Наконец подошел долгожданный срок. Восемнадцатого мая 1946 года (восемнадцатое – мое любимое число) меня, старшего сержанта, демобилизовали. В Москву решил ехать, ничего не сообщая родным. «Неожиданное появление, – думал я, – произведет больший эффект».
Дорога заняла четыре дня.
Мы возвращались домой в таких же теплушках, в которых нас, призывников, везли в 1939 году из Москвы в Ленинград. Тогда все вокруг говорили о доме, близких, любимых, а сейчас вспоминали войну: кто где воевал, получил ранение, как выходил из окружения, как переносил бомбежку. В дороге пели под трофейный аккордеон фронтовые песни.
Через четыре дня я стоял на площади у Рижского вокзала. Москва встретила солнечным днем. Я шагал по столице со своим черным фанерным чемоданчиком, в котором лежали толстая потрепанная тетрадь с песнями, книги, записная книжка с анекдотами, письма от родных и любимой. Еще на вокзале я подошел к телефону-автомату и, опустив дрожащей рукой монетку, услышав гудок, набрал домашний номер телефона, который помнил все эти годы: Е26-04. В то время вместо первой цифры набирали букву, считалось, что так легче запомнить номер.
– Слушаю, – раздалось в трубке. К телефону подошла мама, я сразу узнал ее голос.
– Мама, это я!
– Володя, это Юра, Володя... – услышал я, как мама радостно звала отца к телефону.
Отец с места в карьер, как будто я и не уезжал на семь лет из дому, сказал:
– Слушаю! Как жалко, что поезд поздно пришел. Сегодня твои на «Динамо» играют со «Спартаком».
Я почувствовал в голосе отца нотки сожаления. Он собрался идти на матч и огорчался, что придется оставаться дома. Тогда я сказал, чтобы он ехал на стадион, а сам обещал приехать на второй тайм. Он с восторгом согласился:
– Прекрасно! Я еду на стадион. Билет возьму и тебе. После первого тайма встречаемся на контроле у Южной трибуны.
Пока я трясся в трамвае, шел по Разгуляю к Токмакову переулку, сердце так бешено колотилось, что подумал: наверное, вот так люди умирают от радости. У ворот дома меня уже ждала мама. Мама! За годы войны она сильно изменилась. На осунувшемся лице выделялись ее огромные глаза, волосы совсем побелели.
Когда я вошел в комнату, радостно запрыгала собака Малька. Она меня не забыла.
Вскоре появился мой школьный друг Шура Скалыга. Он недавно вернулся из Венгрии, где служил в танковых частях. На его груди красовался орден Славы третьей степени. Вместе с Шурой, наскоро поев, мы помчались на «Динамо».
Успели как раз к перерыву. Отец стоял у контроля. Я еще издали заметил его сутулую фигуру в знакомой мне серой кепке.
– Папа! – заорал я.
Отец поднял руку, и мы кинулись друг к другу. Пока мы целовались, Шурка кричал контролерам:
– Глядите! Глядите! Они всю войну не виделись! Он вернулся! Это отец и сын!!
Под эти крики мы вдвоем с Шуркой прошли мимо ошеломленных контролеров на один билет. Не помню, как сыграли в тот день «Спартак» и «Динамо», но матч стал для меня праздником.
Я в Москве. Дома. И как в доброе довоенное время, сижу с отцом и Шуркой Скалыгой на Южной трибуне стадиона «Динамо», смотрю на зеленое поле, по которому бегают игроки, слышу крики и свист болельщиков и думаю: «Вот это и есть, наверное, настоящее счастье»
Из книги Юрия Никулина "Почти серьезно…"
Хоть бы объяснились, что не понравилось.
Кто победил Никулина ? Эти говноеды ?
Перестань !
Пока мы тут , Юрий Никулин - герой !
Они против всего, что связано с Союзом.
Лично на мой взгляд, самое лучшее что было "при союзе" - люди! В том плане, что люди совершали что-то, имея мысли "а что люди скажут", а не только исходя из личных интересов и не руководствуясь только лишь одним "да пох мне на всех"! Если ты, будучи мелким, творил какое шкодство, то от взрослых или старших, вполне мог получить знатного леща. А дома, при попытке пожаловаться, и когда выяснялись обстоятельства, то получал уже настоящих звездюлей! Тем самым, общество воспитывало своих членов куда более достойными, нежели модная ныне "пох на всех". ...
А эти ненавистники, пусть сами себя своей желчью изъедят. Главное что мы, нормальные, знаем и помним то время, тех людей, те идеалы поведения в обществе!
было нам лет по 10- 11. ташкентская зима. ночью прошёл снег. ну мы же умники. возле кольцевой , по дороге в школу, накатали снежков и спрятали в тенёчке. днём лёгкая оттепель. к вечеру опять подморозило. ну мы и пошли этими снежками да в проезжающие машины. в итоге разбили стекло в икарусе. оттуда три мента. не знаю, что они там делали. ума хватило мимо своего дома пробежать и вломиться в квартиру друга- узбека. сбросил сапоги, схватил их в руки и как был - в самую дальнюю спальню. стук в дверь, отец Джалола подошёл, глянул- кто это прячется, покачал головой пошёл открывать дверь. мент ему рассказал, что произошло и спрашивает не прячется ли тут урус бола, русский пацан. атот ему показывает на своих пацанов и говорит, что негде здесь русскому пацану прятаться. тот уходит и вот тут начинается воспитательный процесс, после которого я дня два сидеть не мог. а если бы мать узнала- вообще бы убила, наверное. у Райкина на эту тему хороший монолог есть.
Матч Спартак-Динамо состоялся 19.05.45г. Никулин не смог га нём быть,не был. Если его демобилизация прошла 18.05 и он ехал 4 дня, матч 3 дня как закончился. Исходя из этого весь остальной текст может быть такой же выдумкой.
P.S. Очень странно было бы помнить счёт матча на котором не был
Матч состоялся 23 мая 1946 года в 18-30.
Во-первых, Вы перепутали год.
А во-вторых вот:
«Спартак» (Москва) «Динамо» (Тбилиси) 1:3
Чемпионат СССР 1946 года. Группа I. Матч № 06.
23 мая 1946 года. 18-30. Москва. Центральный стадион «Динамо».
45000 зрителей.
Судья: И.Аверкин (Ленинград).
P.S. Очень странно было бы помнить счёт матча на котором не был
-------------------------------------------------------------------------
вот это точно