2852
9
Фольклор всегда был гиперболизированным отражением действительности, в которой жили его носители. История Серого Волка и Красной Шапочки не стала исключением. В эпоху первых серийных убийц, отождествлявшихся с оборотнями, именно один из них стал главным антагонистом истории.
Серый Волк в оригинальной версии — убийца и каннибал, как Жиль Гарнье. Не случайным был и образ героини — именно девушки со дна общества и дети были наиболее легкими и излюбленными жертвами маньяков.
Новое — хорошо забытое старое
Ранние христианские теоретики отрицали возможность существования адских тварей. Еще Августин Блаженный, живший во второй половине IV — первой половине V века, в своем трактате «О граде Божьем» отмечал: силой наделять людей сверхъестественными способностями и качествами обладает только Бог.
Дьявол же владеет лишь искусством лжи — он может навешать маловерным дуракам лапши на уши, заставив их поверить в свои магические способности. Проще говоря, такой изначальный лохотронщик, не более.
В 780-х годах Карл Великий издал указ, отменяющий старые пережитки, в число которых попала и вера в ведьм. Государь постановил, что женщины в темных рощах не колдуют, и вообще — на дворе уже без пяти минут IX век от Рождества Христова, а живем как будто при Аттиле. Теперь сожжение ведьмы считалось уголовным преступлением, приравненным — о, ужас — к убийству любого другого человека.
Начало нового тысячелетия нанесло по старым пережиткам еще один удар. Теперь церковь постановила, что вера в ведьм, оборотней и демонов является не просто глупым архаичным заблуждением, а вполне себе ересью, за увлечение которой можно было неиллюзорно огрести от святых отцов.
Почему так? Все просто: менять суть людей в лучшую или худшую сторону властен только Бог, наделение же этой способностью иной сущности уже могло расцениваться как идолопоклонство.
Нет, окончательно изжить сжигание ведьм и ведьмаков все-таки не удалось. Другое дело, что теперь их дела рассматривались как типичные уголовные преступления простых смертных, которые, не обладая никакими способностями, поддались дьявольскому наущению и принялись творить разные непотребства.
Что касается оборотней, то ушлые византийцы вообще классифицировали ликантропию (мифическая болезнь, вызывающая метаморфозы, от которых больной превращается в оборотня) как психическое расстройство — очевидно, объясняя таким образом явление лунатизма.
Павел с Эгины — греческий автор VII века, называл ликантропию острым проявлением меланхолии, а в качестве симптомов отмечал бледный вид, неосознанное блуждание по ночам и обилие ран на ногах — следствие множественных микротравм и падений, полученных в бессознательном состоянии.
Дошло до того, что в пору классического Средневековья оборотень превратился в положительного персонажа в искусстве — так, например, способностью «обращаться» в волка наделяли странствующих рыцарей из различных литературных произведений, чем подчеркивалась трагичность судьбы этих людей.
Дьявол же владеет лишь искусством лжи — он может навешать маловерным дуракам лапши на уши, заставив их поверить в свои магические способности. Проще говоря, такой изначальный лохотронщик, не более.
В 780-х годах Карл Великий издал указ, отменяющий старые пережитки, в число которых попала и вера в ведьм. Государь постановил, что женщины в темных рощах не колдуют, и вообще — на дворе уже без пяти минут IX век от Рождества Христова, а живем как будто при Аттиле. Теперь сожжение ведьмы считалось уголовным преступлением, приравненным — о, ужас — к убийству любого другого человека.
Начало нового тысячелетия нанесло по старым пережиткам еще один удар. Теперь церковь постановила, что вера в ведьм, оборотней и демонов является не просто глупым архаичным заблуждением, а вполне себе ересью, за увлечение которой можно было неиллюзорно огрести от святых отцов.
Почему так? Все просто: менять суть людей в лучшую или худшую сторону властен только Бог, наделение же этой способностью иной сущности уже могло расцениваться как идолопоклонство.
Нет, окончательно изжить сжигание ведьм и ведьмаков все-таки не удалось. Другое дело, что теперь их дела рассматривались как типичные уголовные преступления простых смертных, которые, не обладая никакими способностями, поддались дьявольскому наущению и принялись творить разные непотребства.
Что касается оборотней, то ушлые византийцы вообще классифицировали ликантропию (мифическая болезнь, вызывающая метаморфозы, от которых больной превращается в оборотня) как психическое расстройство — очевидно, объясняя таким образом явление лунатизма.
Павел с Эгины — греческий автор VII века, называл ликантропию острым проявлением меланхолии, а в качестве симптомов отмечал бледный вид, неосознанное блуждание по ночам и обилие ран на ногах — следствие множественных микротравм и падений, полученных в бессознательном состоянии.
Дошло до того, что в пору классического Средневековья оборотень превратился в положительного персонажа в искусстве — так, например, способностью «обращаться» в волка наделяли странствующих рыцарей из различных литературных произведений, чем подчеркивалась трагичность судьбы этих людей.
×
Горе от ума
Но столетия спустя все вдруг скатилось в трэш и кровавый угар.
Почему? Как бы это смешно ни звучало, виной всему — относительная возрожденческая либерализация, вольнодумство и технический прогресс. Итальянские художники рисовали обнаженных женщин, образованцы в университетах деконструировали церковных авторов прошлого, и у каждой вшивой собаки теперь было собственное мнение по вопросам мироустройства.
Чем свободнее становились нравы — тем все бо́льшим сомнениям подвергался авторитет церкви. Множились как грибы после дождя разные религиозные схизмы. Но до поры это было лишь полбеды. А затем Иоганн Гутенберг в середине XV создал печатный станок — и понеслось!
Появление печати стало настоящей медиареволюцией — никогда прежде знание не распространялось так быстро и массово. А вместе со знанием по миру разносилась и ересь. Это стало катализатором для давно назревавшего церковного кризиса, и в октябре 1517 года бабахнуло от души. Университетский профессор богословия Мартин Лютер обнародовал свои 95 тезисов — напечатанных как раз на «гутенберговом» станке — и началась Реформация.Впрочем, борьба за души европейских христиан началась куда раньше, да и как иначе, ведь церковь — тогда еще единая — просто не могла не ответить на творящееся вокруг безобразие. Реакцией на вольнодумство и крамолу стал призыв бороться с любым инакомыслием, которое, с точки зрения святых отцов, шло прямиком от рогатого.
Под это дело сразу вспомнили и о ведьмах, и об оборотнях, которые практически в один миг перестали быть чем-то мифическим и нереальным, и обрели в массовом сознании плоть и силы.
Зимой 1484 года папа издал буллу, в которой призывал всех добрых христиан забыть о различиях и шкурных интересах и объединиться с церковными демонологами и инквизиторами в борьбе против Сатаны и его войска — ведьм, колдунов, оборотней и прочей нечисти.
А спустя два года инквизитор из ордена доминиканцев по имени Генрих Крамер, он же Инститор, выпустил труд под хлестким заголовком Malleus Maleficarum — «Молот ведьм».
Почему? Как бы это смешно ни звучало, виной всему — относительная возрожденческая либерализация, вольнодумство и технический прогресс. Итальянские художники рисовали обнаженных женщин, образованцы в университетах деконструировали церковных авторов прошлого, и у каждой вшивой собаки теперь было собственное мнение по вопросам мироустройства.
Чем свободнее становились нравы — тем все бо́льшим сомнениям подвергался авторитет церкви. Множились как грибы после дождя разные религиозные схизмы. Но до поры это было лишь полбеды. А затем Иоганн Гутенберг в середине XV создал печатный станок — и понеслось!
Появление печати стало настоящей медиареволюцией — никогда прежде знание не распространялось так быстро и массово. А вместе со знанием по миру разносилась и ересь. Это стало катализатором для давно назревавшего церковного кризиса, и в октябре 1517 года бабахнуло от души. Университетский профессор богословия Мартин Лютер обнародовал свои 95 тезисов — напечатанных как раз на «гутенберговом» станке — и началась Реформация.Впрочем, борьба за души европейских христиан началась куда раньше, да и как иначе, ведь церковь — тогда еще единая — просто не могла не ответить на творящееся вокруг безобразие. Реакцией на вольнодумство и крамолу стал призыв бороться с любым инакомыслием, которое, с точки зрения святых отцов, шло прямиком от рогатого.
Под это дело сразу вспомнили и о ведьмах, и об оборотнях, которые практически в один миг перестали быть чем-то мифическим и нереальным, и обрели в массовом сознании плоть и силы.
Зимой 1484 года папа издал буллу, в которой призывал всех добрых христиан забыть о различиях и шкурных интересах и объединиться с церковными демонологами и инквизиторами в борьбе против Сатаны и его войска — ведьм, колдунов, оборотней и прочей нечисти.
А спустя два года инквизитор из ордена доминиканцев по имени Генрих Крамер, он же Инститор, выпустил труд под хлестким заголовком Malleus Maleficarum — «Молот ведьм».
Если церковные теологи предшествующих поколений отрицали реальность сверхъестественного, то Крамер ставил под вопрос реальность самой реальности. Любой элемент окружающей действительности отныне мог быть сатанинским мороком. Силы зла роились где-то поблизости и только ждали момента, чтобы себя проявить.
Оборотни вновь жрали человечину, ведьмы летали на метлах и наводили порчу. Причем Крамер всерьез утверждал, что женщина по своей природе более предрасположена к колдовству, нежели мужчина. Хорошо, что в те времена не было феминисток — их он бы сжег первыми.
Добропорядочных бюргеров, знать, да и многих церковников от такого обилия взаимоисключающих параграфов «разрывало» на части. Доходило до того, что некоторые приходы или мирские власти тех или иных областей саботировали охоту на ведьм и оборотней, всячески мешая инквизиции работать. В качестве аргумента они неизменно ссылались на того же Августина и других теологов из времен, когда мир еще не сошел с ума.
Впрочем, так было далеко не везде. К тому же Реформация лишь усугубила проблему — радикальные протестанты порой устраивали такую жесть, от которой перекосило бы самого деятельного инквизитора.
Оборотни вновь жрали человечину, ведьмы летали на метлах и наводили порчу. Причем Крамер всерьез утверждал, что женщина по своей природе более предрасположена к колдовству, нежели мужчина. Хорошо, что в те времена не было феминисток — их он бы сжег первыми.
Добропорядочных бюргеров, знать, да и многих церковников от такого обилия взаимоисключающих параграфов «разрывало» на части. Доходило до того, что некоторые приходы или мирские власти тех или иных областей саботировали охоту на ведьм и оборотней, всячески мешая инквизиции работать. В качестве аргумента они неизменно ссылались на того же Августина и других теологов из времен, когда мир еще не сошел с ума.
Впрочем, так было далеко не везде. К тому же Реформация лишь усугубила проблему — радикальные протестанты порой устраивали такую жесть, от которой перекосило бы самого деятельного инквизитора.
Придет серенький волчок
И в эпоху Возрождения, и в Средние века в Европе не существовало структуры, которую мы могли бы ассоциировать с полицией. Бо́льшая часть преступлений не то что не раскрывалась — даже не фиксировалась.
Когда же имел место случай жестокого убийства, особенно если речь шла о младенцах, как правило, все валили на диких зверей. Происходило такое обычно в глубинке, так что кроме местной общины всем было плевать.
Но в конце XV века все изменилось — на волне дьяволоборческой истерии церковь стала требовать от региональных судей и приходов подходить к таким делам со всей тщательностью. Адские твари стали полноценными субъектами права.А это, в свою очередь, породило соответствующую бюрократию с обилием процедур. Теперь и миряне имели право вершить суд над нечистью от имени церкви. Так впервые в истории начали массово фиксироваться и протоколироваться особо тяжкие преступления, которые в наши дни могут быть интерпретированы как серийные убийства.
Евгений Башин-Разумовский Эксперт по историческим вопросам:
«Безусловно, сами по себе серийные убийцы существовали и раньше. Однако они, как правило, выпадали из фокуса истории — отчасти из-за скудной базы дошедших до нас источников, отчасти из-за несовершенства тогдашней системы правосудия.
Так что при всех своих чудовищных преступлениях эпоха «Великой охоты на ведьм» впервые познакомила человечество с феноменом серийных убийств. Впрочем, отсутствие вменяемой криминалистики и регулярной полицейской службы вскоре вновь «похоронило» этот вид преступлений, который был заново «открыт» лишь в индустриальную эпоху".
Когда же имел место случай жестокого убийства, особенно если речь шла о младенцах, как правило, все валили на диких зверей. Происходило такое обычно в глубинке, так что кроме местной общины всем было плевать.
Но в конце XV века все изменилось — на волне дьяволоборческой истерии церковь стала требовать от региональных судей и приходов подходить к таким делам со всей тщательностью. Адские твари стали полноценными субъектами права.А это, в свою очередь, породило соответствующую бюрократию с обилием процедур. Теперь и миряне имели право вершить суд над нечистью от имени церкви. Так впервые в истории начали массово фиксироваться и протоколироваться особо тяжкие преступления, которые в наши дни могут быть интерпретированы как серийные убийства.
Евгений Башин-Разумовский Эксперт по историческим вопросам:
«Безусловно, сами по себе серийные убийцы существовали и раньше. Однако они, как правило, выпадали из фокуса истории — отчасти из-за скудной базы дошедших до нас источников, отчасти из-за несовершенства тогдашней системы правосудия.
Так что при всех своих чудовищных преступлениях эпоха «Великой охоты на ведьм» впервые познакомила человечество с феноменом серийных убийств. Впрочем, отсутствие вменяемой криминалистики и регулярной полицейской службы вскоре вновь «похоронило» этот вид преступлений, который был заново «открыт» лишь в индустриальную эпоху".
В ходе этой охоты начали хватать всех, кто обнаруживал какие-то странности в поведении, которые нельзя было однозначно трактовать с позиций тогдашней медицины. Проще говоря, лунатиков, сумасшедших, подозрительных бродяг и прочих интересных личностей. И вот что интересно.
В этом потоке бомжей и сельских дурачков нет-нет да и начали всплывать примеры чистейшего, дистиллированного зла — совершенно реального, а не магического.
Так, например, в 1521 году во Франции были схвачены некие Пьер Бюрго и Мишель Вердан, которых молва окрестила «Оборотнями из Полиньи». Собственно, замели их за такую мерзость, как инфантицид и каннибализм. Подонки орудовали в сельской местности, где без труда прокрались в сад одной из местных семей и похитили оттуда четырехлетнюю девочку, собиравшую горох.
Бюрго и Вердан убили ребенка, после чего употребили части тела в пищу. Они совершили еще несколько аналогичных нападений — жертвами стали в общей сложности четыре девочки разного возраста.Одно из преступлений, со слов Бюрго, парочка совершила из мести. Они якобы просили милостыню у одной селянки, а когда та отказала — набросились на нее и убили. После чего, как заявил сам убийца, помолились и продолжили просить «подаяние во славу Господа».
Под пытками оба «сознались», что заключили договор с дьяволом, который наделил их нечеловеческими силами. В настоящее время не представляется возможным восстановить все детали, однако куда более реальной кажется версия, что Вердан и Бюрго были бродячими нищими, которых на подобные зверства толкнул не черт, а банальные голод, корысть и жестокость.
Чем дальше в лес — тем толще волки. В 1574 году во Франции поймали еще одного «оборотня». Некий Жиль Гарнье сознался в совершении множества убийств:
«В день святого Михаила, приняв обличье оборотня, похитил девушку десяти-двенадцати лет (…) и там убил ее, по большей части при помощи рук, схожих с лапами, а так же зубов, и съел плоть с ее бедер и рук, а некоторые части отнес своей жене.
И пятнадцать дней спустя задушил маленького ребенка в возрасте десяти лет на винограднике в Гредизане (…). И с того времени убил, будучи в облике человека, а не волка, другого мальчика в возрасте двенадцати-тринадцати лет в лесу близ деревни Перуз (…)".
Он был приговорен к сожжению заживо, и приговор был приведен в исполнение.
В этом потоке бомжей и сельских дурачков нет-нет да и начали всплывать примеры чистейшего, дистиллированного зла — совершенно реального, а не магического.
Так, например, в 1521 году во Франции были схвачены некие Пьер Бюрго и Мишель Вердан, которых молва окрестила «Оборотнями из Полиньи». Собственно, замели их за такую мерзость, как инфантицид и каннибализм. Подонки орудовали в сельской местности, где без труда прокрались в сад одной из местных семей и похитили оттуда четырехлетнюю девочку, собиравшую горох.
Бюрго и Вердан убили ребенка, после чего употребили части тела в пищу. Они совершили еще несколько аналогичных нападений — жертвами стали в общей сложности четыре девочки разного возраста.Одно из преступлений, со слов Бюрго, парочка совершила из мести. Они якобы просили милостыню у одной селянки, а когда та отказала — набросились на нее и убили. После чего, как заявил сам убийца, помолились и продолжили просить «подаяние во славу Господа».
Под пытками оба «сознались», что заключили договор с дьяволом, который наделил их нечеловеческими силами. В настоящее время не представляется возможным восстановить все детали, однако куда более реальной кажется версия, что Вердан и Бюрго были бродячими нищими, которых на подобные зверства толкнул не черт, а банальные голод, корысть и жестокость.
Чем дальше в лес — тем толще волки. В 1574 году во Франции поймали еще одного «оборотня». Некий Жиль Гарнье сознался в совершении множества убийств:
«В день святого Михаила, приняв обличье оборотня, похитил девушку десяти-двенадцати лет (…) и там убил ее, по большей части при помощи рук, схожих с лапами, а так же зубов, и съел плоть с ее бедер и рук, а некоторые части отнес своей жене.
И пятнадцать дней спустя задушил маленького ребенка в возрасте десяти лет на винограднике в Гредизане (…). И с того времени убил, будучи в облике человека, а не волка, другого мальчика в возрасте двенадцати-тринадцати лет в лесу близ деревни Перуз (…)".
Он был приговорен к сожжению заживо, и приговор был приведен в исполнение.
Судя по дошедшим до нас сведениям, Гарнье «куражился» как минимум два года — с 1572-го по 1574-й, — наводя ужас на регион Франш-Конте. Точное или хотя бы примерное число его жертв определить невозможно. Но остается один вопрос: почему все преступления Гарнье совершал якобы в обличье волка, и лишь последнее, во время которого его и поймали, сотворил в своем естественном облике?
Ответ очевиден: средневековое сознание не могло найти рационального объяснения подобным зверствам, поэтому все списали на договор с Сатаной.
Вероятнее всего, Гарнье и прочих подобных ему во время допросов принуждали сознаться в том, что они оборотни. А когда, во время ареста с поличным, клыков и хвоста у злодея не обнаружилось, судьи и церковники просто объяснили это тем, что именно в этот раз преступник решил убить, не обращаясь в волка.
Оборотни стали предметом ожесточенных дискуссий в церковных и медицинских кругах по всей тогдашней Европе. Впереди маячил XVII век, и многие постулаты «Молота ведьм» Крамера, и ранее принятые далеко не всеми, больше не казались такими убедительными. Ученые мужи вновь вернулись к тезису о том, что так называемая ликантропия может являться лишь проявлением какого-то психического расстройства.
В этом отношении примечательным было дело Жака Руле, или Ролле, — тридцатичетырехлетнего француза, в 1598 году пойманного на месте преступления недалеко от Анже. Согласно протоколу, его задержали, когда он стоял над телом убитого им пятнадцатилетнего подростка. Убийца нанес тому множественные увечья, и руки преступника были буквально по локоть в крови.
На допросе Руле сознался, что он оборотень и дьявол даровал ему волшебную мазь, втирая которую в собственную кожу, преступник якобы обрел способность перекидываться в волка. Он также сознался в убийстве еще нескольких детей и взрослых.
Однако в данном случае местное следствие опровергло мистическую подоплеку преступления. Более того, судья постановил, что Руле таким образом пытался выставить себя сумасшедшим и сложить с себя ответственность за содеянное. На удивление рациональная мысль!
Судья как в воду глядел: не желая мириться со вполне справедливым смертным приговором, Руле подал апелляцию в парламент Парижа, продолжая настаивать на том, что он оборотень. Начальство, которому, по его мнению, всегда виднее, чем провинциальным дуракам на местах, рассмотрело ходатайство и официально признало убийцу умалишенным.
В результате смертная казнь была заменена двумя годами принудительного лечения в психушке при госпитале Сен-Жермен. Куда потом навострит лыжи и что еще натворит «откинувшийся» далеко еще не старый «оборотень», никого, видимо, не волновало.
Ответ очевиден: средневековое сознание не могло найти рационального объяснения подобным зверствам, поэтому все списали на договор с Сатаной.
Вероятнее всего, Гарнье и прочих подобных ему во время допросов принуждали сознаться в том, что они оборотни. А когда, во время ареста с поличным, клыков и хвоста у злодея не обнаружилось, судьи и церковники просто объяснили это тем, что именно в этот раз преступник решил убить, не обращаясь в волка.
Оборотни стали предметом ожесточенных дискуссий в церковных и медицинских кругах по всей тогдашней Европе. Впереди маячил XVII век, и многие постулаты «Молота ведьм» Крамера, и ранее принятые далеко не всеми, больше не казались такими убедительными. Ученые мужи вновь вернулись к тезису о том, что так называемая ликантропия может являться лишь проявлением какого-то психического расстройства.
В этом отношении примечательным было дело Жака Руле, или Ролле, — тридцатичетырехлетнего француза, в 1598 году пойманного на месте преступления недалеко от Анже. Согласно протоколу, его задержали, когда он стоял над телом убитого им пятнадцатилетнего подростка. Убийца нанес тому множественные увечья, и руки преступника были буквально по локоть в крови.
На допросе Руле сознался, что он оборотень и дьявол даровал ему волшебную мазь, втирая которую в собственную кожу, преступник якобы обрел способность перекидываться в волка. Он также сознался в убийстве еще нескольких детей и взрослых.
Однако в данном случае местное следствие опровергло мистическую подоплеку преступления. Более того, судья постановил, что Руле таким образом пытался выставить себя сумасшедшим и сложить с себя ответственность за содеянное. На удивление рациональная мысль!
Судья как в воду глядел: не желая мириться со вполне справедливым смертным приговором, Руле подал апелляцию в парламент Парижа, продолжая настаивать на том, что он оборотень. Начальство, которому, по его мнению, всегда виднее, чем провинциальным дуракам на местах, рассмотрело ходатайство и официально признало убийцу умалишенным.
В результате смертная казнь была заменена двумя годами принудительного лечения в психушке при госпитале Сен-Жермен. Куда потом навострит лыжи и что еще натворит «откинувшийся» далеко еще не старый «оборотень», никого, видимо, не волновало.
Почему у тебя такие большие зубы?
Общеевропейская волчья истерия как нельзя лучше способствовала популярности фольклорной истории о девочке, которая по дороге к бабушке встретила в лесу чудовище. Подобная сказка в разных вариациях была распространена чуть ли не по всей Европе еще с XIV века, и далеко не в каждой версии в качестве антагониста фигурировал волк.
Именно страсти по ликантропам вкупе с историями о ребятах вроде Гарнье и Руле сделали свое дело, навсегда определив портрет злодея.
Первая письменная редакция сказки вышла в 1697 году во Франции — она вошла в книгу «Сказки матушки-гусыни» за авторством Шарля Перро. Там же были сказки о Золушке, Синей бороде, Спящей красавице и т. д. Строго говоря, оригинальные сказки Перро отнюдь не были добрыми. Это мрачные и кровавые истории, основой для которых частично стал европейских фольклор, а частично — истории реальных злодеяний. «Красная Шапочка» — не исключение.Уже в версии Перро девочка раздевается, прежде чем лечь в постель к волку, которого она принимает за бабушку. Волк ее съедает — и никаких вам охотников, никакого хэппи‑энда.
Фольклорной основой для истории Перро стала устная народная сказка «Бабушка» — французская версия легенды про девочку в лесу. В разных версиях этой сказки, характерных для тех или иных регионов Франции, волк называется «лю-бре», «лю-гару» и т. д. — так в этих местах издавна называли оборотней. Ни в одной версии злодей не является обычным волком.
Он первым прибегает в домик бабушки и убивает ее. Дальше следует совершенно адская сцена — волк расчленяет тело бабушки и готовит из него ужин, а ее кровью наполняет бутылку для вина. Проделав все это, он надевает одежду жертвы и сам притворяется бабушкой.
Именно страсти по ликантропам вкупе с историями о ребятах вроде Гарнье и Руле сделали свое дело, навсегда определив портрет злодея.
Первая письменная редакция сказки вышла в 1697 году во Франции — она вошла в книгу «Сказки матушки-гусыни» за авторством Шарля Перро. Там же были сказки о Золушке, Синей бороде, Спящей красавице и т. д. Строго говоря, оригинальные сказки Перро отнюдь не были добрыми. Это мрачные и кровавые истории, основой для которых частично стал европейских фольклор, а частично — истории реальных злодеяний. «Красная Шапочка» — не исключение.Уже в версии Перро девочка раздевается, прежде чем лечь в постель к волку, которого она принимает за бабушку. Волк ее съедает — и никаких вам охотников, никакого хэппи‑энда.
Фольклорной основой для истории Перро стала устная народная сказка «Бабушка» — французская версия легенды про девочку в лесу. В разных версиях этой сказки, характерных для тех или иных регионов Франции, волк называется «лю-бре», «лю-гару» и т. д. — так в этих местах издавна называли оборотней. Ни в одной версии злодей не является обычным волком.
Он первым прибегает в домик бабушки и убивает ее. Дальше следует совершенно адская сцена — волк расчленяет тело бабушки и готовит из него ужин, а ее кровью наполняет бутылку для вина. Проделав все это, он надевает одежду жертвы и сам притворяется бабушкой.
от скажите: вам в детстве не казалось странным, что волк, каким бы он ни был притворщиком, так легко выдал себя за человека? А вот для оборотня это — раз плюнуть. Дальше «бабушка» предлагает внучке перекусить, тем самым путем обмана приобщая ее к каннибализму, и поит кровью под видом вина — извращенная версия церковного причастия.
Короче говоря, волк глумится как может и совершает тягчайшие преступления, с точки зрения общества и церкви.
В конце, как уже отмечалось, волк заставляет девушку раздеться и лечь с ним в постель, чем еще раз подчеркивает социальный статус своей жертвы. Впрочем, существовали версии истории, в которых девушка успевала понять, что перед ней волк. Тогда она тянула время, раздеваясь нарочито медленно и заставляя волка томиться в нетерпении. Когда его бдительность ослабевала, она сбегала от него.
Фольклор всегда был гиперболизированным отражением действительности, в которой жили его носители. В эпоху первых серийных убийц, отождествлявшихся с оборотнями, именно один из них стал главным антагонистом истории. Серый Волк в оригинальной версии — убийца и каннибал, как Жиль Гарнье. Не случайным был и образ героини — именно девушки со дна общества и дети были наиболее легкими и излюбленными жертвами маньяков.
Короче говоря, волк глумится как может и совершает тягчайшие преступления, с точки зрения общества и церкви.
В конце, как уже отмечалось, волк заставляет девушку раздеться и лечь с ним в постель, чем еще раз подчеркивает социальный статус своей жертвы. Впрочем, существовали версии истории, в которых девушка успевала понять, что перед ней волк. Тогда она тянула время, раздеваясь нарочито медленно и заставляя волка томиться в нетерпении. Когда его бдительность ослабевала, она сбегала от него.
Фольклор всегда был гиперболизированным отражением действительности, в которой жили его носители. В эпоху первых серийных убийц, отождествлявшихся с оборотнями, именно один из них стал главным антагонистом истории. Серый Волк в оригинальной версии — убийца и каннибал, как Жиль Гарнье. Не случайным был и образ героини — именно девушки со дна общества и дети были наиболее легкими и излюбленными жертвами маньяков.
Источник:
Метки: Жиль Гарнье Средневековые убийцы красная шапочка о чем на самом деле сказка про Красную Шапочку серый волк
реклама
...
“Муха, а вместе с нею тараканы, черви, сороконожки животные скверные, нечистые и омерзительные. Комар, клоп, а вместе с ними и блохи кровососущие паразиты. Пчела, как единичная особь, а не как улей, вовсе не источник меда, а жалящее насекомое. Бабочка, а вместе с ней и прочие мотыльки садовые вредители. Кузнечик это саранча. Муравей здесь вроде бы не к чему придраться: 100-процентно положительное насекомое. Но вот ведь как ведет себя персонаж, именуемый этим достойным названием: “Муравей, Муравей не жалеет лаптей, с Муравьихою попрыгивает и букашечкам подмигивает. Вы букашечки, вы милашечки, тара-тара-тара-тара-таракашечки!” Что это, как не образ прелюбодейства?! Итак, вся “семерка” имеет названия насекомых, враждебных человеку. В то же время Врага представляет Паук животное, безвредное для человека и даже полезное, так как истребляет всякую нечисть вроде “положительных” героев Чуковского. Каким бы грозным ни был паук, он никогда не нападает первым на человека...”
...
“Теперь будем анализировать образы главных героев сказки по отдельности, и начнем с Мухи. Ее мы интерпретировали как “жену, сидящую на звере багряном”. В 17-й главе Апокалипсиса она именуется также: “...великая блудница, сидящая на водах многих”. Это определение вполне приложимо к Мухе: она “сидит на водах многих”, то есть организует чаепитие; она “мать блудницам и мерзостям земным” (Откр., 17:5); здесь вспомним поведение Муравья в финале сказки”.
...
“Далее: “А букашки по три чашки, с молоком и крендельком”. Эти букашки получили по три кренделя. Вспомним, как выглядит хлебобулочное изделие, называемое крендель. И, расположив их в одну кучку, мы получаем три кренделя, три шестерки. Шестьсот шестьдесят шесть. Комментарии, как говорится, излишни. Вот такое угощение”.
© Г.Л.Олди, "Шутиха"
Фотопример - муравьиная ферма (кто не в курсе - они разводят тлей, фото мои):