57k
134k
35k
134k
151k
В нашей стороне эта песенка звучит только в "рыжем" исполнении
Ссылка www.youtube.com
5
15k
15k
42k
У Есенина именно уединение имеется ввиду, а не отъединение. Здесь разная смысловая нагрузка, ибо отъединение означает - навеки, а уединение - на непродолжительный период. А в песнях стихи ещё не так переделывают - каждый умом хочет блеснуть, а в итоге только косноязычит.
1
7k
42k
142k
Маяк Анива был установлен в 1939 году на небольшой скале Сивучья, возле труднодоступного скалистого мыса Анива. Этот район изобилует течениями, частыми туманами, подводными каменистыми банками. Японское название мыса Накасирэтоко (яп. 中知床岬) дало первоначальное название и маяку; позже он был переименован в маяк Анива.
С окончанием Второй мировой войны в Тоёхару (Южно-Сахалинск) вошли советские войска, и вся инфраструктура, созданная на островах японцами, подверглась жесткой инспекции. Значительную часть в целях безопасности взорвали или разрушили, но Аниву оставили. И уже советские вахтенные несли службу на удивительном маяке, который служил исправно и улучшений не требовал: единственная перемена за несколько десятилетий японские оконные рамы, пришедшие в негодность, заменили на отечественные.
Новый этап наступил в 90-е: военные приняли решение установить на маяке автономную компьютеризированную радиоизотопную систему питания и снять с вахты постоянный персонал (система могла работать без вмешательства человека до 30 лет). Но в 2006 году все ценное оборудование с объекта было вывезено, а маяк потух. Без контроля и заботы объект быстро пришел в запустение: волны разбивали нижние окна, ветер вышибал двери, соленые туманы потворствовали коррозии, а остатки оборудования растащили вандалы, которым на бесхозном брошенном маяке никто не мешал. Сегодня Анива суровый символ Сахалина представляет собой печальное зрелище, разграбленный и пустой.
С окончанием Второй мировой войны в Тоёхару (Южно-Сахалинск) вошли советские войска, и вся инфраструктура, созданная на островах японцами, подверглась жесткой инспекции. Значительную часть в целях безопасности взорвали или разрушили, но Аниву оставили. И уже советские вахтенные несли службу на удивительном маяке, который служил исправно и улучшений не требовал: единственная перемена за несколько десятилетий японские оконные рамы, пришедшие в негодность, заменили на отечественные.
Новый этап наступил в 90-е: военные приняли решение установить на маяке автономную компьютеризированную радиоизотопную систему питания и снять с вахты постоянный персонал (система могла работать без вмешательства человека до 30 лет). Но в 2006 году все ценное оборудование с объекта было вывезено, а маяк потух. Без контроля и заботы объект быстро пришел в запустение: волны разбивали нижние окна, ветер вышибал двери, соленые туманы потворствовали коррозии, а остатки оборудования растащили вандалы, которым на бесхозном брошенном маяке никто не мешал. Сегодня Анива суровый символ Сахалина представляет собой печальное зрелище, разграбленный и пустой.
4
42k
На этом заброшенном маяке, когда служил в ПВО, был у нас пост визуального наблюдения(мощная оптика) и однажды он, во время перелёта гусей, нас выручил. В итоге гуси остались целы и ни одна ракета не пострадала...
Эти перелётные балбесы на радарах выглядели как армада недружественных носителей всяких боеприпасов американского производства.
Эти перелётные балбесы на радарах выглядели как армада недружественных носителей всяких боеприпасов американского производства.
7
3k
79k
52k
14k
253k
206k
Снежная замять дробится и колется,
Сверху озябшая светит луна.
Снова я вижу родную околицу,
Через метель огонек у окна.
Все мы бездомники, много ли нужно нам.
То, что далось мне, про то и пою.
Вот я опять за родительским ужином,
Снова я вижу старушку мою.
Смотрит, а очи слезятся, слезятся,
Тихо, безмолвно, как будто без мук.
Хочет за чайную чашку взяться -
Чайная чашка скользит из рук.
Милая, добрая, старая, нежная,
С думами грустными ты не дружись,
Слушай, под эту гармонику снежную
Я расскажу про свою тебе жизнь.
Много я видел и много я странствовал,
Много любил я и много страдал,
И оттого хулиганил и пьянствовал,
Что лучше тебя никого не видал.
Вот и опять у лежанки я греюсь,
Сбросил ботинки, пиджак свой раздел.
Снова я ожил и снова надеюсь
Так же, как в детстве, на лучший удел.
А за окном под метельные всхлипы,
В диком и шумном метельном чаду,
Кажется мне - осыпаются липы,
Белые липы в нашем саду...
1920 г.
Сверху озябшая светит луна.
Снова я вижу родную околицу,
Через метель огонек у окна.
Все мы бездомники, много ли нужно нам.
То, что далось мне, про то и пою.
Вот я опять за родительским ужином,
Снова я вижу старушку мою.
Смотрит, а очи слезятся, слезятся,
Тихо, безмолвно, как будто без мук.
Хочет за чайную чашку взяться -
Чайная чашка скользит из рук.
Милая, добрая, старая, нежная,
С думами грустными ты не дружись,
Слушай, под эту гармонику снежную
Я расскажу про свою тебе жизнь.
Много я видел и много я странствовал,
Много любил я и много страдал,
И оттого хулиганил и пьянствовал,
Что лучше тебя никого не видал.
Вот и опять у лежанки я греюсь,
Сбросил ботинки, пиджак свой раздел.
Снова я ожил и снова надеюсь
Так же, как в детстве, на лучший удел.
А за окном под метельные всхлипы,
В диком и шумном метельном чаду,
Кажется мне - осыпаются липы,
Белые липы в нашем саду...
1920 г.
2
64k
64k
14k
От именинника, по просьбам трудящихся:
Пускай я порою от спирта вымок,
Пусть сердце слабеет, тускнеют очи,
Но, Гурвич! взглянувши на этот снимок,
Ты вспомни меня и “Бакинский рабочий”.
Не знаю, мой праздник иль худший день их,
Мы часто друг друга по-сучьи лаем,
Но если бы Фришберг давал всем денег,
Тогда бы газета была нам раем.
25 апреля 1925
Баку
Пускай я порою от спирта вымок,
Пусть сердце слабеет, тускнеют очи,
Но, Гурвич! взглянувши на этот снимок,
Ты вспомни меня и “Бакинский рабочий”.
Не знаю, мой праздник иль худший день их,
Мы часто друг друга по-сучьи лаем,
Но если бы Фришберг давал всем денег,
Тогда бы газета была нам раем.
25 апреля 1925
Баку
7
134k
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь зараза,
Я не знал, что любовь чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая, красивая дрянь.
Ах, постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.
Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углу прижимал.
Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь простыня да кровать.
Наша жизнь поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер…
Не умру я, мой друг, никогда.
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь зараза,
Я не знал, что любовь чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая, красивая дрянь.
Ах, постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.
Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углу прижимал.
Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь простыня да кровать.
Наша жизнь поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер…
Не умру я, мой друг, никогда.
3
42k
Жизнь, как коня, держи за узду, Не охай и не ахай. Если тебя посылают в ...., Посылай всех на ...! 1924-1925г.
А в одном из кабинетов видел на стене такую переделку под Маяковского... Нервы - в кулак!
Чуства - в узду!
Работай-не ахай!
Выполнишь план-
Посылай всех в...,
А не выполнишь -
Сам пойдёшь наху....
А в одном из кабинетов видел на стене такую переделку под Маяковского... Нервы - в кулак!
Чуства - в узду!
Работай-не ахай!
Выполнишь план-
Посылай всех в...,
А не выполнишь -
Сам пойдёшь наху....
0
Показать все 11 комментариев
142k
40 сорок произошло от слова «сорокъ» «мешок», «ткань», в которую заворачивали шкурки пушных зверей. От этого же корня происходит слово «сорочка». Один сорокъ мешок с четырьмя десятками шкурок, которые шли на пошив одной шубы. Постепенно название «сорокъ» вытеснило из употребления более древнее «четыре десте».
90 словом «девяносто», то есть «десять до ста», «девять до ста».
Первый, второй
90 словом «девяносто», то есть «десять до ста», «девять до ста».
Первый, второй
3
74k
