Альтернативой Победе было полное уничтожение, или Почему 9 мая не «день траура и скорби»

Мол, нечего тут праздновать, это вообще «день скорби», «Бессмертный полк» ваш — ложь полнейшая, а правда — в «Бессмертном бараке», ну и «Сталин хуже Гитлера», куда ж без этого. Там еще много всего, от миллионов изнасилованных немок до того, что победили мы «Сталину вопреки», и вообще, завалили трупами.

В этом году, однако, особой популярностью пользуется тезис о том, что «9 мая — это день траура и скорби». Здесь стоит оговориться сразу, что история с «днем скорби» — это совсем не про историю, это про современность и метафизику российского общества, если хотите. Про современные ценности, актуальные не только для ветеранов, но и для нас самих.

Еще несколько лет назад в нашем социуме имела место быть точка зрения, что государство в России создает этакий «культ Победы», целую квазирелигию. И это, естественно, совсем не хорошо. Культа, в общем-то, не случилось, а случилась еще одна незыблемая, объединяющая победа нашего народа.

В этой победе мая 1945 года звучат не только отголоски прошлого, но и надежда на будущее. Если тогда наши предки смогли остановить самый большой и всеохватывающий ужас XX века под названием Третий рейх, то и мы, нынешние, имея в генах, в крови память об этом, сможем противостоять подобным угрозам.
Это и вечный пример для подражания, и вечная же ответственность перед собственным прошлым. Прошлым всей страны — и в то же время очень личным для каждого. Нет практически никого из ныне живущих в России, чьи предки не были затронуты той войной. Она действительно стала народной. Объединились в ней буквально все.

Даже Русская православная церковь, которая от советской власти в ту пору ничего особо хорошего не получала. Но именно митрополит Сергий в те первые дни Великой Отечественной выступил с речью, в которой сказал:

«Наши предки не падали духом и при худшем положении потому, что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед родиной и верой — и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им и по плоти, и по вере.
Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабочим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства».

Митрополит гонимой церкви заговорил о единстве. Да, это впоследствии породило и окончательный раскол с РПЦЗ, который был уврачеван только в начале двухтысячных, и обвинения в том, что «Русская церковь стала красной». Но это единство, парадоксальное для того времени, отдается отголосками даже сейчас.

И дело тут не только в РПЦ, дело в небывалом сплочении всего народа. Ровно потому, что очень быстро стало понятно, что в противостоянии с Рейхом речь идет не о конфликте идеологий, политических и социальных систем, а о простой дилемме: право на жизнь или всеобщая смерть.
Это очень быстро понял и владыка Сергий. Это с течением времени поняли все. Верующие и неверующие. Подпольные критики советской власти и «сталинские соколы». Линия «водораздела» прошла не по политическим разногласиям, а по самому бытию русского человека в этом мире. И, в общем-то, годы войны это подтвердили.

Сейчас в два клика, пользуясь любым поисковиком, можно найти, сколько именно мирных граждан СССР уничтожили нацисты. И соотнести с цифрами военных потерь. Гитлеровцы поставили целью уничтожить тут все, принести именно смерть. А для самых покорных — рабство без права размножаться. То есть тоже смерть, только оттянутую во времени.

И поэтому до сих пор все предположения, что тот же Власов тут «Родину от коммунистов спасал», наталкиваются на гневную и болезненную реакцию. Потому и «Псковская миссия» получает свое оправдание только через исследования Михаила Шкаровского, в которых говорится о том, что вот эти самые «псковские миссионеры» были немножечко советскими партизанами и, публично выказывая лояльность оккупационному правительству, помогали партизанам тягать в лес фашистское офицерье, ну и те же партизанские отряды снабжали продовольствием и одеждой. За что, в общем-то, и расплачивались своими жизнями.

Это была общая война и общая победа, победа, альтернативой которой была бы не некая капитуляция с выплатой контрибуций, марионеточным правительством или еще чем стандартным для прошлых войн. Альтернативой было полное уничтожение. И не только советского государства, но и народов, это государство населяющих.
День Победы именно поэтому для нас всех до сих пор — праздник, который не теряет своей актуальности. Равно как не теряет своей актуальности само явление смерти. Для нас эта дата стала внеисторична. И да, это «праздник со слезами на глазах», но именно праздник исхода из смерти нашей нации.

А потому те, кто говорит, что тут бы неплохо «устроить траур», сразу же абсолютно интуитивно зачисляются во «власовцы», «полицаи» или потомки оных.

Просто большинство чувствует, что нам предлагают «поскорбеть» ровно в тот день, когда наша страна загнала инфернальное чудовище нацизма ровно в ту адскую бездну, в которой ему быть и положено. В небытие.
Ровно поэтому до сих пор фашист и нацист в русском языке — это не просто ругательство, а практически проклятие. И опять же стоит повторить, что все эти мотивы и явления общественной жизни — они совсем не про историю. Они уже на уровне метафизики. И наш народ эту свою метафизику снова научился защищать.

А потому День Победы, который наше же общество не позволяет оболгать, наполнить ложными смыслами, внушает все большую надежду. Выстояли тогда — выстоим и в будущем, если возникнет такая необходимость.