433
1
Родилась я 23 июня 1940 года. Я ребенок блокадного Ленинграда. Мне был год, когда началась война. Папа сразу ушел на фронт, а мама осталась одна с тремя детьми. Мы не успели выехать из Ленинграда. До сентября 1941 года особого голода не чувствовалось, но, когда началась блокада, город закрыли. С 8 сентября 1941 года нам начали выдавать карточки на хлеб – по 125 грамм на человека.
Было очень тяжело. Еще два месяца мы кое-как протянули, потом начали чахнуть.
27 декабря 1941 года мы с мамой отправились за хлебом. Еле-еле дошли. Вдруг к нам подходит женщина с ребенком, плачет. Она попросилась к нам жить, потому что ее дом был разрушен. Моя мама очень любила людей, поэтому согласилась и привела их к нам. Первые дни та женщина нам очень помогала: возила воду с Невы, дров нарубила. Она была помоложе моей мамы.
31 декабря мы пошли получать карточки на 1942 год. Нам дали четыре карточки на хлеб и четыре праздничные карточки. Мы радовались, что получим на них что-нибудь вкусное. А утром просыпаемся: женщины нет, ребенка нет, карточек тоже нет.
Мама побежала к коменданту. Та пожурила маму, что она поверила этой женщине. Но что делать? Комендант пошла по всем домам нашей улицы, просить по крошечке. Никто не отказался. Комендант приносила нам от каждой семьи хлебные крошки. Это получалось по 120-130 грамм хлеба. Мама эти крошки варила, чтобы погуще было. Делила на троих. Сама не ела, а брала уголек за щеку и запивала водичкой. У нее текли слюни, и ей казалось, что она тоже кушает. Целый месяц нам давали эти крошки.
15 января 1942 года я слегла полностью, уже не ходила. 16 января умер мой братишка Колечка. Ему было три годика. А в конце января как раз пришло время получать карточки на февраль. Нам дали три карточки. Моя сестра Тамарочка радовалась тому, что завтра будет кушать. А потом подошла ко мне, смотрит и говорит: «Мама, Валя хоть и некрасивая девочка, но пусть она живет». Через несколько часов Тамарочка умерла, так и не попробовав своего кусочка хлеба. Ее карточка нас спасла. Мы целый месяц получали хлеб на три карточки.
Война продолжалась, маму заставляли дежурить на крыше. Она не могла меня оставить. Заворачивала потеплее и привязывала на крыше. За водой страшно было ходить: мама делала поезд из саней. На одни сани – меня, на другие сани – ведра, так и везла. Я ВЫГЛЯДЕЛА ТОГДА, КАК МЕРТВЫЙ РЕБЕНОК. ЛЮДИ ГОВОРИЛИ МАМЕ, ЧТОБЫ ОНА МЕНЯ ПОЛОЖИЛА К ТРУПАМ. А МАМА ГОВОРИЛА: «ОНА ЖИВАЯ! ОНА ЕЩЕ ДЫШИТ!».
Мама тоже была плоха. Дров не было. Она пошла их поискать и наткнулась на огромный картофельный мешок сухарей. Мама упала в обморок, боялась даже дотронуться до них. Она побежала к коменданту, чтобы узнать, что делать с этим мешком? Решили собрать всех людей, кто остался жив, и разделить поровну. Каждому досталось по два сухарика. Как же все были счастливы!
Когда закончилась блокада, мама была настолько слаба, что больше не вставала. На наше счастье, люди ходили и проверяли квартиры. Нас нашли. Маму забрали в больницу на лечение, а меня – в чужой дом. Просто в жилой деревенский дом. Принесли и говорят: «Возьмите девочку, попробуйте ее выкормить». Они кормили меня супом, молоком, но все это не опускалось в желудок, так и стояло в горле. Никто не знал, что делать. Одна женщина придумала в меня масло заливать, потому что мой желудок слипся. И через полтора месяца я сама стала глотать. С этого момента началась моя вторая жизнь. Ближе к Победе я уже могла вставать, ходить.
27 декабря 1941 года мы с мамой отправились за хлебом. Еле-еле дошли. Вдруг к нам подходит женщина с ребенком, плачет. Она попросилась к нам жить, потому что ее дом был разрушен. Моя мама очень любила людей, поэтому согласилась и привела их к нам. Первые дни та женщина нам очень помогала: возила воду с Невы, дров нарубила. Она была помоложе моей мамы.
31 декабря мы пошли получать карточки на 1942 год. Нам дали четыре карточки на хлеб и четыре праздничные карточки. Мы радовались, что получим на них что-нибудь вкусное. А утром просыпаемся: женщины нет, ребенка нет, карточек тоже нет.
Мама побежала к коменданту. Та пожурила маму, что она поверила этой женщине. Но что делать? Комендант пошла по всем домам нашей улицы, просить по крошечке. Никто не отказался. Комендант приносила нам от каждой семьи хлебные крошки. Это получалось по 120-130 грамм хлеба. Мама эти крошки варила, чтобы погуще было. Делила на троих. Сама не ела, а брала уголек за щеку и запивала водичкой. У нее текли слюни, и ей казалось, что она тоже кушает. Целый месяц нам давали эти крошки.
15 января 1942 года я слегла полностью, уже не ходила. 16 января умер мой братишка Колечка. Ему было три годика. А в конце января как раз пришло время получать карточки на февраль. Нам дали три карточки. Моя сестра Тамарочка радовалась тому, что завтра будет кушать. А потом подошла ко мне, смотрит и говорит: «Мама, Валя хоть и некрасивая девочка, но пусть она живет». Через несколько часов Тамарочка умерла, так и не попробовав своего кусочка хлеба. Ее карточка нас спасла. Мы целый месяц получали хлеб на три карточки.
Война продолжалась, маму заставляли дежурить на крыше. Она не могла меня оставить. Заворачивала потеплее и привязывала на крыше. За водой страшно было ходить: мама делала поезд из саней. На одни сани – меня, на другие сани – ведра, так и везла. Я ВЫГЛЯДЕЛА ТОГДА, КАК МЕРТВЫЙ РЕБЕНОК. ЛЮДИ ГОВОРИЛИ МАМЕ, ЧТОБЫ ОНА МЕНЯ ПОЛОЖИЛА К ТРУПАМ. А МАМА ГОВОРИЛА: «ОНА ЖИВАЯ! ОНА ЕЩЕ ДЫШИТ!».
Мама тоже была плоха. Дров не было. Она пошла их поискать и наткнулась на огромный картофельный мешок сухарей. Мама упала в обморок, боялась даже дотронуться до них. Она побежала к коменданту, чтобы узнать, что делать с этим мешком? Решили собрать всех людей, кто остался жив, и разделить поровну. Каждому досталось по два сухарика. Как же все были счастливы!
Когда закончилась блокада, мама была настолько слаба, что больше не вставала. На наше счастье, люди ходили и проверяли квартиры. Нас нашли. Маму забрали в больницу на лечение, а меня – в чужой дом. Просто в жилой деревенский дом. Принесли и говорят: «Возьмите девочку, попробуйте ее выкормить». Они кормили меня супом, молоком, но все это не опускалось в желудок, так и стояло в горле. Никто не знал, что делать. Одна женщина придумала в меня масло заливать, потому что мой желудок слипся. И через полтора месяца я сама стала глотать. С этого момента началась моя вторая жизнь. Ближе к Победе я уже могла вставать, ходить.
Источник:
Еще крутые истории!
- Женщину осудили за убийство мужа после того, как попугай повторил "последние слова" жертвы
- Преданная собака целый месяц ждала хозяев, которые бросили её
реклама
