Однажды мы сбили бомжа

Убедившись в том, что он не пострадал от удара серьёзным образом, мы усадили его в машину и повезли домой. Я даже не понял в темноте, что это бездомный – подозрения возникли уже в машине, когда в замкнутом пространстве начал распространяться запах. Он хотел продолжать свой путь самостоятельно, но я настоял на своём.

С трудом мне удалось добиться от него какой-то адрес в частном секторе, и мы отвезли его туда. Я почувствовал что-то неладное и сказал, что уеду только тогда, когда он вернётся и сообщит что всё в порядке. Он сходил в дом и, вернувшись через несколько минут, попросил отвезти его в другое место.

Он стал направлять нас к этому месту и через какое-то время попросил остановиться прямо у дороги. Он вышел и направился к какой-то полуразрушенной избушке, которая раньше служила сторожкой переставшего функционировать объекта. Оконный и дверной проёмы зияли черными дырами.

Я последовал за ним. Он зашел внутрь и начал тут же укладываться на старый грязный, брошенный в углу земляного пола, матрас, накрываясь куском гниющей материи, которая некогда служила одеялом. Наступали осенние заморозки и в грядущую ночь температура точно должна была опуститься ниже минусовой отметки

Я пришел в ужас от увиденного. Я поднял несчастного - он хромал от удара – и отвел его обратно в машину.

Мы отвезли бомжа в здание своей церкви и уже при нормальном свете смогли рассмотреть его – перед нами находился неопределенного возраста, заросший, черный от грязи человек.

Мы быстро съездили за матрасом и организовали ему спальное место на полу.

Несколько дней ушло на то, чтобы вернуть Владимиру человеческий облик. Его отмыли, постригли, переодели. Через пару недель восстановилась нога и он перестал хромать.

Я купил ему новую одежду и отвел к стоматологу – своих зубов у него не было – пришлось сделать вставную челюсть. С новыми зубами Вова преобразился. Он чувствовал себя всё более уверенно и к зиме я оборудовал для него комнату на втором этаже одного из своих прокатов. Я помог восстановить ему документы и начал потихоньку приучать его к труду, давая нехитрые задания.

К весне он уже чувствовал себя настолько хорошо, что начал оказывать попечение своей родственнице, которая жила на отшибе в гнилом, разваливающемся доме с маленькими детьми. Мы, узнав о её бедственном положении, тоже подключились и практически полностью взяли на себя заботу о материальном обеспечении детей. Девушка бросила пить и стала пытаться исправить свою жизнь.

В качестве работника я во Владимире не нуждался, а держать его на иждивении бесконечно было бы совершенно ему не полезно. Поэтому я предложил ему работу у своего знакомого – разнорабочим, с проживанием в большом доме, который знакомый использовал в качестве жилища когда приезжал в Шерегеш.

Вова стал появляться в церкви всё реже, за старое взялась его родственница.

Однажды мне позвонил знакомый и сообщил, что прогнал Вову – тот привел в дом какую-то женщину, устроил попойку и они завалились в хозяйской спальне.

Новая Вовина челюсть оказалась сломана хуком справа, а мне не оставалось ничего другого, как попытаться определить Вову в реабилитационный центр, из которого он вскоре ушел, не пройдя курс реабилитации, и принялся бомжевать.

Через некоторое время нас достигла новость о гибели Вовиной родственницы – её трое маленьких детей были определены в детский дом, а еще через пару лет мы услышали, что в подъезде одного из домов нашли мертвым человека, по описанию похожего на Вову – его часто видели побирающимся рядом с магазином через дорогу от этого дома, в подвале которого он оборудовал себе новое пристанище.

Вспоминать об этом мне всегда грустно, и меня это всякий раз немного злит.

Эти люди обладали всеми возможностями, чтобы выкарабкаться и встать на ноги – мы бы их никогда не бросили и оказывали бы сопровождение и поддержку до обретения полной самостоятельности, но они просто предпочли жить как животные и сдохнуть как безродные псы.

Это далеко не единственный мой опыт подобного свойства и что я увидел за всё время, так это то, что наша страна населена толпами людей, которым всё это нравится. Нравится бухать, наркоманить, бездельничать, бомжевать. Нравится жить в говне. Нравится грязь, беспорядок и вонь. Их не вытащить из этого состояния. Им нормально. Им нормально жить без прав, без возможностей, без денег, в унижении, во лжи. Им нравится дурман в башке, безответственность.

Их не интересует нормальная жизнь. Их тошнит от ответственности. Они просто хотят как амёбы просуществовать свой недолгий век и сгинуть.