон? Или сдохнешь от испуга, или мёртвые восстанут.
— О господи! — диспетчер аж вздрогнула. — Что у тебя за рингтон? Или сдохнешь от испуга, или мёртвые восстанут.
— Скорее! Пожалуйста, скорее! — женщина, стоя у входной двери в квартиру, истошно кричала вниз лестничных пролётов. Гружёный ящиком, кардиографом и кислородным аппаратом фельдшер уже штурмовал третий этаж из указанных в карте пяти.
— Сюда! Сюда! — женщина прошла в комнату и встала у стола, позволяя фельдшеру войти.
— Задыхается кто? — фельдшер поставил на пол ящик и огляделся.
— Да я же! Не видите?
— Не вижу.
— Сюда! Сюда! — женщина прошла в комнату и встала у стола, позволяя фельдшеру войти.
— Задыхается кто? — фельдшер поставил на пол ящик и огляделся.
— Да я же! Не видите?
— Не вижу.
— Скорее! Пожалуйста, скорее! — женщина, стоя у входной двери в квартиру, истошно кричала вниз лестничных пролётов.
— Это кто тут у вас? Может, есть смысл его на кухню спровадить?
Рядом с подушкой вальяжно развалился неплохих размеров котяра. Он совершенно не обращал внимания на происходящее, время от времени обмахивая себя хвостом, то ли отгоняя назойливую муху, то ли просто для антуража.
- Не бойтесь. Он спокойный. - Мужчина кряхтя переваливался с одного бока на другой, подчиняясь просьбе фельдшера. - Он только резких звуков не любит.
Рядом с подушкой вальяжно развалился неплохих размеров котяра. Он совершенно не обращал внимания на происходящее, время от времени обмахивая себя хвостом, то ли отгоняя назойливую муху, то ли просто для антуража.
- Не бойтесь. Он спокойный. - Мужчина кряхтя переваливался с одного бока на другой, подчиняясь просьбе фельдшера. - Он только резких звуков не любит.
— Это кто тут у вас? Может, есть смысл его на кухню спровадить?
Рядом с подушкой вальяжно развалился неплохих размеров котяра.
Рядом с подушкой вальяжно развалился неплохих размеров котяра.
Отёчная, пожелтевшая лицом женщина с огромным асцитом умирала. Всё, что можно было сделать в данной ситуации, фельдшер уже сделал и теперь только молил Бога, чтобы БИТы приехали до того, как больная испустит дух. Плотным кольцом вокруг лежащей на полу больной и наклонившегося над ней фельдшера стояли родственники. И ни увещевания, ни угрозы не убеждали их выйти из комнаты.
Отёчная, пожелтевшая лицом женщина с огромным асцитом умирала. Всё, что можно было сделать в данной ситуации, фельдшер уже сделал и теперь только молил Бога, чтобы БИТы приехали до того, ...
— Не пойму, что с ней случилось. Не скажу, что ластилась, как кошка, но агрессии никогда не проявляла. Кормил её, как в Интернете посоветовали, температуру всегда выдерживал, какую положено. Камней ей специально привёз плоских, чтоб под лампой удобней греться было. Не жизнь — малина. Террариум чистил регулярно.
— Не пойму, что с ней случилось. Не скажу, что ластилась, как кошка, но агрессии никогда не проявляла. Кормил её, как в Интернете посоветовали, температуру всегда выдерживал, какую положено.
К трём часам ночи фельдшер понял, что непомерно устал. Причём не физически — морально. Шестнадцать вызовов. Вроде бы не так много по сегодняшним реалиям. Но, когда тебе шестнадцать раз насилуют мозг, предъявляя совершенно необоснованные жалобы на пошатнувшееся здоровье, тычут пальцами в клятву Гиппократа, взывают к конституции и наперебой бахвалятся связями где-то там, наверху, начинаешь задумываться о том, что...
К трём часам ночи фельдшер понял, что непомерно устал. Причём не физически — морально. Шестнадцать вызовов. Вроде бы не так много по сегодняшним реалиям.
и почему медики иногда помогают и с этим.
После настойчивых, но безрезультатных звонков и ударов по входной двери фельдшер достал из кармана мобильник.
— Это седьмая. Мне никто не открывает дверь. Вы б им перезвонили.
— Вы точно на адресе? А, вижу. Всё правильно, — диспетчер, судя по всему, нашла точку машины на компьютерной карте навигационной системы. — Может, уехали?
— Не похоже, — фельдшер явно слышал шаги за дверью квартиры
После настойчивых, но безрезультатных звонков и ударов по входной двери фельдшер достал из кармана мобильник.
— Это седьмая. Мне никто не открывает дверь. Вы б им перезвонили.
— Вы точно на адресе? А, вижу. Всё правильно, — диспетчер, судя по всему, нашла точку машины на компьютерной карте навигационной системы. — Может, уехали?
— Не похоже, — фельдшер явно слышал шаги за дверью квартиры
и почему медики иногда помогают и с этим.
После настойчивых, но безрезультатных звонков и ударов по входной двери фельдшер достал из кармана мобильник.
— Это седьмая.
После настойчивых, но безрезультатных звонков и ударов по входной двери фельдшер достал из кармана мобильник.
— Это седьмая.
Новый водитель был юн и неприхотлив. Не дают форму — и Бог с ней. Не зима, чай, лето на дворе. Да и какое лето! Асфальт плавится! Водитель сочувственно смотрел на выходившую из дверей психиатрическую бригаду, закованную в водо- и воздухонепроницаемые синие рубашки и такого же цвета брюки, гордо именуемые их главврачом летней формой. И носить эту форму полагалось в полном комплекте.
Новый водитель был юн и неприхотлив. Не дают форму — и Бог с ней. Не зима, чай, лето на дворе. Да и какое лето! Асфальт плавится!
Как это обычно бывает, в начале зимы появилась срочная необходимость сменить канализационные трубы. Согласитесь, не летняя это работа. Тем более что летом менять трубы было некогда — больница переживала евроремонт. Но пришла зима, и больничный двор, несмотря на слякоть и летящий снег, оперативно превратили в грязный котлован, где шустрые гастарбайтеры, ёжась от холода, начали изображать ударный труд.
Как это обычно бывает, в начале зимы появилась срочная необходимость сменить канализационные трубы. Согласитесь, не летняя это работа.
Дед потянулся к телефону.
— Я пойду в МФЦ. Обед на плите, — донёсся из трубки голос пожилой супруги. — Ты всё запомнил?
— Разберусь, — дед махнул рукой.
— Знаю я, как ты разберёшься. Опять всё забудешь. Ты гляди: таблетки вовремя принимай, а то давление опять подскочит, придётся скорую вызывать.
— Разберёмся, — дед опять махнул рукой.
— Я пойду в МФЦ. Обед на плите, — донёсся из трубки голос пожилой супруги. — Ты всё запомнил?
— Разберусь, — дед махнул рукой.
— Знаю я, как ты разберёшься. Опять всё забудешь. Ты гляди: таблетки вовремя принимай, а то давление опять подскочит, придётся скорую вызывать.
— Разберёмся, — дед опять махнул рукой.
Дед потянулся к телефону.
— Я пойду в МФЦ. Обед на плите, — донёсся из трубки голос пожилой супруги. — Ты всё запомнил?
— Разберусь, — дед махнул рукой.
— Знаю я, как ты разберёшься.
— Я пойду в МФЦ. Обед на плите, — донёсся из трубки голос пожилой супруги. — Ты всё запомнил?
— Разберусь, — дед махнул рукой.
— Знаю я, как ты разберёшься.
— Братан! — фельдшер новой смены окликнул сутулую фигуру, всеми фибрами стремящуюся побыстрей свалить с подстанции. — Секунду погодь! Ты у этого козла был?
— Был, — сутулая фигура, на секунду притормозив, бегло глянула в протянутую карту вызова и снова потянулась к свободе. — Два раза был.
— И что?
— И ничего. Похмелье гложет.
— Делать-то с ним что?
— Ну… Вывези. Он всё равно не успокоится.
— Был, — сутулая фигура, на секунду притормозив, бегло глянула в протянутую карту вызова и снова потянулась к свободе. — Два раза был.
— И что?
— И ничего. Похмелье гложет.
— Делать-то с ним что?
— Ну… Вывези. Он всё равно не успокоится.
— Братан! — фельдшер новой смены окликнул сутулую фигуру, всеми фибрами стремящуюся побыстрей свалить с подстанции.
Произошло это на Пасху 199… года. Вызовов было море. Сограждане гуляли, веселились, выпивали и закусывали. Периодически давали друг другу тумаков, но не со зла, а лишь из лихой удали, так присущей нашим людям.
И лишь известная своим постоянством часть населения, которой что праздник, что война, как обычно, вызывала скорую, дабы проконтролировать состояние пошатнувшегося здоровья посредством приезда вашего покорного слуги.
И лишь известная своим постоянством часть населения, которой что праздник, что война, как обычно, вызывала скорую, дабы проконтролировать состояние пошатнувшегося здоровья посредством приезда вашего покорного слуги.
Произошло это на Пасху 199… года. Вызовов было море. Сограждане гуляли, веселились, выпивали и закусывали.
— Я ведь не сам ушёл, — врач разговаривал спокойно. Эмоции за пару месяцев безработной жизни уже поубавились, уступив место хлопотам существования. — Сам же знаешь, как это делается.
— Да знаю! — фельдшер понимал всё, что хотел сказать врач. Он сам тройку лет назад отказался уходить "по собственному" и прекрасно знал, что следует за этим отказом.
— Ну вот. Теперь и до меня очередь дошла.
— Да знаю! — фельдшер понимал всё, что хотел сказать врач. Он сам тройку лет назад отказался уходить "по собственному" и прекрасно знал, что следует за этим отказом.
— Ну вот. Теперь и до меня очередь дошла.
— Я ведь не сам ушёл, — врач разговаривал спокойно. Эмоции за пару месяцев безработной жизни уже поубавились, уступив место хлопотам существования. — Сам же знаешь, как это делается.
Жил-был хирург. Очень жадный до денег, прямо до такой степени, что, пока в карман бумажную купюрку не положишь - и даже смотреть на тебя не станет.
Жил-был хирург. Очень жадный до денег, прямо до такой степени, что, пока в карман бумажную купюрку не положишь - и даже смотреть на тебя не станет.

