Солянка для Майдана. Часть 2

В восстании приняли участие значительные массы матросов, солдат, мастеровых и "прочих гражданского звания людей". Причем, как доносила севастопольская жандармерия, "были ниспровергнуты все власти города".
Четыре дня Севастополь фактически находился во власти восставших. Непосредственным и главным поводом к восстанию послужили нестерпимые условия, созданные для населения Севастополя, в том числе и для матросов, в связи с введением в городе строжайшего противочумного карантина. Чума в то время появилась в войсках на Кавказе и в Бессарабии, но в Севастополе ни одного чумного заболевания не было. Тем не менее царские власти обрекли жителей на голодное существование, отрезав город от всего Крыма.
В оцеплении Севастополя участвовало до 5000 солдат. Подвоз в город продуктов даже из окрестных сел был прекращен. Чиновники и купцы всячески пользовались создавшимся положением для своей наживы, взяточничества, хищений, спекуляций.

Солдаты и командиры обивали атаки немцев на подступах к Севастополю, а в это время Октябрьский и Петров планировали стратегическую операцию по обеспечению своего бегства из Севастополя.
«Внешнюю охрану батареи осуществлял отдельный батальон автоматчиков. Прибывшая на батарею парашютная группа особого назначения ВВС ЧФ под командованием старшего лейтенанта В. К. Квариани была переименована в группу особого назначения ЧФ. Ее численность была доведена до роты за счет личного состава 35-й батареи. На группу были возложены охранные комендантские обязанности внутри батареи и на Херсонесском аэродроме.
С утра 30 июня и до 20 часов того же дня бойцами группы были освобождены все помещения 35-й батареи от многих военных и гражданских лиц, от штабных работников до адъютантов и ординарцев, которые находились там в ожидании получения пропусков на эвакуацию».
Обратите внимание, обороной чего занимались полководцы и флотоводцы в то время, когда войска СОР дрались на фронте, на котором, якобы, катастрофически не хватало бойцов, и задолго до того, как Октябрьским было получено разрешение удирать.
«А после заседания Военного Совета флота и армии перед группой была поставлена задача по обеспечению и сопровождению командиров и ответственных лиц с посадочными талонами на рейдовый причал для посадки на подводные лодки, также осуществлять охрану Херсонесского аэродрома во время прилетов транспортных самолетов, соблюдения порядка при посадке по посадочным талонам в условиях нахождения там неуправляемой многотысячной вооруженной массы военных и гражданских лиц».
С протаскиванием VIP-персон на самолеты и подводные лодки эта рота, в целом, справилась, хотя и не без потерь. «Командование СОРа с трудом пробилось к самолету», – и пробилось потому, что хитрый Октябрьский применил маскировку. Считается, что Керенский в 1917 году бежал из Зимнего дворца в женской одежде, но Октябрьский до этого не дошел: «В целях маскировки, как писал Октябрьский после войны Линчику, работники Особого отдела накинули на меня гражданский плащ». Умный! Но, все же, даже это не давало гарантии, что Октябрьский доберется до самолета, поэтому для флотоводца на всякий случай зарезервировали и подводную лодку: «Командующий и член Военного совета Кулаков и некоторые присутствующие должны были улететь самолетом. Фактически, по некоторым причинам вылетели позже. Контр-адмирал Фадеев на 2-й подводной лодке (Л-23) должен был ждать сигнала Октябрьского и только тогда уходить, так как не было уверенности, что группе Октябрьского удастся улететь самолетом и тогда они должны были идти на второй подводной лодке. Телеграмму Фадеев получил уже поздно с самолета». Разумно поступил Октябрьский, поскольку: «Некоторые из толпы открыли огонь по улетавшему самолету».
Много мужества потребовалось и удирающему Петрову. ««Семечкин, начальник отдела укомплектования Приморской армии рассказал: «Мы шли на посадку на подводную лодку. Я шел впереди Петрова. В это время кто-то из толпы стал ругательски кричать: «Вы такие-разэдакие, нас бросаете, а сами бежите». И тут дал очередь из автомата по командующему генералу Петрову. Но так как я находился впереди него, то вся очередь попала в меня. Я упал...»».
Тут надо понять, что Октябрьский задумал удрать, как только немцы переправились с Северной стороны бухты – задолго до посылки телеграммы с просьбой разрешить ему это. А поскольку об этом надо было как-то сказать руководящим работникам, и было сказано, то паника начала распространятся еще задолго до того, как об этом решении Октябрьского узнала Москва. Маношин пишет: «Отзыв старшего комсостава армии, вероятно, все же шел с вечера 29 июня вначале из отделов, управлений, служб штабов армии и флота, которые в условиях прорыва фронта перебазировывались в район 35-й береговой батареи». Технически этот отзыв происходил так: «начальник штаба 95-й дивизии майор А. П. Какурин получил устное приказание от Командующего армией генерал-майора Новикова через офицера-моряка составить список офицеров 95-й дивизии и с этим списком быть у вертикального люка батареи левого ствола через 30 минут. Состоялось общее построение начсостава дивизии. Всего оказалось 45 человек. Через 30 минут открылась крышка люка и поднявшийся моряк спросил: «Кто майор Какурин? Ваши документы!» Проверив их, моряк попросил Какурина спуститься со списком в люк, за ним спустился моряк. Крышка закрылась и больше мы Какурина не видели». «Для эвакуации выдавались посадочные талоны отдельным людям согласно списков».

В связи со стратегической важностью Севастополя в войне с Турцией, в городе был введён профилактический карантин (в городе чумы не было).
В мае 1828 года вокруг города было установлено карантинное оцепление. Всё движение из города и в город происходило через специально устроенные заставы. Продовольственное снабжение оказалось монополизированным карантинными чиновниками, что способствовало большому количеству злоупотреблений. В городе быстро возник дефицит продовольствия. Продовольствие, поставляемое гарнизону, жителям, больным в изоляторах было недостаточным и плохого качества, что способствовало развитию болезней и росту смертности.
Ситуация в Севастополе обострилась настолько, что из Петербурга была прислана комиссия для расследования ситуации. Расследование обнаружило массовые злоупотребления, однако из Петербурга поступило распоряжение прекратить всякие расследования деятельности интендантов. В ноябре 1829 года комиссия завершила работу. В дальнейшем карантин был еще ужесточен: жителям запретили покидать дома, а затем планировалось жителей особо бедных районов вывести за город.
3 июня севастопольцы убили военного губернатора. К восставшим присоединились матросы, а затем атакованные солдаты. К 22 часам город был в руках восставших.
7 июня в город вошли части 12-й дивизии. Следственная комиссия рассмотрела дела около 6000 людей. Были казнены 7 человек, возглавившие восстание, около 1000 горожан и матросов отправлены на каторжные работы. Около 4200 штатских были депортированы в другие города.