848
6
Вряд ли артиллерист Иван Завершинский планировал стать героем или хотя бы просто выжить, когда остался один со своим орудием против колонны немецких танков. Но он умудрился сделать невозможное.
Когда солдаты группы «Центр» шли по Украине, ефрейтор Иван Завершинский уже год служил артиллеристом. Было Ивану двадцать два года, орудие своё он изучил всесторонне, мог служить за любой номер. Славный он был парень, толковый, старательный, любил учиться. Служил с сорокового года, числился кандидатом в члены партии.
И тем не менее личные качества ефрейтора Завершинского никак не могли изменить тот печальный факт, что уже через месяц после начала войны бои велись в центральной части Украины. А конкретно его, Завершинского, орудие стояло в районе деревни Ольшанка, что в Одесской области.
Батарея стояла на огневой позиции, особо не прикрытая, когда разведка донесла, что идут танки.
И тем не менее личные качества ефрейтора Завершинского никак не могли изменить тот печальный факт, что уже через месяц после начала войны бои велись в центральной части Украины. А конкретно его, Завершинского, орудие стояло в районе деревни Ольшанка, что в Одесской области.
Батарея стояла на огневой позиции, особо не прикрытая, когда разведка донесла, что идут танки.
Отходить было некуда.
Было, в общем, понятно, что батарею сейчас просто сомнут числом. Подъедут поближе — и аллес.
Оставалось только одно — умереть, прихватив с собой побольше врагов.
К смерти Иван относился философски — рано или поздно она придёт ко всем. Значит, держать себя перед ней нужно достойно, не уронив звания настоящего коммуниста (хотя пока — только кандидата в партию).
Колонна танков поползла к батарее, и думать о смерти больше было некогда. Надо было стрелять. Отстрелялись неплохо: в немецкой колонне выбыло из строя четыре танка. Это не решало судьбу боя, но это было то, что удалось сделать расчёту одного орудия, прежде чем чужая железная машина прицелилась и выплюнула в него тяжёлый снаряд.
Иван потряс головой. Он был жив. Собственно говоря, были живы он и заряжающий. Остальных четырёх его товарищей больше не было. Зато орудие не пострадало.
— Что делать будем? — крикнул заряжающий, чёрный от копоти.
— Стрелять будем, что ещё! — проорал Иван, всё ещё чувствуя звон в ушах.
Он забрался на место наводчика и мысленно порадовался, что по заветам Ильича учился, учился и ещё раз учился. Вот не учился бы — и не смог бы сейчас работать, потому что без наводчика орудие становится слепым и беспомощным. А так можно было подбить ещё несколько немецких машин, прежде чем они раскатают тебя в тонкий блин.
— Стреляем! — крикнул Завершинский.
Было, в общем, понятно, что батарею сейчас просто сомнут числом. Подъедут поближе — и аллес.
Оставалось только одно — умереть, прихватив с собой побольше врагов.
К смерти Иван относился философски — рано или поздно она придёт ко всем. Значит, держать себя перед ней нужно достойно, не уронив звания настоящего коммуниста (хотя пока — только кандидата в партию).
Колонна танков поползла к батарее, и думать о смерти больше было некогда. Надо было стрелять. Отстрелялись неплохо: в немецкой колонне выбыло из строя четыре танка. Это не решало судьбу боя, но это было то, что удалось сделать расчёту одного орудия, прежде чем чужая железная машина прицелилась и выплюнула в него тяжёлый снаряд.
Иван потряс головой. Он был жив. Собственно говоря, были живы он и заряжающий. Остальных четырёх его товарищей больше не было. Зато орудие не пострадало.
— Что делать будем? — крикнул заряжающий, чёрный от копоти.
— Стрелять будем, что ещё! — проорал Иван, всё ещё чувствуя звон в ушах.
Он забрался на место наводчика и мысленно порадовался, что по заветам Ильича учился, учился и ещё раз учился. Вот не учился бы — и не смог бы сейчас работать, потому что без наводчика орудие становится слепым и беспомощным. А так можно было подбить ещё несколько немецких машин, прежде чем они раскатают тебя в тонкий блин.
— Стреляем! — крикнул Завершинский.
×
Грохнул выстрел. Остановилась ещё одна железная черепаха. Свистнула пуля рядом с головой, взъерошила волосы.
— Давай, заряжай, — приказал Иван. Ответа не было. Он обернулся и увидел, что пуля, не задевшая его, убила заряжающего, который теперь лежал лицом вниз в луже крови.
— Вот, брат, ты не вовремя, — пробормотал Иван.
Впрочем, заряжать он тоже умел.
— Давай, заряжай, — приказал Иван. Ответа не было. Он обернулся и увидел, что пуля, не задевшая его, убила заряжающего, который теперь лежал лицом вниз в луже крови.
— Вот, брат, ты не вовремя, — пробормотал Иван.
Впрочем, заряжать он тоже умел.
Один против всех
Ему хватило времени на ещё один выстрел, но точно прицелиться он уже не успевал. Вражеский танк, оказавшийся совсем близко, загорелся, но не взорвался. Из него полез здоровенный немец с командирскими нашивками, что-то оравший на своём языке.
Завершинский достал пистолет, тщательно прицелился — со стрелковым оружием ему приходилось работать реже — и выстрелил.
В этот день у него всё получалось. Немец свалился с пробитой башкой.
— Шестой, — подсчитал Иван. — А неплохо получается.
Оставалось загнать снаряд и выстрелить в последний раз, прежде чем немецкие танки разнесут батарею в щепки. Но тут враг решил, что пора разобраться с докучливым орудием, и развернул ствол в сторону Ивана.
«Ну вот, не успел седьмого завалить, — расстроился Иван. — И в партию тоже не вступил. И даже медаль никакую не получил».
Мысль про медаль была глупой, но, когда тебе в лицо смотрит дуло танка, не получается рассуждать умно, марксистски‑ленински.
Танк выстрелил. Иван за секунду до этого успел нырнуть на землю.
Когда грохот от разрыва смешался с шумом боя, Иван поднял голову. Голова была на месте. Руки-ноги — тоже. Орудия не было. Точнее, то, что от него осталось, стрелять больше не могло. Бежать на танки с пистолетом тоже не было особого смысла.
От батареи, в принципе, тоже мало что осталось. Точнее, уже практически ничего.
Смерти Иван не боялся, но умирать бессмысленно не хотелось. Он забился в щель между камнями и стал ждать.
Танки перекатились через него, смяв остатки орудий, и стальной волной хлынули дальше.
Иван ждал. Он дожидался темноты.
Ночью он встал и огляделся вокруг. Стал считать знакомых среди мёртвых тел. Сбивался со счёта, начинал сначала — что-то трудно было с математикой в этот день у способного и талантливого Ивана. Знакомых оказалось восемь. Рыть могилу подручными средствами было неудобно и непривычно. Руки сбились в кровь. Но Иван похоронил их — и поставил приметный камушек. Он очень хотел верить, что Красная армия, катившаяся всё дальше на восток, ещё вернётся к этому селу.
Иначе быть не могло.
Иван спокойно зашагал, почти не прячась. К утру он вышел из окружения и добрался до своих.
Завершинский достал пистолет, тщательно прицелился — со стрелковым оружием ему приходилось работать реже — и выстрелил.
В этот день у него всё получалось. Немец свалился с пробитой башкой.
— Шестой, — подсчитал Иван. — А неплохо получается.
Оставалось загнать снаряд и выстрелить в последний раз, прежде чем немецкие танки разнесут батарею в щепки. Но тут враг решил, что пора разобраться с докучливым орудием, и развернул ствол в сторону Ивана.
«Ну вот, не успел седьмого завалить, — расстроился Иван. — И в партию тоже не вступил. И даже медаль никакую не получил».
Мысль про медаль была глупой, но, когда тебе в лицо смотрит дуло танка, не получается рассуждать умно, марксистски‑ленински.
Танк выстрелил. Иван за секунду до этого успел нырнуть на землю.
Когда грохот от разрыва смешался с шумом боя, Иван поднял голову. Голова была на месте. Руки-ноги — тоже. Орудия не было. Точнее, то, что от него осталось, стрелять больше не могло. Бежать на танки с пистолетом тоже не было особого смысла.
От батареи, в принципе, тоже мало что осталось. Точнее, уже практически ничего.
Смерти Иван не боялся, но умирать бессмысленно не хотелось. Он забился в щель между камнями и стал ждать.
Танки перекатились через него, смяв остатки орудий, и стальной волной хлынули дальше.
Иван ждал. Он дожидался темноты.
Ночью он встал и огляделся вокруг. Стал считать знакомых среди мёртвых тел. Сбивался со счёта, начинал сначала — что-то трудно было с математикой в этот день у способного и талантливого Ивана. Знакомых оказалось восемь. Рыть могилу подручными средствами было неудобно и непривычно. Руки сбились в кровь. Но Иван похоронил их — и поставил приметный камушек. Он очень хотел верить, что Красная армия, катившаяся всё дальше на восток, ещё вернётся к этому селу.
Иначе быть не могло.
Иван спокойно зашагал, почти не прячась. К утру он вышел из окружения и добрался до своих.
И самолёты — тоже
Потом он, кстати, стал наводчиком и всё-таки вступил в партию.
И сбил вражеский самолёт.
А спустя ровно год после начала войны — ещё три. Тогда его часть переправлялась через Дон в Ростове, оставив могилу на восьмерых человек далеко позади.
Немецкие бомбардировщики роняли тяжёлую смерть сверху. Иван отказывался покидать орудие. Технику тогда бросали многие — не до неё, выжить бы. Иван так не хотел.
Он успел подбить три вражеских самолёта, когда очередная бомба разорвалась неподалёку и тело Ивана вспыхнуло яркой, острой болью.
«Это ничего, — подумал он. — Я же ещё в сознании».
Он не отходил от своего орудия, пока они оба не переправились на другой берег Дона.
Там Иван вздохнул и закрыл глаза.
И не умер.
И сбил вражеский самолёт.
А спустя ровно год после начала войны — ещё три. Тогда его часть переправлялась через Дон в Ростове, оставив могилу на восьмерых человек далеко позади.
Немецкие бомбардировщики роняли тяжёлую смерть сверху. Иван отказывался покидать орудие. Технику тогда бросали многие — не до неё, выжить бы. Иван так не хотел.
Он успел подбить три вражеских самолёта, когда очередная бомба разорвалась неподалёку и тело Ивана вспыхнуло яркой, острой болью.
«Это ничего, — подумал он. — Я же ещё в сознании».
Он не отходил от своего орудия, пока они оба не переправились на другой берег Дона.
Там Иван вздохнул и закрыл глаза.
И не умер.
Источник:
Ссылки по теме:
- Английские футбольные болельщики возложили цветы на Мамаевом кургане
- Любимый ребенок Гитлера
- Клятва чести и мужества: рассекречены документы о подмосковном партизанском движении
- Как сидели в немецких лагерях европейцы
- Забыть невозможно: культовые предметы советского времени
реклама
Если бы не победа народов СССР, то сейчас были бы второсортными людьми у "полноценных" раситов.
----------------------------------------
А разве сейчас "полноценные" расисты не считают других национальностей второсортными?
Прибалтийцы, поляки, украинцы и другие народы, для кремлёвских "арийцев", вполне второсортные.
Так что,..кого вы там победили?
--------------------------------
Для вас баранов, фашизм или нацизм, это факельные шествия и свастика на заборе... и совсем не идеология....
Не всем мозги даны, чтобы думать.
Нацизм не имеет национальности. И если хохоы выбрали нацизм своей религией, то нет такого народа, как украинцы
-------------------------------------------
Кремлёвские пр.оститутки тоже национальности не имеют. И если ватники выбрали нацизм своей религией, то нет такого народа, как русские ;)