2681
3
2
13 июня умер выдающийся музыкант, наше всеобщее (уж петербургское точно) культурное достояние. Решила о нем пост сделать.
Немного биографии, видео, а также интервью Олега Николаевича.
Немного биографии, видео, а также интервью Олега Николаевича.
Родился 28 декабря 1927 года в Киеве в семье скрипача, которого арестовали, когда Олегу было два года. С самого раннего детства писал музыку.
Окончил музыкальное училище по классу фортепиано при Ленинградской консерватории в 1945 году. В марте 1943 года принял участие в концерте юных музыкантов в рамках празднования 80-летия консерватории в Ташкенте.
В 1945—1951 годах учился в Ленинградской государственной консерватории (ныне Санкт-Петербургская государственная консерватория имени Н. А. Римского-Корсакова) по классу фортепиано.
С 1953 года работал в кино, хотя сам утверждает, что начал работать в кино потому, что это было единственным его творчеством, которое не запрещал КГБ.
Мифы всегда окружали композитора, однако совершенно достоверно можно сказать, что, как минимум, в 1950-х и в начале 1960-х годов он был, что называется, «нормальным» человеком, хотя и с небольшими странностями, присущими некоторым творческим людям. Так, проживая на даче в Лахте в 1950-х годах, ухаживал за девушками из Ленинграда, которые проживали там же, недалеко от него, затем, не добившись успеха у них, сообщил, что поедет в Польшу и там женится, потом сказал, что в Польшу не съездил и не женился.
Тогда же, в начале 1960-х годов состоялось единственное публичное выступление Олега Каравайчука на сцене Ленинградского Концертного зала (ныне Концертный зал у Финляндского), едва не закончившееся скандалом. Так что в следующий раз он смог выйти на сцену лишь два десятилетия спустя — 25 апреля 1984 года. И этой сценой стала сцена Дома актёра им. К. С. Станиславского, а аудиторией — артисты ленинградских театров. На сей раз Олег Николаевич явил себя в роли виртуозного пианиста — исполнителя музыки М. Мусоргского и Бетховена.
Однако широкой публике вплоть до 1990 года Каравайчук был известен только как композитор театра и кино, его концерты запрещались, периодически преследовалась вся его семья, его сочинения изымались, до сих пор многие не выпущены и хранятся в архивах. Это привело к тому, что композитор начал вести закрытый образ жизни.
Долгие годы Каравайчук жил на 15-й линии Васильевского Острова с матерью, в доме между Средним и Малым проспектами, недалеко от сквера имени Веры Слуцкой. Местные жители часто видели его на улице и в близлежащих магазинах. Благодаря своей экстравагантной внешности и поведению (манера ходить и держаться, общаться с продавщицами, тёмные очки, берет и длинные космы волос из-под него) Олег Каравайчук получил прозвище «сумасшедший композитор» и являлся, таким образом, местной достопримечательностью. Например, Олег Николаевич приходит в молочный магазин («Молокосоюз»), который был тогда, в 1960—1970-х годах, на углу Среднего проспекта и 15-й линии, со старинным молочником и просит наполнить его сметаной: «Только, пожалуйста, будьте предельно осторожны» — неподражаемым тоном просит он продавщицу.
Многие произведения Каравайчука не известны в России, однако котируются за её пределами: в частности, он создал музыку для нескольких балетов.
Во времена новой оттепели (после 1989 года) Каравайчук побывал в Великобритании, в частности, в Лондоне, выступал на радиостанции BBC, в службе, вещающей на русскую аудиторию. В одной из передач свои впечатления о британской столице он выразил вокальным образом (напел звуки). Ведущие были в восторге, и вообще, всячески превозносили его, откуда местные жители Ленинграда узнали, что «сумасшедший композитор» является талантливым, если не сказать — гениальным, композитором.
Автор музыки более чем к 150 документальным и игровым лентам. Сотрудничал с Сергеем Параджановым, Василием Шукшиным, Ильей Авербахом, Кирой Муратовой, Сергеем Курехиным. Лучшие фильмы:«Алеша Птицын вырабатывает характер», «Два капитана», «Поднятая целина», «Город мастеров», «Короткие встречи», «Городской романс», «Долгие проводы», «Принц и нищий», «Чужие письма», «Монолог», «Переступить черту». Автор музыки к нескольким балетам и театральным постановкам в МДТ и Александринском театре.Каравайчук также сотрудничал с авангардистами, в частности с Сергеем Курёхиным.
До последнего года жизни Каравайчук иногда выступал в Петербурге, при этом, несмотря на финансовые трудности, отказываясь от всех коммерческих предложений и работая только в тех проектах, которые его интересовали творчески. Каравайчук нередко участвовал в перформансах, синтезирующих его музыку, классический и современный балет, поэзию и видео. Его почерком стало эпатажное выступление с наволочкой на голове, игра на рояле лёжа или на коленях. Сам композитор объяснял это желанием сосредоточиться и остаться только со своей музыкой.
Его основное направление работы — импровизационное сочинение: в присутствии зрителей он садится за рояль, сочиняя произведение по ходу самой игры. Два крупнейших театра Петербурга: «Александринский» и МДТ — «театр Европы» используют специально написанную музыку композитора к спектаклям: «Изотов» и «Бесы».
В июле 2014 года ностальгическая мелодия Каравайчука из фильма «Монолог» использована в мемориальном фильме телеканала «Культура» о народном артисте РФ, музыковеде Святославе Бэлзе «Незаданные вопросы».
Олег Николаевич Каравайчук скончался 13 июня 2016 года в Санкт-Петербурге.
Окончил музыкальное училище по классу фортепиано при Ленинградской консерватории в 1945 году. В марте 1943 года принял участие в концерте юных музыкантов в рамках празднования 80-летия консерватории в Ташкенте.
В 1945—1951 годах учился в Ленинградской государственной консерватории (ныне Санкт-Петербургская государственная консерватория имени Н. А. Римского-Корсакова) по классу фортепиано.
С 1953 года работал в кино, хотя сам утверждает, что начал работать в кино потому, что это было единственным его творчеством, которое не запрещал КГБ.
Мифы всегда окружали композитора, однако совершенно достоверно можно сказать, что, как минимум, в 1950-х и в начале 1960-х годов он был, что называется, «нормальным» человеком, хотя и с небольшими странностями, присущими некоторым творческим людям. Так, проживая на даче в Лахте в 1950-х годах, ухаживал за девушками из Ленинграда, которые проживали там же, недалеко от него, затем, не добившись успеха у них, сообщил, что поедет в Польшу и там женится, потом сказал, что в Польшу не съездил и не женился.
Тогда же, в начале 1960-х годов состоялось единственное публичное выступление Олега Каравайчука на сцене Ленинградского Концертного зала (ныне Концертный зал у Финляндского), едва не закончившееся скандалом. Так что в следующий раз он смог выйти на сцену лишь два десятилетия спустя — 25 апреля 1984 года. И этой сценой стала сцена Дома актёра им. К. С. Станиславского, а аудиторией — артисты ленинградских театров. На сей раз Олег Николаевич явил себя в роли виртуозного пианиста — исполнителя музыки М. Мусоргского и Бетховена.
Однако широкой публике вплоть до 1990 года Каравайчук был известен только как композитор театра и кино, его концерты запрещались, периодически преследовалась вся его семья, его сочинения изымались, до сих пор многие не выпущены и хранятся в архивах. Это привело к тому, что композитор начал вести закрытый образ жизни.
Долгие годы Каравайчук жил на 15-й линии Васильевского Острова с матерью, в доме между Средним и Малым проспектами, недалеко от сквера имени Веры Слуцкой. Местные жители часто видели его на улице и в близлежащих магазинах. Благодаря своей экстравагантной внешности и поведению (манера ходить и держаться, общаться с продавщицами, тёмные очки, берет и длинные космы волос из-под него) Олег Каравайчук получил прозвище «сумасшедший композитор» и являлся, таким образом, местной достопримечательностью. Например, Олег Николаевич приходит в молочный магазин («Молокосоюз»), который был тогда, в 1960—1970-х годах, на углу Среднего проспекта и 15-й линии, со старинным молочником и просит наполнить его сметаной: «Только, пожалуйста, будьте предельно осторожны» — неподражаемым тоном просит он продавщицу.
Многие произведения Каравайчука не известны в России, однако котируются за её пределами: в частности, он создал музыку для нескольких балетов.
Во времена новой оттепели (после 1989 года) Каравайчук побывал в Великобритании, в частности, в Лондоне, выступал на радиостанции BBC, в службе, вещающей на русскую аудиторию. В одной из передач свои впечатления о британской столице он выразил вокальным образом (напел звуки). Ведущие были в восторге, и вообще, всячески превозносили его, откуда местные жители Ленинграда узнали, что «сумасшедший композитор» является талантливым, если не сказать — гениальным, композитором.
Автор музыки более чем к 150 документальным и игровым лентам. Сотрудничал с Сергеем Параджановым, Василием Шукшиным, Ильей Авербахом, Кирой Муратовой, Сергеем Курехиным. Лучшие фильмы:«Алеша Птицын вырабатывает характер», «Два капитана», «Поднятая целина», «Город мастеров», «Короткие встречи», «Городской романс», «Долгие проводы», «Принц и нищий», «Чужие письма», «Монолог», «Переступить черту». Автор музыки к нескольким балетам и театральным постановкам в МДТ и Александринском театре.Каравайчук также сотрудничал с авангардистами, в частности с Сергеем Курёхиным.
До последнего года жизни Каравайчук иногда выступал в Петербурге, при этом, несмотря на финансовые трудности, отказываясь от всех коммерческих предложений и работая только в тех проектах, которые его интересовали творчески. Каравайчук нередко участвовал в перформансах, синтезирующих его музыку, классический и современный балет, поэзию и видео. Его почерком стало эпатажное выступление с наволочкой на голове, игра на рояле лёжа или на коленях. Сам композитор объяснял это желанием сосредоточиться и остаться только со своей музыкой.
Его основное направление работы — импровизационное сочинение: в присутствии зрителей он садится за рояль, сочиняя произведение по ходу самой игры. Два крупнейших театра Петербурга: «Александринский» и МДТ — «театр Европы» используют специально написанную музыку композитора к спектаклям: «Изотов» и «Бесы».
В июле 2014 года ностальгическая мелодия Каравайчука из фильма «Монолог» использована в мемориальном фильме телеканала «Культура» о народном артисте РФ, музыковеде Святославе Бэлзе «Незаданные вопросы».
Олег Николаевич Каравайчук скончался 13 июня 2016 года в Санкт-Петербурге.
Интервью Олега Каравайчука 2015 г.
О Петре Первом и Екатерине Великой
Петербург был задуман Петром Великим, величайшим поэтом пространственности. Он был не царь, он был выше, почти Бог. Он почувствовал: прямая река - прямые проспекты. Дома не выше шести этажей. Сохранить все окаймления, потому что дельта обалденно красива. Это абстракция великого Малевича. Если с высоты смотреть на петровский Петербург, можно молиться. Это икона.
И Екатерина Великая, с величайшим вкусом к искусству, которую я только и люблю в жизни. Я ей посвятил вальсы, я ее вижу во сне. Она тоже почувствовала эту гармонию, и пригласила таких архитекторов, которые вжились в чувство Петра.
О Петербурге
Чтобы видеть такие дома, надо ездить в Петербург. Это страшное воздействие. Особенно в серый день, и с нашими облаками. Серыми, грозными облаками. Великая, грозная серость. Божественное серое. А внизу вот такая жалкая человечина, и серятина. Срублены все деревья в Комарово, все птицы улетели. Высокие заборы. У нас в Комарово непрерывно идут машины, везут нефть. Хорошо, что у меня ушные пробки, они меня защищают от шума.
О себе
Вот я играю, и мне говорят: гениальная игра. А я не чувствую, что это гениально, абсолютно. Я играю себе, и все. Подозрительно отношусь к таким словам, не чувствую себя ни капли гением, это точно. Если я буду чувствовать себя гением, я так не заиграю. Может, змея, даже аскарида может чувствовать себя гением. Это им не мешает, конституция другая. А у человека психология.
А когда это (мнение о себе как о гении. – авт.) попадает в психологию, получается жирное пирожное с начинкой.
О творчестве
Я принадлежу к тому типу ненормальных людей, которым ничего не мешает. Абсолютно. То есть я настолько сильно внутри сам по себе. Мне не нужно благодати, чтобы куда-то выехать и там творить. Мне только нужно, чтобы вовремя нашлась какая-то бумажка, чтобы (записал) и потом вспомнил, вот это мне важно. Рихтер (знаменитый пианист. – авт.) очень точно сказал про меня. Я ему играл, когда меня в Консерватории замучили уже до конца. Он про меня знал от Нейгауза (известный пианист. – авт.), что я невероятной интуиции был ребенок, и полемизировал в пять лет абсолютно гармонично с музыкой. Это необычайно. И когда я Рихтеру играл, он не понимал, как это: у меня абсолютная форма, над которой бьются по пять лет великие композиторы, а у меня она сразу. Великие делают эскиз, потом пять лет работают над формой. Рихтер мне удивительное сказал: я могу так играть в ударе, а ты – хоть с постели, хоть из гроба, хуже не сыграешь.
Еще о творчестве
У меня нет ни телевизора, ни радио, и газет я не читаю, так что не знаю, что там про меня говорят. Я просто играю себе и играю. Но, безусловно, в моменты игры бывает такие моменты… Я не импровизирую, я сразу делаю целое. Лермонтов! Лермонтов – это я. Он сразу делал стихи, с одного раза. А Пушкин импровизировал. У древних людей, десятый-одиннадцатый век, таких, как я, было много. Сейчас скосили таких, как я. Меня тоже немного скосили, когда я учился в Консерватории. В 13 лет я играл хуже, чем в 5. Стал скучнее.
Еще раз о себе
Ей богу, я не знаю, о чем я думаю. Это все обывательские представления. Поверьте, я более прозаичен. И Шуберт был более прозаичен. С нами намного все проще и обычнее. Если сравнить с самыми примитивными зверюшками, и даже с глистами, червяками, грибами. Ничто не мешает создавать музыку. Человек не сочиняет, а сам стих себя сочиняет. По воздуху все время идут стихи, музыка идет. Правильно говорят: астрономия, Земля, гармония. Древние дикари тоже слышали музыку. Я чувствую себя ничтожным. Вот я иду по улице, как зачарованный. Говорят: чучело идет. У меня прозвищ знаете сколько? Хиппи называли, и еще по-всякому. А ты идешь, сочиняешь… У меня в этот момент лицо не поэтичное. Обыкновенное такое, светлое, нормальное лицо.
Свет звезд – и будет такая музыка (напевает). Это Римский-Корсаков. Я его очень люблю. Или вот такая краска: (напевает: пу-пу-пу) . По Вагнеру этого не бывает. Как раз Вагнер - это наоборот. А балет? Балет держится на физиологии. А моя музыка – нет. В этом мое грандиозное отличие, как Вагнера и Шуберта.
Об искусстве
Что такое современное искусство? Обыкновенная мастурбация.
Если их излечить - все искусство европейское развалится. Его не будет, кончится все. А мне ничего не надо, я отдыхаю.
На меня действует очень сильно, я даже не знал об этом, живопись. Недавно был в Испании, ходил по музеям, они меня пригласили. Правительство дало деньги, они меня туда и втащили. Я ходил по музею Прадо, по залам Босха, попал в огромный зал Тициана. И вот тут со мной произошло совершенно страшное. Стою возле картины и чувствую, что не я на нее смотрю, а она не меня. И она мной двигает. И мне уже не по себе… Живопись может свести с ума. Тициан гений абсолютный. Гениальнейший. Но когда я сочиняю, я видений не вижу. Образы не воплощаю. Еще на меня действует фламенко. Видел его в Испании. Это настоящее, это кровь. Животные на меня действуют, какие-нибудь осьминоги.
Там нету воли. Они тоже фламенко. Осьминог – это творение Бога в виде фламенко. Так что в загробном мире я, наверно, воскресать не буду, погружусь с осьминогами.
О нематериальном
Фотографий у меня точно любимых нет. И своих я не смотрю. Нарциссизма во мне ни капли, это точно. Собой не увлекаюсь. Наверно, любимое – это пустота. Пауза. Пустота. Когда никаких видений. Ни мыслей. И это даже более, чем сон. Это высший дар для меня – пустота. Как я гениально сказал! (смеется). Платон. Он очень со мной схож. Я его не читал, выдержки слышал по радио. Я вообще почти ничего не читаю. Но у Платона хорошо сказано: самое лучшее – случай или Бог. А человеку намного хуже. Вот случай мне нравится. Пустота и случай. Вот идешь – пустота, и р-раз – мелодия.
О здоровье
Я вообще не болею. Но вдруг меня простудили очень сильно. Заставили играть осенью, под вечер. Не сильно, но простудился. Проверили, нет ли воспаления легких. И ахнули: у меня оказалось абсолютно юное сердце. Тоны сердца божественно красивые. Это меня устраивает. Пустота, ни о чем не думай. Не думай, что ты гений – и у тебя будет хорошее сердце. Проживешь 90 лет и будешь бегать!
Петербург был задуман Петром Великим, величайшим поэтом пространственности. Он был не царь, он был выше, почти Бог. Он почувствовал: прямая река - прямые проспекты. Дома не выше шести этажей. Сохранить все окаймления, потому что дельта обалденно красива. Это абстракция великого Малевича. Если с высоты смотреть на петровский Петербург, можно молиться. Это икона.
И Екатерина Великая, с величайшим вкусом к искусству, которую я только и люблю в жизни. Я ей посвятил вальсы, я ее вижу во сне. Она тоже почувствовала эту гармонию, и пригласила таких архитекторов, которые вжились в чувство Петра.
О Петербурге
Чтобы видеть такие дома, надо ездить в Петербург. Это страшное воздействие. Особенно в серый день, и с нашими облаками. Серыми, грозными облаками. Великая, грозная серость. Божественное серое. А внизу вот такая жалкая человечина, и серятина. Срублены все деревья в Комарово, все птицы улетели. Высокие заборы. У нас в Комарово непрерывно идут машины, везут нефть. Хорошо, что у меня ушные пробки, они меня защищают от шума.
О себе
Вот я играю, и мне говорят: гениальная игра. А я не чувствую, что это гениально, абсолютно. Я играю себе, и все. Подозрительно отношусь к таким словам, не чувствую себя ни капли гением, это точно. Если я буду чувствовать себя гением, я так не заиграю. Может, змея, даже аскарида может чувствовать себя гением. Это им не мешает, конституция другая. А у человека психология.
А когда это (мнение о себе как о гении. – авт.) попадает в психологию, получается жирное пирожное с начинкой.
О творчестве
Я принадлежу к тому типу ненормальных людей, которым ничего не мешает. Абсолютно. То есть я настолько сильно внутри сам по себе. Мне не нужно благодати, чтобы куда-то выехать и там творить. Мне только нужно, чтобы вовремя нашлась какая-то бумажка, чтобы (записал) и потом вспомнил, вот это мне важно. Рихтер (знаменитый пианист. – авт.) очень точно сказал про меня. Я ему играл, когда меня в Консерватории замучили уже до конца. Он про меня знал от Нейгауза (известный пианист. – авт.), что я невероятной интуиции был ребенок, и полемизировал в пять лет абсолютно гармонично с музыкой. Это необычайно. И когда я Рихтеру играл, он не понимал, как это: у меня абсолютная форма, над которой бьются по пять лет великие композиторы, а у меня она сразу. Великие делают эскиз, потом пять лет работают над формой. Рихтер мне удивительное сказал: я могу так играть в ударе, а ты – хоть с постели, хоть из гроба, хуже не сыграешь.
Еще о творчестве
У меня нет ни телевизора, ни радио, и газет я не читаю, так что не знаю, что там про меня говорят. Я просто играю себе и играю. Но, безусловно, в моменты игры бывает такие моменты… Я не импровизирую, я сразу делаю целое. Лермонтов! Лермонтов – это я. Он сразу делал стихи, с одного раза. А Пушкин импровизировал. У древних людей, десятый-одиннадцатый век, таких, как я, было много. Сейчас скосили таких, как я. Меня тоже немного скосили, когда я учился в Консерватории. В 13 лет я играл хуже, чем в 5. Стал скучнее.
Еще раз о себе
Ей богу, я не знаю, о чем я думаю. Это все обывательские представления. Поверьте, я более прозаичен. И Шуберт был более прозаичен. С нами намного все проще и обычнее. Если сравнить с самыми примитивными зверюшками, и даже с глистами, червяками, грибами. Ничто не мешает создавать музыку. Человек не сочиняет, а сам стих себя сочиняет. По воздуху все время идут стихи, музыка идет. Правильно говорят: астрономия, Земля, гармония. Древние дикари тоже слышали музыку. Я чувствую себя ничтожным. Вот я иду по улице, как зачарованный. Говорят: чучело идет. У меня прозвищ знаете сколько? Хиппи называли, и еще по-всякому. А ты идешь, сочиняешь… У меня в этот момент лицо не поэтичное. Обыкновенное такое, светлое, нормальное лицо.
Свет звезд – и будет такая музыка (напевает). Это Римский-Корсаков. Я его очень люблю. Или вот такая краска: (напевает: пу-пу-пу) . По Вагнеру этого не бывает. Как раз Вагнер - это наоборот. А балет? Балет держится на физиологии. А моя музыка – нет. В этом мое грандиозное отличие, как Вагнера и Шуберта.
Об искусстве
Что такое современное искусство? Обыкновенная мастурбация.
Если их излечить - все искусство европейское развалится. Его не будет, кончится все. А мне ничего не надо, я отдыхаю.
На меня действует очень сильно, я даже не знал об этом, живопись. Недавно был в Испании, ходил по музеям, они меня пригласили. Правительство дало деньги, они меня туда и втащили. Я ходил по музею Прадо, по залам Босха, попал в огромный зал Тициана. И вот тут со мной произошло совершенно страшное. Стою возле картины и чувствую, что не я на нее смотрю, а она не меня. И она мной двигает. И мне уже не по себе… Живопись может свести с ума. Тициан гений абсолютный. Гениальнейший. Но когда я сочиняю, я видений не вижу. Образы не воплощаю. Еще на меня действует фламенко. Видел его в Испании. Это настоящее, это кровь. Животные на меня действуют, какие-нибудь осьминоги.
Там нету воли. Они тоже фламенко. Осьминог – это творение Бога в виде фламенко. Так что в загробном мире я, наверно, воскресать не буду, погружусь с осьминогами.
О нематериальном
Фотографий у меня точно любимых нет. И своих я не смотрю. Нарциссизма во мне ни капли, это точно. Собой не увлекаюсь. Наверно, любимое – это пустота. Пауза. Пустота. Когда никаких видений. Ни мыслей. И это даже более, чем сон. Это высший дар для меня – пустота. Как я гениально сказал! (смеется). Платон. Он очень со мной схож. Я его не читал, выдержки слышал по радио. Я вообще почти ничего не читаю. Но у Платона хорошо сказано: самое лучшее – случай или Бог. А человеку намного хуже. Вот случай мне нравится. Пустота и случай. Вот идешь – пустота, и р-раз – мелодия.
О здоровье
Я вообще не болею. Но вдруг меня простудили очень сильно. Заставили играть осенью, под вечер. Не сильно, но простудился. Проверили, нет ли воспаления легких. И ахнули: у меня оказалось абсолютно юное сердце. Тоны сердца божественно красивые. Это меня устраивает. Пустота, ни о чем не думай. Не думай, что ты гений – и у тебя будет хорошее сердце. Проживешь 90 лет и будешь бегать!
Источник:
Новости партнёров
реклама
Состав выступающих на таких концертах не меняется уже много лет: мушкетёр Боярский в шляпе, добрый доктор Розенбаум, кудрявый композитор Корнелюк, пожилая, но по-прежнему сдобная Людмила Сенчина, ну, и бессмертные Эдита Пьеха (иногда с внуком) и Эдуард Хиль. В общем, чем богаты.
И тут вдруг внезапно выходит на сцену композитор Каравайчук...
Если вообразить себе самый скверный характер, который возможно вообразить, то у композитора Каравайчука он ещё хуже. Живёт он в крошечной комнатке, в которой едва помещается рояль. За этим роялем он обедает и на нём же спит. Когда его приглашают куда-то выступить, он снимает с подушки свою единственную ни разу не стиранную наволочку для того, чтобы надевать её на голову во время выступления.
Тот, кто пригласил такого человека на торжественное мероприятие, наверняка понёс впоследствии самую суровую и совершенно заслуженную кару. Ибо это было актом чистейшего и неприкрытого вредительства. При Сталине за такое вообще расстреливали.
Ну, и значит, выходит этот композитор Каравайчук к микрофону и говорит своим невыразимо противным скрипучим голосом:
"Дорогие друзья! Всё то, что вы тут слышали, - это была страшная [мат]. Для тех, кто думает, что он ослышался, повторяю: ПО-Е-БЕНЬ. А теперь мы будем слушать музыку".
И в мертвецкой тишине, в которой не пискнула даже Валентина Ивановна, композитор Каравайчук сел за рояль, надел на голову наволочку и заиграл что-то волшебное."