Петруха

Могу только догадываться, что причины этого крылись в моём недавнем студенчестве и в том, что в учебке из-за нехватки сержантов я оказался на должности командира отделения.
Полк в это время был на операции и вернулся только через неделю после нашего прихода в роту. Я очень хорошо помню этот момент. Мы сидели в курилке позади палатки, когда неожиданно мимо нас начали проходить усталые, запылённые ребята, неся за плечами огромные рюкзаки. Больше всего тогда нас поразил их внешний вид. Ведь то, что было на них надето, назвать формой можно было только с очень большой натяжкой. Особенно поразила обувь. Одни в сапогах, другие в ботинках с высоким берцем, третьи вообще в кроссовках. Моё внимание тогда привлёк один парень, на котором были парадные ботинки. Я ещё подумал, что ему наверно сапог или "берцев" не хватило, и только потом понял, что ботинки гораздо удобнее и легче кирзачей, а зимой в отличие от кроссовок в них не так сыро и холодно. Примерно через полчаса ребята, видимо сдав оружие и амуницию, подошли к курилке. Мы сгрудились на одну лавку, освободив для них остальные две. Они расселись, и началось знакомство. У многих моих товарищей нашлись земляки. Естественно у них сразу начались разговоры с выяснением подробностей о родных местах, кое-кто даже общих знакомых вспомнил. У меня и ещё нескольких парней близких "зём" не оказалось, и мы с завистью смотрели на "счастливчиков". В это время к нам подошёл и тот "парень в парадных ботинках". На этот раз я смог рассмотреть его лучше. Поверх "горника" был надет танковый бушлат. Помятая шапка без звёздочки, "по-дембельски" сбита на затылок. Но особенно мне запомнилось его лицо. Коротко остриженные волосы. Светлые, выгоревшие брови и ресницы. Улыбающийся рот и смеющиеся глаза. Поэтому, когда кто-то окликнул его: "Петруха!", я сначала подумал, что это прозвище. Но потом выяснилось, что Пётр - это его имя. Кстати о прозвищах. В то время меня в роте звали "студент", и когда он это услышал, тоже заинтересовался.
- Где учился, - спросил он меня.
- В Перми, в педе, - ответил я.
- Училище?
- Нет, институт.
- А я в Барнауле, в педучилище.
Мы пожали руки, и с тех пор у меня появился очень хороший наставник.
Вообще должен сказать, что отношения со старшими призывами в сапёрных взводах, несколько отличались от того, что происходило в техническом взводе. К тому времени мы уже многое поняли об армейской иерархии. Ведь у нас за спиной уже были три с лишним месяца учебки, где сержанты очень быстро вдолбили нам, что "теперь мы никто, и звать нас никак". Мы две недели провели в полковом карантине, располагавшемся в модуле доблестной ремроты, с её не менее "доблестными" сержантами. Ну и наконец, мы уже неделю пробыли в своей роте, где деды и дембеля третьего взвода, в первую же ночь очень доходчиво пояснили чего мы стоим на этом свете. Поэтому мы с ужасом ожидали, что же будет, когда вернутся с боевых наши, "непосредственные деды". Но всё оказалось совсем не так страшно. Нет, я отнюдь не собираюсь доказывать, что в наших взводах царили братская любовь и равноправие. Пахали мы, как и положено по сроку службы. И калыбахи и пендали получали по полной программе. Но происходило это только за конкретные залёты, то есть ЗА ДЕЛО. И ничего подобного тому, что творили некоторые, никогда не воевавшие деды, наши по-настоящему боевые, старшие товарищи, себе не позволяли. А почему так происходит, объяснил мне мой новый знакомый - Петруха:
"Примерно через месяц вы начнёте ездить с нами. Ну и представь, что сегодня я тебе грудак отбил или издевался по приколу, а завтра нам с тобой в одной паре идти. Рубать из одной банки, спать под одной плащ-палаткой, а если одного, не дай Бог, ранят, другой его вытаскивать будет. Ну и как мы это после всего делать будем? Поэтому, для меня например, тот же Тайлака, гораздо ближе, хоть он и "дух", и узбек, чем любой из моего призыва, если он из полка не выезжал никогда". В том, что это на самом деле так, очень скоро мне довелось убедиться.
В тот раз я был дневальным, а пара Комагоров - Тайлаков только что вернулась из засады, в которой они вместе с разведротой, провели несколько суток. Наша рота после развода ушла на работы в модуль и в парк, поэтому в палатках, кроме наряда, никого не было. Судя по тому, что сдав оружие и умывшись, Петруха и его напарник даже не пошли в столовую, а сразу легли спать, они видимо здорово устали. Дежурным по роте тогда стоял немного странный "дедушка" по прозвищу Батя. Сам он доказывал, что прозвали его так из-за имевшегося у него сына, но большинство ребят говорили о том, что это связано с машиной, на которой он проходил службу. Она называлась БАТ (большой армейский трактор). Эта громадина на базе танка, за пределами полка практически не использовалась, и поэтому Батя, тоже никуда, никогда не ездил. Как я уже сказал, парень он был, мягко говоря, странный. Он очень напоминал свой трактор - такой же огромный и неотёсанный. Форма всегда сидела на нём мешком. Головной убор, будь то хоть шапка, хоть панама, почему-то всегда был повёрнут так, что звёздочка находилась где-то в районе виска. Лицо его как будь-то было вылеплено "начерно", а дальше скульптор работу забросил, и всё так и осталось - грубо и топорно. Но особенно поражала речь Бати. Страдая одновременно всеми дефектами речи, он кроме того, имел склонность к глотанию звуков, слогов и даже целых слов. Понять его было практически невозможно, а он из-за этого очень злился, постоянно возмущаясь, что "духи не врубаются". Почему-то мне удавалось понять его чаще, чем остальным и меня он считал "шарящим". Я стоял под грибком на передней линейке, когда проснувшийся перед обедом Батя, вошёл в палатку первого взвода. Почти сразу оттуда раздался его возмущённый рёв:
- Днеальы! Днеальы!
Вбежав в палатку, я увидел, что он стоит возле койки Тайлаки, и возмущению его нет предела.
- Чё-а-уйня?! - Что происходит? (здесь и далее перевод мой).
Я начинаю объяснять, что ребята вернулись из засады и ротный разрешил им спать до обеда.
- Ели Ухи! - Молодые солдаты вышли из под контроля.
Что ответить на это я не знал, тем более, что Тайлаков был на полгода старше меня, и до "черпачества" ему оставалось буквально несколько дней. Проснувшийся от криков и пинков по ножке кровати, без пяти минут черпак, тоже ничего не понимал. Но в это время в диспут вступил ещё один участник.
- Ты чего разорался, сказали же тебе - в засаде были! - Петруха сидел на кровати, опустив босые ноги на пол, - Тайлака вчера две "итальянки" и фугас снял, а сегодня мы всю ночь не спали.
- Не еёт! Дух Олже уршА! - Не волнует! Новобранец должен быть постоянно занят.
Петруха некоторое время смотрел на неугомонного дежурного, а потом обратился к своему напарнику:
- Ложись и спи! А ты! - бросил он Бате, - иди в клуб, возьми барабан и возглавь колонну, идущую на *уй!
Эта история продолжилась вечером, когда нас и "черпаков" выгнали из палатки, а наши старшие товарищи наоборот все в ней собрались. О чём и как они беседовали, можно только догадываться, но судя по помятым и расцвеченным лицам нескольких старослужащих третьего взвода и особенно Бати, аргументы сапёров оказались весомее. После этого случая в роте и установился тот самый порядок, о котором я уже рассказывал.
По мере того, как ребята нашего призыва, начинали выезжать на боевые, жизнь их заметно облегчалась. Это сохранилось и впоследствии, когда старшим призывом стали уже мы.
Ту операцию, середины апреля 85-го, все ребята нашей роты запомнили навсегда. Причин этого несколько. Во-первых, для нас - молодых, это была первая крупная операция. Во-вторых, на ней у нас подорвался и сгорел БТР. И в-третьих, на ней погиб Петруха...
Так, как и я, и другие наши ребята этого не видели, воспользуюсь свидетельством разведчика Сергея Вовнянко, которое он переслал мне недавно.
"Здравствуй, Игорь!!! Петруху, так его звали и в нашей роте, очень часто к нам прикомандировывали. Практически он был на моей БМП-2 постоянно. Он был как свой. Я был командиром 3 отделения 1 взвода и БМП-2 борт. номер - 313. (Может помнишь, ее сожгли. Это было уже после меня, 26 марта 1986 года возле Тимурака, когда шли на Шибирган. Тогда погиб наш замполит Куликов и еще молодой боец). Весенние операции 1985 года нам, дембелям, уже были как-то не в кайф. Где-то в середине апреля пошли в сторону Пули-Хумрей, не доходя до развилки на Баглан, ушли вправо. Справа горы - слева пустыня, сопки. Ротный Асланов пообещал, что дембеля будут на броне. Но как-то сразу пошла непруха. Начали входить в ущелье с левой стороны. Меня ротный послал первым во втором взводе. Взводный был молодой. Я проехал, а за мной БРМка командира второго взвода подорвалась. Ремрота забрала ее. Пошли дальше по сопкам. Только поднялись. Ротный первый, я за ним. Ротного тоже БРМка подрывается. Механику оторвало ногу. За ночь поставили новые траки и катки. Утром начали подниматься выше. Я первый на БМП, но Петруха впереди. И сразу нашел фугас. Подорвал его. По ущелью пошла дивизия. Мы тоже спустились и пошли за ними. Были снова подрывы, но не у нас. Подорвался и первый поступивший в полк БТР-80. Прошли где-то 6 км. Дали команду подниматься вправо. Сначала на БМП, но они начали разуваться. Спешились, немного прошли, впереди - метров за двести возле скалы и валунов, начали перебегать духи - они заняли хорошие позиции. И начали поливать нас. Дозор не мог выбраться до темноты. Часа два держали на открытом месте. Но никого даже не зацепило. Пули почему-то ложились в метре слева. Возможно, потоки воздуха или не знаю... Взводный остался с дозором, а мы, дембеля увели роту вправо. Но там ДШК начал бить. Нам удалость закрепиться в духовском круговом окопе, диаметром метров тридцать. Когда стемнело, Петруха еще дерево снес, чтобы не было ориентира, обмотал его пластитом и подорвал. Около 24.00 кто-то додумался дать команду двигаться вперед. Начали дембеля идти и в головном дозоре, и в замыкании. Прошли возле духов метров 40-50. По рации разговаривали шёпотом. На рассвете снова по нам начали бить. В окопах просидели целый день без выхода даже в сортир. Ночью снова начали обходить духов. Но на рассвете - то же самое, бьют и все. Не понятно, откуда они брались и куда исчезали. Потом уже, когда захватили высоту, то оказалось, что там кяризы.
Решили командиры брать высоту днем. Я был в головном дозоре. Со мной Петруха и младшего призыва, наверное, твоего - Бодня Гена. Надо было перебежать до скалы, в мертвую зону метров 150-200 практически по открытой местности. На полпути, когда очередной раз залегли, Бодня показал пробитый РПК. Пуля влетела в коробку спускового механизма, как раз на уровне груди. Повезло. Подождали, пока заменят. А перед этим взводный по карте вычислил какую-то расщелину, по которой мы и должны были подняться и сбить духов... Под скалой в пещере, были разные шмотки духовские - одеяла, одежда и т.д. Нашли также документы с фотографиями в форме китайской армии. Сразу стало ясно - наемники... По расщелине мы подымались больше часа. Практически на четвереньках - осыпные камни. Петруха лез впереди. Когда вылезли на перевал, увидели ниже метров 150 слева двоих духов. Они сидели и курили. Потом еще три поочередно подошли. А те встали и бьют по нашему второму взводу. Когда снова они были вместе, мы по ним втроем ударили. Двоих сразу положили, один успел уйти вправо за валун, один влево, а третий раненый пополз тоже влево. К нам на выручку уже шёл разведбат. Когда поднялись взводный со взводом, я ему показал где лежат убитые духи и куда спрятались остальные. Хотел пойти их выкурить из пещеры. Но взводный мне сказал идти дальше вверх. Тогда Петруха сказал, что он видел, куда духи спрятались, и попросил, чтоб ему разрешили. Он оставил вещмешок, набрал гранат в карманы и пригнувшись пошел. Мы слышали, как он две гранаты бросил в пещеру. Потом я видел, как он убитых оружие собрал, вытащил на ровное место ДШК. Я пошел выше, по нам снова начали бить, А потом по рации слышу, как взводный передает вниз что "крот" 201-й, через 15 минут - 200-й. Оказалось, что Петруха бросил гранаты в пещеру, вынес трофеи и снова туда вернулся. Но духи были живы и расстреляли его в упор. Потом их из огнемета шарахнули. Вот так погиб Петруха. Вечная память ему. Спасибо тебе, что сказал фамилию. Я ее ищу уже 24 года. Разведбат пришел, когда все закончилось. ДШК был новый с прицелом круглым по авиации. Много патронов к нему. Я напоследок пострелял с него в ночь. Молодые не успевали снаряжать патроны. Это было 22 апреля, а на следующий день, к обеду начали спускаться, духи снова начали бить, и снова из ДШК. С ущелья дивизия уже ушла. Перед выездом на дорогу ротный попросил у командира полка ваших саперов. Ждали около часа. Я был впереди. Не доезжая до нас метров 200, БТР саперов подорвался и загорелся. Ждали, пока весь боекомплект не перестрелялся. 27 апреля я покинул полк, пересек границу и 30 апреля 1985 года около полуночи был уже дома. Удачи. Пиши".
Как говорится: не убавить, не прибавить. Спасибо и тебе Серёга за светлую память о нашем Петрухе. Думаю, что она живёт не только в наших сердцах. Его именем впоследствии был назван БТР его родного первого сапёрного взвода.
На его родном училище есть мемориальная доска.
И последнее.
Если этот рассказ о Петрухе прочитает кто-нибудь из Барнаула, знайте: вашего земляка - Комагорова Петра Филипповича помнят и чтят в разных концах всего бывшего СССР.