977
1
Мне 96 лет. Когда говорю о блокаде Ленинграда, то неизбежно плачу, понимаю, что неприлично, но не могу остановиться.Мы с сестрой двойняшки. Сестра, к сожалению, в 80 лет умерла. Жизнь наша была очень хорошей и спокойной, пока не началась война. Нас с сестрой она застала в институтах. Мы успели закончить только три курса. Тогда думали, что война будет недолгой.
Папа нас успокоил, сказал, что пройдет какое-то время, и все быстро стабилизируется. Но он ошибся. Папа ушел добровольцем на фронт. Он был в таком возрасте, в котором уже не принимали, и к тому же у него всю жизнь было страшное плоскостопие. Поэтому его через две недели отправили обратно.
Когда началась война, у нас было все, вплоть до какао. Мы решили, что несколько дней точно продержимся. 8 сентября 1941 года сгорели Бадаевские склады. В это время мы с сестрой ехали в гости, как вдруг упал первый снаряд. И через некоторое время видим жуткое пламя за нашим домом. Сразу не поймешь, наш дом горит или нет. Первым делом в панике побежали в магазин прятаться от бомбежек, а потом уж домой, думая, что сгорел наш дом. А это горели склады.
Когда был очередной обстрел, я ехала на трамвае по делам. Так как очень боялась, то вышла на площадку и встала внизу, чтобы при случае выскочить. Трамваи-то были не такие, как сейчас, а открытые. Еду по Фонтанке и вдруг слышу: пули свистят. Это говорится долго, но на самом деле там секунды какие-то успевали пройти. И я, испугавшись, спрыгнула с трамвая. Рядом оказался милиционер. Он упал, я следом. Люди из трамвая выскочили, бросились в укрытие – в подворотню. И пули за ними туда же. Всех убило. А мы с милиционером остались живы. Это на всю жизнь воспоминание. Первое спасение от смерти.
Начался уже и холод, и голод. Сестре к тому времени выдали справку о том, что она может преподавать русский и литературу, и предложили всем нам эвакуироваться. Мы с мамой и сестрой собрали кое-какие вещи, сели в поезд и поехали. А к нам в вагон подсадили мальчишек-ремесленников. Зеленые, несчастные, голодные. Так вот они сразу же схватили наши мешки и убежали. Мы остались безо всего. На одной из станций я видела жуткую картину. Стоит продовольственный магазин, а неподалеку лежит человек с протянутой рукой к этому магазину. Не смог дойти, умер.
В конце концов, приехали мы в какое-то маленькое село. В один дом не пустили, в другой, в третий. Мы же евреи, а в глубинке многие относились к нам с предубеждением. Я смотрю: последний дом стоит, дальше идти некуда. Вхожу и с порога говорю: «Здравствуйте! Мы евреи. Пустите нас, пожалуйста». Эффектная женщина в очках смотрит на меня и говорит, что не пустит.
Я в расстроенных чувствах кричу сестре, которая осталась дожидаться меня на улице: «Лиля, и здесь – нет!». А эта женщина вдруг как закричит: «Лилька, иди сюда!». Сестра не расслышала, спрашивает у меня: «Чего, Тамара?». Женщина тут же: «Так ты Тамарка?! Заходи!».
Оказалось, что имена двух ее дочерей совпали с нашими – Тамара и Лиля. В быту меня все звали Тамарой. И что самое удивительное – имя этой женщины совпало с именем моей мамы Анны. Это чудо, которое всем нам спасло жизнь.
Когда началась война, у нас было все, вплоть до какао. Мы решили, что несколько дней точно продержимся. 8 сентября 1941 года сгорели Бадаевские склады. В это время мы с сестрой ехали в гости, как вдруг упал первый снаряд. И через некоторое время видим жуткое пламя за нашим домом. Сразу не поймешь, наш дом горит или нет. Первым делом в панике побежали в магазин прятаться от бомбежек, а потом уж домой, думая, что сгорел наш дом. А это горели склады.
Когда был очередной обстрел, я ехала на трамвае по делам. Так как очень боялась, то вышла на площадку и встала внизу, чтобы при случае выскочить. Трамваи-то были не такие, как сейчас, а открытые. Еду по Фонтанке и вдруг слышу: пули свистят. Это говорится долго, но на самом деле там секунды какие-то успевали пройти. И я, испугавшись, спрыгнула с трамвая. Рядом оказался милиционер. Он упал, я следом. Люди из трамвая выскочили, бросились в укрытие – в подворотню. И пули за ними туда же. Всех убило. А мы с милиционером остались живы. Это на всю жизнь воспоминание. Первое спасение от смерти.
Начался уже и холод, и голод. Сестре к тому времени выдали справку о том, что она может преподавать русский и литературу, и предложили всем нам эвакуироваться. Мы с мамой и сестрой собрали кое-какие вещи, сели в поезд и поехали. А к нам в вагон подсадили мальчишек-ремесленников. Зеленые, несчастные, голодные. Так вот они сразу же схватили наши мешки и убежали. Мы остались безо всего. На одной из станций я видела жуткую картину. Стоит продовольственный магазин, а неподалеку лежит человек с протянутой рукой к этому магазину. Не смог дойти, умер.
В конце концов, приехали мы в какое-то маленькое село. В один дом не пустили, в другой, в третий. Мы же евреи, а в глубинке многие относились к нам с предубеждением. Я смотрю: последний дом стоит, дальше идти некуда. Вхожу и с порога говорю: «Здравствуйте! Мы евреи. Пустите нас, пожалуйста». Эффектная женщина в очках смотрит на меня и говорит, что не пустит.
Я в расстроенных чувствах кричу сестре, которая осталась дожидаться меня на улице: «Лиля, и здесь – нет!». А эта женщина вдруг как закричит: «Лилька, иди сюда!». Сестра не расслышала, спрашивает у меня: «Чего, Тамара?». Женщина тут же: «Так ты Тамарка?! Заходи!».
Оказалось, что имена двух ее дочерей совпали с нашими – Тамара и Лиля. В быту меня все звали Тамарой. И что самое удивительное – имя этой женщины совпало с именем моей мамы Анны. Это чудо, которое всем нам спасло жизнь.
Источник:
