41561
13
Ею восхищались, ей завидовали, ее ненавидели, но главное – ее любили, долго и страстно. Лиля Брик стала той самой “фам фаталь”, роковой и в каком-то смысле единственной женщиной в судьбе и творчестве Владимира Маяковского. Вчера был день рождения загадочной «Лилички», поэтому предлагаем вспомнить интересные и неоднозначные эпизоды из ее яркой, насыщенной жизни.
Лиля Юрьевна Брик родилась в 1891 году, в достаточно состоятельной семье московского юриста Юрия Александровича Кагана и Елены Юльевны, урожденной Берман. Отец небезуспешно занимался вопросами, связанными с правом жительства евреев в Москве. Мать, рижанка, окончила Московскую консерваторию.
В юности Лили рано осознала свою способность покорять мужчин, и сама была крайне влюбчива, с головой окунаясь в страстные и многочисленные романы, что доставляло ее родителям немало хлопот. По легенде, в числе ее поклонников был даже Федор Шаляпин. Однажды он познакомился с совершающей променад по московским улицам Лилей и пригласил ее на свой концерт. Разумеется, никаких вольностей за этим не последовало, но, сама Лиля так говорила о том периоде своей жизни: «Мама не знала со мной ни минуты покоя и не спускала с меня глаз»…
В то же время родители по праву гордились дочерью: она была и способной, и одаренной. Да еще обладающей безошибочным чутьем на действительно талантливое и прекрасное. А если самой не получилось что-либо сделать, она прибегала к чужой помощи. Например, в семье часто и с уместной гордостью зачитывали сочинения Лили, вызывавшие интерес и одобрение гостей-слушателей. Но однажды выяснилось, что истинный сочинитель не гимназистка, а ее учитель словесности, самозабвенно творящий вместо своей юной пассии.
В то же время родители по праву гордились дочерью: она была и способной, и одаренной. Да еще обладающей безошибочным чутьем на действительно талантливое и прекрасное. А если самой не получилось что-либо сделать, она прибегала к чужой помощи. Например, в семье часто и с уместной гордостью зачитывали сочинения Лили, вызывавшие интерес и одобрение гостей-слушателей. Но однажды выяснилось, что истинный сочинитель не гимназистка, а ее учитель словесности, самозабвенно творящий вместо своей юной пассии.
×
Было решено отправить предприимчивую девушку подальше, в Катовице, польский город, где проживала бабушка. Но вскоре пришли шокирующие новости: в девушку влюбился родной дядя, и так сильно, что стал добиваться у московского юриста согласия на официальный брак с его дочерью. Лили быстро вернули в Москву.
Стоит отметить, наша героиня всячески подчеркивала свою привлекательность косметикой и прибегала к различным “женским” ухищрениям. «У нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными волосами… эта самая обаятельная женщина много знает о человеческой любви и любви чувственной», — вспоминал один из ее современников.
Стоит отметить, наша героиня всячески подчеркивала свою привлекательность косметикой и прибегала к различным “женским” ухищрениям. «У нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными волосами… эта самая обаятельная женщина много знает о человеческой любви и любви чувственной», — вспоминал один из ее современников.
Когда ей было тринадцать лет, она встретила семнадцатилетнего Осипа Брика, которого как раз назначили руководителем пропагандистского кружка в ее женской гимназии. Лиля, по ее признанию, влюбилась сразу, но, увы, впервые безответно. Однако через несколько лет брак с Осипом все-таки был зарегистрирован, а позже Лиля вспоминала о начале их отношений:«Мы с Осей много философствовали и окончательно поверили, что созданы друг для друга, когда разговорились о сверхъестественном. Мы оба много думали на эту тему, и я пришла к выводам, о которых рассказала Осе. Выслушав меня, он в совершенном волнении подошел к письменному столу, вынул из ящика исписанную тетрадь и стал читать вслух почти слово в слово то, что я ему только что рассказала».
Сама она говорила, что формула привлекательности очень проста: «Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешить ему то, что не разрешают дома. Например, курить или ездить, куда вздумается. Ну а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье». Будучи замужней женщиной, Лиля флиртовала напропалую, но старалась не переходить грань – до тех пор, пока в их с Осипом жизни не появился начинающий поэт Владимир Маяковский.
С Маяковским Лиля познакомилась в 1915 году. К ней его привела младшая сестра Эльза, только закончившая 8-й класс гимназии. “Июль 1915 года. Радостнейшая дата. Знакомлюсь с Л.Ю. и О.М. Бриками” , — записал Маяковский много лет позже в автобиографии. Дом Бриков скоро стал и его домом, их семья — его семьей.
В тот вечер поэт нашел свою музу. «Володя влюбился в меня сразу и навсегда. Я говорю — навсегда, навеки — оттого, что это останется в веках, и не родился тот богатырь, который сотрет эту любовь с лица земли», — говорила потом Лиля. Ее отношение к новому поклоннику было сложным, если не сказать большего. Как она сама писала в мемуарах, ее раздражало в Маяковском все, включая его внешность и даже фамилию, похожую на «пошлый псевдоним». Но там же в воспоминаниях она говорила о том, что ее обожаемый Ося «сразу влюбился в Володю». А на тот момент отношения между супругами стали напряженными, Осип уделял жене все меньше внимания. Как ни парадоксально, Лиля вовлекла в свой брак третьего участника, чтобы сохранить союз, что буквально шокировало далеко не пуританскую Москву того времени. Добавить остроты в отношения с мужем за счет романа с другим мужчиной, закрепить творческий тандем двух друзей коммерческой составляющей — вот выбор Лили, да уж, незаурядная женщина решила проблемы в семье оригинальным образом.
Однажды Лиля Брик и Маяковский зашли в модное петроградское кафе «Привал Комедиантов». Уходя, Лиля забыла сумочку, и поэт вернулся за ней. За соседним столиком сидела эффектная дама, известная журналистка Лариса Рейснер, которая взглянула на Маяковского с грустью: «Вы теперь так и будете таскать эту сумочку всю жизнь! Я, Ларисочка, могу эту сумочку в зубах носить, – последовал гордый ответ, – в любви обиды нет!» Так складывался эпатирующий роман замужней и откровенно не ослепляющей своей природной красотой (свидетельства непредвзятых современников и фотохроника удивительно единодушны в этом вопросе) дамы и гениального поэта.
Лиля Брик своим примером доказала, что необязательно быть писаной красавицей, чтобы сводить с ума мужчин.
В гости к семье Бриков-Маяковского приходили известные литераторы, а по совместительству друзья Маяковского: Велемир Хлебников, Сергей Есенин, Всеволод Мейерхольд, Максим Горький. Душой и естественным центром “салона” была сама хозяйка, Лиля Брик. Тогда появилась поэма Маяковского «Флейта-Позвоночник», в которой, как и во многих последующих стихах, поэт воспевал свое неистовое чувство к Лиле. Особое место в лирике Маяковского заняло стихотворение «Лиличка!». Лю — как ее называл Маяковский — сразу поняла, что поэту нужны бури и страдания, а не стабильные чувства. Сам Владимир однажды ей сказал: «Господи, как мне нравится, когда мучаются, ревнуют…» Ради ревности он даже выпытал у Лили подробности ее первой брачной ночи с мужем и потом страшно переживал. Зато часть этих переживаний вылилась в стихотворные строки. Зная об этом эффекте, муза иногда нарочно заставляла поэта понервничать.
Возможно, тайна обаяния Лили Брик заключалась именно в ее женственности. Она не могла жить без красивой одежды, сама придумывала платья. Маяковский много публиковался, заработков хватало на безбедную жизнь. Лиля даже уговорила его привезти из Парижа автомобиль Renault и, научившись водить, всегда сама была за рулем. Когда возникла угроза расставания с Маяковским из-за любовного романа поэта с русской эмигранткой Татьяной Яковлевой, Лиля попросила сестру, жившую в Париже, написать письмо с новостью о том, что Татьяна якобы выходит замуж за богатого виконта, и зачитала письмо вслух на одном из вечеров. Побледневший Маяковский тут же принял решение завершить неудачный роман с Татьяной, которая даже не подозревала о проделанной сестрами афере.
Самоубийство Маяковского Лиля восприняла вполне спокойно, заявив, что поэт всегда был «неврастеником». Смерть же своего мужа Осипа она пережила с трудом: «Когда не стало Маяковского — не стало Маяковского, а когда умер Брик — умерла я». Но и после этого в ее жизни было еще множество мужчин, красивых ухаживаний, цветов и подарков — всего того, что муза так любила.
Самоубийство Маяковского Лиля восприняла вполне спокойно, заявив, что поэт всегда был «неврастеником». Смерть же своего мужа Осипа она пережила с трудом: «Когда не стало Маяковского — не стало Маяковского, а когда умер Брик — умерла я». Но и после этого в ее жизни было еще множество мужчин, красивых ухаживаний, цветов и подарков — всего того, что муза так любила.
После смерти поэта Лиля занялась подготовкой собраний сочинений Маяковского, но возникли сложности с публикацией. Тогда она написала письмо И. Сталину с просьбой о помощи в издании собрания. Именно об ее письме Сталин сказал: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и Произведениям – преступление.» Слова вождя сомнению не подвергались: Маяковский стал главным поэтом Советского Союза.
Л. Брик сотрудничала с ОГПУ и другими советскими спецслужбами, “ездила за границу чаще, чем в Переделкино”.
Л. Брик сотрудничала с ОГПУ и другими советскими спецслужбами, “ездила за границу чаще, чем в Переделкино”.
Источник:
Еще крутые истории!
- Дикая история вечно беременной спортсменки
- "Я ей предложила колбасу, а она скривила лицо": развод с избирательными попрошайками
- "Это чьи трусы, ты с кем мне изменяешь?": доказательство того, что у мужчин - плохая память
- Когда спустя годы написал бывший
- 15 ситуаций, в которых дети серьёзно начудили
Новости партнёров
реклама
И ГАЛА так же вторила своему возлюбленному Сальвадору Дали.
Лежу
на чужой
жене,
потолок
прилипает
к жопе,
но мы не ропщем —
делаем коммунистов,
назло
буржуазной
Европе!
Пусть *уй
мой
как мачта
топорщится!
Мне все равно,
кто подо мной —
жена министра
или уборщица!
Ольга Журавлёва 18
Стоя на страже чего-то вечного,
Глядя в глаза восставшему солнцу,
ПРИВЕТСТВУЕТ,
ГРАЖДАНЕ, ВАС, ЧЕЛОВЕЧИЩЕ –
ВЛАДИМИР
ВЛАДИМИРОВИЧ
МАЯКОВСКИЙ!
Нескончаемым муравьиным потоком
В метро протискивается человечество,
МНЕ ТЕСНО В НОРАХ,
Я ШАГОМ ШИРОКИМ
ВЫХОЖУ, ВЕЧНОСТЬ, ТЕБЕ НАВСТРЕЧУ!
Иду столицей, развлекаясь прохожими –
Личинами, новыми лицами, личиками...
А по Тверской соловьями разносится
Раз-но-го-ло-си-ца металлическая!
Каркает «Крайслер»: «пр-ррр-рочь с дороги!»,
Грязные руки торгуют розами…
Я НЕ УЙДУ,
МНЕ ЭТИ УЛИЦЫ ДОРОГИ,
НЕЧЕГО НА МЕНЯ
ПОКРИКИВАТЬ ТОРМОЗОМ!!!
И не подмазывайтесь, переходы,
Модой тифозно-туберкулёзной-
НЕ ПОНИМАЮ!
СЛУШАЙТЕ, МОДА,
КАК ЖЕ ВЫ МОЖЕТЕ?!
ЭТО ВЕДЬ – РОЗЫ!!!
Глаз «Ситроена» хищно прищурен,
Глаз светофора подбитый с бланшем:
ДАЙТЕ ПРОЙТИ!
КТО ТАКОЙ СЕКЬЮРИТИ??
ЧТО-ТО НЕ ВИДЕЛ ЕГО ЗДЕСЬ РАНЬШЕ!!!
Но узнаваем день вчерашний
Мутным зрачком и ртом бубновым…
КТО ВЫ ТЕПЕРЬ, БЫВШИЕ БАРЫШНИ?
СЛИШКОМ ЗАТАСКАНО ЭТО НОВОЕ…
Лики воров и святых на «развалах» -
Всё продаётся, берите, пожалуйста,
Только задумчиво лошадь жевала
Овёс заработанный и не жаловалась…
Лошадь, простите, что в душу лезу,
Как ВАМ живётся в эдакой роскоши?
ДАЙТЕ КОПЫТОМ,
ЧТОБ НЕ ЛЕЗЛИ!
НЕ ПРОДАВАЙТЕСЬ,
ВЫ ЖЕ ХОРОШАЯ!!!
Ночь зацветает неоном покойницкой,
Пыль кокаина щекочет ноздри,
Юноша бледный с глазами покойника
Ритм заколачивает, как гвозди.
Смотрят с витрин белозубые рожи,
Словно в двадцатых прошёлся Америкой –
ВСЁ УЖЕ БЫЛО,
ЭХ, ЕСЛИ Б СЕРЁЖА
МОГ ПОСМОТРЕТЬ НА ВАШУ ИСТЕРИКУ…
Как там у Вас называют торгсины?
Впрочем, чего ожидать от буржуев –
Те же «лимоны» и лимузины:
«ЕШЬ АНАНАСЫ, И РЯБЧИКОВ ЖУЙ!»
Кто там маячит под кумачами,
Стуком кастрюль призывая к равенству –
БРОСЬТЕ ТРЕПАТЬСЯ,
Я НЕ С ВАМИ!
Я ДАВНО СО СТРАСТНОЙ СВЕРНУЛ…
Здравствуй, дружище, а ты всё тот же:
Тростью истыкан, ногами истоптан,
Вот уж не думал, что встречу… СЕРЁЖУ!
ПОЙДЁМ-КА, БРАТ,
ЧТО СТОЯТЬ ТУТ БЕЗ ТОЛКУ!!!
А ну, расступись, чего рты разинули?
Мамаши, уймите орущие чада!
Солнце подброшенным апельсином
Брызжет в глаза оранжевым ядом!
Как будто праздник:
разноцветными цацками
украшено всё по самые крыши,
ЧТО СНОВА ПИЖОНИШЬ,
МОСКВА КАБАЦКАЯ?!
ЧТО
ПО КЛОЗЕТАМ
ШЕЛКАМИ ШУРШИШЬ?!
А у витрин, где развалились развратно
Окорока и голые куры,
Старая женщина в каракуле латаном
Тщетно искала побольше купюру…
И лишь пожимала плечами беспомощно,
Ссыпая в ладонь мелочь звенящую…
ВЫТЕСНИЛА
ГУМАНИТАРНАЯ ПОМОЩЬ
ПОМОЩЬ
ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ,
НАСТОЯЩУЮ!!!
И ни к чему возвышаться громадиной
Из мрамора и железобетона,
Чтоб подо мной, как на параде,
Проходила толпа многомиллионная!!!
Я ОТРЕКАЮСЬ
ОТ ПЬЕДЕСТАЛА БРЕМЕНИ,
ЧТО ЛЮБОМУ ЗНАКОМ ПО ИМЕНИ!
НАЗНАЧАЙ,
ВЛЮБЛЁННОЕ ПОКОЛЕНИЕ,
СВИДАНЬЯ СВОИ
ПОД ИСТУКАНОМ ДРУГИМ!!!
А в этой груди бьётся сердце ЖИВОЕ
Не хуже того, что билось в двадцатых,
Ему не знаком монументальный покой
Идеологов-реаниматоров!
И те, что пытались искусственным дыханьем
оживить бездушие ханжески светское,
только ободрали простуженные гортани,
словно тёркой, пропагандой советской!!!
Нужно ль в шеренги выстраивать свободу,
В гуще толпы пробираясь вброд?!…
Видно, не только в подземных переходах
Должен быть рядом с выходом вход!
Столица оскалилась стеклом фасадным,
Витрин инсталляцией криво посмеиваясь,
Богач и бедняк, встречаясь взглядами,
Подальше в карманы засовывают
НЕ-НА-ВИСТЬ!!!
Но что это золотом турникетов лучится
И манит мелодией, райской почти что?
У входа негр фиолетовый:
«Здравствуйте, мистер!
Не желаете галоши почистить?»
Но спешу тут же скорее наружу –
Уж больно всё тут красиво и чисто,
Что очень хочется – вычистить ДУШУ…
ГДЕ
ТУТ У ВАС
ПОБЛИЗОСТИ ХИМЧИСТКА???
Уже давно ужимками обезьяны
Принято выражать основные чувства…
И театральных тумб барабаны
Бешено вертятся вокруг искусства,
Пуская в тираж картонных кумиров,
Бросающих под ноги звёзды латунные,
А после дающих у стен сортиров
Свои автографы поклонникам шумным!
А вдоль тротуаров голубиными стайками
Сизокрылые «бьюики» маслом гадят,
Чопорно загранэкстерьер отстаивая,
Себя по выпуклым лбам гладят,
Подмигивая игриво
«чернобуркам» и «норкам»,
Что по асфальту метут хвостами,
Не замечая, как в Московских задворках
Шаркает нищета протёртыми башмаками.
Я до хрипоты люблю этот город,
Его переулки и скверов ограды,
Бродячих собак бородатые морды,
Случайных прохожих колючие взгляды,
Весенней оттепели слезинки,
Пыльный август,
Январскую стужу –
ВСЁ,
ДО САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ ПЕСЧИНКИ
Во двориках тесных с душою наружу!
Распахнутых окон крылатые шторы
И шумную жизнь коммунального братства,
Слепые заставленные коридоры,
Которыми можно на ощупь пробраться…
Горбатые лестницы чёрного хода,
Пропахшего духом кошачьих амбиций
И ВСЁ,
ЧТО НЕ ОХВАТИТЬ
МИМОХОДОМ,
ШАГАЯ
КРИЧАЩЕЙ ОГНЯМИ
СТОЛИЦЕЙ…
Я НЕ С ТЕМИ И НЕ С ДРУГИМИ
И ДАЖЕ НЕ С ТЕМИ,
ЧТО ЕЩЁ В ЗАРОДЫШЕ –
Я ГОВОРЮ ОТ СОБСТВЕННОГО ИМЕНИ,
А НЕ ОТ ДАНОГО КЕМ-ТО У-Р-Р-РОДИЩА!!!
Осень 1998
Я бы придушила Лилю Брик
Крепкою, уверенной рукою,
Если б, как щенок, ко мне привык
Тот, кто возвышался над толпою.
Тот, чей голос ставили в пример,
Как молотобойцу – стойкость стали,
Кто не признавал рутинных мер,
Как бы те ему не докучали.
Тот, кому охотно отдалась
Праздно-похотливая эпоха,
Тот, в ком эхом боль отозвалась –
Сделав – «Хорошо»,
Задумать… «Плохо…»
И заставил в голос зарыдать
Взрыв гиперболического чувства,
Я бы – придушила – эту Б…! –
Именем высокого искусства!
Ольга Журавлёва
А вот, про её агентурную кличку, было бы узнать не без интересно. Может, - "Шалава"? )
«Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал...»
Лиля закончила свою очень насыщенную жизнь самоубийством.
Рекомендую её мемуары: Лиля Брик. Пристрастные рассказы. ДЕКОМ, 2003.