Романия маре



Утром в деревню Гугуцэ вошли танки. Ну не то, что бы танки. Танк. Один. Серое сооружение в оспинах, с белым крестом на башне, из которой торчало
нечто худосочное.

- Немцы! – ахнул Думитру владелец единственного в селении ларька и бросился продавать дело Дорелу Мутяну, давно положившему глаз на доходный
бизнес. Гугуцэ, непонимающе глянув вслед мелькающему пятками земляку, вернулся к рассматриванию лязгающей гусеницами железяки. Испустив из зада
клуб черного дыма, та лихо подъехала к небольшой площади в центре деревни.

- Сакра дио – воскликнула баба Родика несшая помои из школьной столовой. – Алеманы!

И затрусила по дороге, из ведер ее на волю вырывалась жижа, украшая темными разводами желтую пыль. В ближайших домах за остановившейся машиной и
забегом бабки наблюдали многочисленные глаза. Быстрее всех подсуетился Бротяну двоюродный дядя Гугуцэ, он появился на улице перевязанный белым
полотенцем, приданным своей старшей дочери. В руках храбрый молдаванин держал кувшин с вином.

Люк в башне со скрипом откинулся и закачался на пружинах. Из железного чрева выползла долговязая фигура в коричневой потрепанной форме, на голове
ее гнездилась заляпанная голубой краской монтажка.

- Романия маре! – хрипло воскликнула фигура и вздернула сжатый, вымазанный черным кулак.
- Чего? – не понял Гугуцэ.
- Великая Румыния, – перевел Бротяну, семенивший мимо с хлюпающим красным кувшином.
- Ай- ле, ай-ле – загомонила собирающаяся толпа. Из танка показались еще двое и в селе Гугуцэ начались большие перемены.

Задумайся



- Леш, поможешь.
- Конечно, Таня, ноут выключу только. Что там у вас?
- Мужчина под капельницей, плохой совсем. Трясет сильно. Мы привязали его, посиди с ним, подержи руку, чтоб игла не выскочила. А у меня вон вас
сколько.
Понятно, самого такого привезли, посижу, чего уж. Танюха хорошая медсестричка. Как, работая с наркоманами и алкоголиками, сохранить такую улыбку
искреннюю? Молодая еще, наверное.
Вот она, 11 палата, смотровая. С моей легкой руки дур-хатой прозываемая. Самые тяжелые там, с белкой, на кумарах.
Так, где больной? Да, бля, я уже получше выгляжу, две недели прошло.
- Не дергай рукой, игла выскочит. Зовут то как?
- Серега.
Бля, как колбасит его.
- Тань, может сотку нальете ему? Загнется.
- Леш, наливали. Держи руку.

Понятно. Терпи, Серега, хули.
- Откуда такой красивый то?
Ага, слесарь, ТЭЦ-2. 40 лет, жена, дочка в октябре замуж собралась. Приличный человек, вроде. В отпуск пошел и запил. Бывает, чего уж там.
- Тань, дует. Не удержал. Ну, дернулся, а я запизделся. Ага, контроль есть. Бля, опять дует. В ногу давай. Вроде пошло.
Сколько времени то? Пиздец, два часа уже сижу с ним. Руки-ноги затекли. Так, немного осталось.
- Эй, кто там? Тане скажите, закончилась капельница.
- Ой, Леш, спасибо. Что бы мы без тебя делали.
- Да ладно, Тань, ты ж со мной сама сидела, выхаживала.
Так, мыть руки и курить. Работу нахуй, поздно уже. Кино погляжу и спать.
- Парни!!! Он умирает, быстрее, в реанимацию!
Штаны, тапки, бегом. Блядь, быстрее, парни. Отвязывай его. Сука, затянул как. Готово. Второй узел, третий, все. Аккуратнее, рраз, взяли. Головой,
головой вперед. Да нахуй шмотки ему, брось, погнали. Быстрее, блядь, еще быстрее. Реанимация на первом, мы - на четвертом. На лестнице узко.
Поднимай! Выше, блядь, еще выше, дятел.
Тань, говори с ним, говори. Глаза закатываются. Сука, не вздумай умереть! Мы ж тебя два часа выхаживали. Серега, держись. Тапки слетают, хуй с
ними, потом заберу. Быстрее, парни! Поворачивай сюда. Блядь, у них ремонт тут. Только гвоздя или стекла в ногу не хватало. Куда его? Да, живой
вроде. Так, подняли, аккуратнее. Все. Дрожащей рукой крещу его. Господи, да святится имя Твое. Помоги ему, ты же всемогущий. Помоги...
Тихо как, спят алкоголики. А я курить опять, сна ни в одном глазу.
- Леш...умер Сергей то.

Про цемент



Цемента нет. И лыбится еще. Не цемент, конечно – снабженец наш главный у меня в кабинете. Улыбается, а сам на малахитовое пресс-папье поглядывает.
Знает, сука, про его летательные свойства.
- И куда ты его, урод, дел? – вежливо спрашиваю, - два вагона вчера получили.
- Так продал. Нам за него одни лохи тройную цену дали, - отвечает и шире лыбится, - уже и деньги пришли.
Ага, думаю, точно лохи. Они с цементом лохи, а мы без цемента самые что ни наесть фартовые, бизнесмен, хуев.
- И чего мы без цемента делать будем? Яйца твои в бетон добавлять, если, так их на много не хватит. Очередь на "Соде" на два месяца вперед
расписана, паразит, знаешь же, что больше взять негде, - сам говорю, а руку на пресс-папье положил. Тяжесть в руке успокаивает, и вежливости
придает – в книжке когда-то вычитал.

- Так у Вас там друзья, съездите, попросите и вся недолга, я уж и "висков" с закуской купил, - на сумку с него самого размером показал пальчиком и
бочком из кабинета выскользнул, чтоб до греха не довести.
Сумку-то я сразу заметил, чего, думаю, он ее приволок – подарков от него вовек не дождешься, не любит он меня, несмотря на мою доброту и вежливость.
Хрен с ним, со снабженцем. Ехать надо, а я как назло водителя своего в деревню отпустил, придется завгару звонить. Звоню:
- И какого хуя, беспокоишь рабочего человека утром, буржуй, бля - это у нашего Олега приветствие такое, он тоже вежливый, особливо с начальством.
Вообще он механик классный, от бога скажем механик, технику простым наложением рук чинить может – постоит рядом, пошепчет чего, руку приложит,
глядишь и заработало. Кукушка вот только у него съезжает частенько – так это афганская контузия виновата, а не он.
- И тебе здравствуй, Олежек, - говорю, - машинки не найдется в Стерлитамак съездить?
- Ага, щазз, машину тебе гаду, а кто в меня вчера малахитом кидался, когда я денег на запчасти просил, а? Счета-то подписал хоть, сволочь?
- Да оплатили уже счета. Ты же меня знаешь, я добрый – промазал ведь. Дай машину, пожалуйста, очень надо, - заныл я и тут же соврал, - я больше не
буду.
- Не будет он, знаем мы тебя, подлого. Нет у меня машин. Могу на своей отвезти. Хочешь? – смилостивился Олег и грязно выругался.
- Вези, христопродавец. Не убьешь чай дорогой-то, - с некоторым сомнением разрешил я, - через полчаса жду.
И задумался. Свою 24 Волгу Олег подобрал в московском таксопарке после списания и многолетней эксплуатации. Я подозреваю, что ему изрядно
заплатили, чтоб он ее забрал. Руки-то золотые, через месяц волжанка бегала "под двести" легко и непринужденно. Олег ее из Москвы в Уфу за
семнадцать часов догнал.
Ездила Волга замечательно, только сквозь большие и нередкие дыры в полу была видна дорога, из дверей открывалась только "водительская" (остальные
заварены), а вместо заднего сиденья Олег набросал соломы и постелил коврик с нарисованной голой теткой.
Но ехать-то надо.
Поехали. И приехали. Запарковались на стоянке перед проходной "Соды". Я через водительскую дверь кое-как выбрался и спрашиваю:
- Когда ж ты дверь-то починишь, скотина, неудобно же.
- А на фига ее чинить, если кроме тебя, идиота, со мной не ездит никто.
Пока мы препирались, рядом, блистая лаком и остальным, остановилась новенькая BMW, перекрыв нам выезд. Из нее выбрался очень прилично одетый
молодой человек. Окинул презрительным взглядом наше транспортное средство и захлопнул дверь своей машины. Пи-и-ик, сказа его сигнализация и
"заблокировала" машину.
- Ой блядь, - вырвалось у модно одетого, - я же ключи там оставил.
- Чего, братан, беда? – участливо поинтересовался Олег, рассматривая чудо немецкого автопрома, - не блажи поможем.
- И как ты мне поможешь? Сигнализацию в самой Москве ставили - пять лет гарантии от взлома. Даже в Уфе по ним специалистов нет. А запасные ключи у
меня дома остались.

Я нажал кнопку селектора и сказал:
- Мэгги, давай по списку. Дебютная? Хорошо, учту.
Вошла высокая молодая женщина одетая очень неброско, но со вкусом. Я предложил ей присесть на диван. В кресле ей будет неуютно, а на стуле она
совсем закроется. Она присела на краешек дивана и опустила сумочку, на плотно сжатые под длинной серой юбки колени. Ее губы были поджаты, а
нервные пальцы с короткими ногтями переплелись в замок.
- Добрый день миссис Карпентер. Здесь вы можете быть полностью откровенной. Моя репутация строится на трех китах: искренность, доброжелательность,

конфиденциальность.
Очень важна первая фраза. Не содержание, а посыл. Клиент должен понять, что нет угрозы, что его выслушают, и действительно постараются помочь.
Иногда помогает пауза. Бывает, что приходится грубить, или даже бить кулаком по столу. Все индивидуально. Ко мне, за редким исключением, успешные
люди не приходят, хотя для них я был бы просто находкой, но, как говориться – «не сложилось».
Её губы несколько раз дрогнули, а по щеке скатилась слеза, но она продолжала молчать. Тогда я встал из-за стола, и вышел в подсобку. Вернувшись, я
водрузил ей на колени большого мохнатого медвежонка.
- Его зовут Вука-Чука, он мой помощник, можете ему доверять. Давайте, я сейчас оставлю вас одних, а сам отойду покурить.
Я вышел на лоджию, плотно прикрыл за собой дверь, и закурил сигарету. Пришлось применить артиллерию, пусть пока легкую.
Когда вернулся в кабинет, она расслаблено сидела рядом с медвежонком, первая скованность прошла. Я подвинул стул, присел немного в стороне от нее,
изобразил легкую доброжелательную улыбку, и приготовился ждать.

Она промокнула платком глаза, и заговорила:
- Бену очень плохо. Над ним издеваются в школе. Он прогуливает занятия. Позавчера я заметила у него на ноге большой синяк. Он сказал, что упал, но
я чувствую, что он говорит неправду. Он всегда был таким веселым и светлым мальчиком, а последний год я его просто не узнаю. Он стал мрачным и
замкнутым. Его травят в школе!
Она разрыдалась. Мне пришлось встать, и налить в стакан воды из кулера. Когда я вручил ей воду, рыдания прекратились.
- Спасибо, мистер Майер, извините. Это больше не повторится.
- Ну что вы, Маргарет. Я вас прекрасно понимаю, у меня у самого двое растут. Когда у твоих детей возникают даже небольшие проблемы, порой
перестаешь себя контролировать, так что это нормально. Плачьте на здоровье. Кстати, можете меня называть просто Стив.
Маргарет вытерла слезы и робко улыбнулась.

Автобус

Виталик стоял в очереди в кассу. Отпуск закончился, пора было лететь домой. В общем то неплохо проведенной время. Вполне неплохо. Очередь
большая, двигается медленно. Всем хочется попасть на последний автобус до Краснодара. И прощай Адлер. По крайней мере до следующего лета.
Пока, чтобы убить время, снова уткнулся в коммуникатор. Ну, ну.. чтож там новенького… Ага, опять эта графоманка. Ну ка, почитаемс..
- Простите, Вы последний?..
Блондинка.. короткая юбка.. а так ничего.. Ах да, о чем я..

- Да, я
- Ой, ну тогда я за Вами..
Да, ничего. Неплохо было бы познакомится поближе..
- Ой, а что это у Вас?
- Это..(Виталик растерялся, чувствуя, как начинают материализовываться его мысли) это коммуникатор.. компьютер такой маленький.. с телефоном…
- Как интересно.. а можно посмотреть?
- Да, конечно.. Меня если чё Виталий зовут..
- А меня Эвелина… Сокращенно Эва.. мне так приятней
- Это как Ева (бля, чё-то знакомое)?
- Ну вроде да только по другому..
И дальше все пошло.. Разговор ни о чем, лето, отпуск, Адлер… Очередь подошла. Кассирша невозмутимым тоном микрофона сообщила, что на Краснодар остались только задние места. Ну что ж поделать. Берем.
- Эва, не хочешь пока пива попить.. А то до автобуса еще полтора часа?
- Да нет, я как то больше коньяк люблю
- Ну тогда пойдем по коньячку за знакомство..
Направились в ближайший бар. Бутылка лезгинки.. темы общения становятся ближе.. Ей лететь в Красноярск, ему в .. До автобуса Виталик уже
заметно набрался, было весело и как-то бесшабашно.. эйфория, красивая улыбка в ее глазах..
Объявили посадку. Забираясь в автобус, прихватили остатки коньяка с собой. Двенадцать ночи отправление. На улице темно, засаленные шторки
автобуса и тусклый свет. Им весело. Пластиковые стаканчики, шуршание бумажкой от шоколадки.. тихий смех.. Поехали.
Короткая юбка на стройных ножках – это гипноз. Глаза то и дело спускаются на коленки. Эх, если бы мысли могли реализовываться..
- Ну давай еще.. за мечты, ага
- Давай.. ой, я уже если честно пьяная…
Она тихонько засмеялась.. Пассажиры уже спали, только на заднем сиденье еще сквозь их сон слышалась жизнь…
- Чему ты смеешься?
- Да так.. раньше у меня была мечта.. глупая такая ..
(Знала бы ты сейчас мои мечты) – Какая?
- Не поверишь.. Мне всегда хотелось заняться любовью в автобусе.. вот так .. ночью.. на заднем сиденье..
- Ну так за чем же дело стало? Давай..
Его рука медленно скользнула по коленке под юбку. Она вздохнула и молча кивнула. Волна по телу..
Поцелуй… тянется.. приятный.. страстный.. влажный… руки уже под майкой.. ее тоже, мороз по коже от ее ноготков по спине.. Трусики сползают на коленки и ниже…. Возбуждение сквозь одежду… Он расстегнул ширинку…
- Садись сверху…
Туго, сначала немного туго.. потом все мягче и мягче.. ее тепло окутало, стиснуло .. Мягкое покачивание автобуса сзади сливается с
покачиванием ее тела.. Все быстрее .. быстреее.. автобус набирает скорость в такт… серпантин.. их качает по сиденью.. ее соски проступили
через майку.. глаза словно в тумане… рот приоткрыт.. из него вырывается тихий стон… движения становятся резче, стон всё сильнее… Виталик
зажимает ей рот рукой.. бесполезно.. всё громче .. громче…
Дорога как всегда закручивалась пойманной змеей. «Блин, вот зря вчера всё таки так приложился.. Спать рубит пис..ец.. даст бог доехать… Ну
ночью то трасса поспокойнее, слава богу…».. Водила отхлебнул кофе из термоса. «Пассажиры спят уже. Только эта парочка там на заднем сиденье
копошится..» Выключил музыку. Копошение сзади приобрело ритмичность. Стало слышно постанывание.. «Бля, да что там такое, плохо чтоль кому? И в зеркало не видно них...я..» Водила приподнялся, повернулся назад и на секунду отпустил руль…
Звонок. Внутренний телефон. Сон как спиз...или. Ну почему как ху...ня, так в моё дежурство? Поднимаюсь, беру трубку.
- Слушаю?

СМЕКАЛКА

Если кто-то думает, что старшина первой статьи Россомахин, который все время
маячит тенью в моих рассказах, персонаж вымышленный - он глубоко ошибается.
Вымыслить такое не смог бы даже Зураб Церетели, ковырять его тупым кайлом,
который все время пытается подарить городу Ленинграду очередного своего
монстра.

Что же касается старшины, то он существовал всегда. Утром, выбегая из
казармы, натыкаешься на его фигуру, растущую посреди плаца. "Живее, салажня!
(в рот валенок и закусить!) Строиться бы-ы-ыстро! (вялые мандaвошки!) На
флаг и гюйс СМ-Ы-ЫРНА! (козинаки вашей бабушки!)"
Некоторые даже свято были уверены, что товарищ старшина так и спит - посреди
плаца, как африканский слон под баобабом.
Стоя.
Не закрывая глаз.
Модель Кинг-Конга почти в натуральную величину.
Даже сам Разумовский разговаривал с Россомахиным, теряя почти все децибелы,
которыми обладал от природы. Потому что кричать на это человекообразное было
просто невозможно - голос терялся где-то в районе кирпичного подбородка и
отражался обратно, сдувая с каплея фуражку и делая обратный зачес. Поэтому
Разумовский, глядя на старшину, только часто моргал.
Похоже было, что они общаются азбукой Морзе.
Морг-морг! - и Россомахин со скрежетом кивает: "Так... точно!" А
капитан-лейтенант радостно отправляется в штаб, вприпрыжку бежит, как
молодой.
Кто сказал, что в училище не было других старшин?
Вагон. Маленькая тележка.
Всюду шлялись эти гуманоиды, эти члено-раздельные, эти Сыновья Большой
Мохнатки. На этих микробах крепко держался воспитательный процесс. Нас,
значит, воспитательный. Но никто из них не мог сравниться с товарищем
Россомахиным в боевой смекалке и полном отсутствии всяких человеческих
эмоций. С него американцы могли бы сваять пропагандистскую скульптуру "Ужас
холодной войны" - если рядом поставить медведя с гармонью который, бобик
плюшевый, пытается дотянуться старшине до плеча. И я этот ужас наблюдал
лично и ежедневно.