Белый цвет Минамото

Отрывок из статьи Константина Гайворонского «Война Уинстона. Как Черчилль помогал Белой армии, а она его подвела»

Черчилль готов был на следующий день после окончания мировой войны объявить новую – Советской России. Но в правительстве его не поддержал ни один человек. И немудрено: ведь самым яростным оппонентом выступал не кто-нибудь, а премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж. Его не менее убедительная аргументация сводилась к нескольким тезисам.

1. Английская армия не пойдет воевать в Россию. Не говоря уже о страшной усталости от окопов Первой мировой, «военнослужащие нашей армии… не могли быть убеждены, что подавление большевизма являлось войной за свободу».

2. Из этого вытекало, что попытка в приказном порядке начать масштабный «поход против большевизма» приведет к разложению армии, а возможно, и мятежу. Даже замедление сроков демобилизации вызвало волнения в армейских частях и на флоте, а учитывая, что армию приходилось применять и внутри страны (например, для разгона самочинного рабочего совета Глазго были задействованы две бригады), ее разложение было чревато повторением событий 1917 года в России. «Если мы затеем войну с целым континентом, каким является Россия, это станет дорогой к банкротству и большевизму на этих [Британских] островах», – говорил Ллойд Джордж.

3. Вооруженное вмешательство иностранных государств только сплотит население вокруг Ленина, считал премьер, и в этом было много правды: даже присутствие незначительных контингентов Антанты на российской территории большевики успешно использовали в своей «великодержавной» пропаганде. «Россия должна спасти себя сама. Если она будет спасена внешней интервенцией, то фактически спасена она не будет», – говорил Ллойд Джордж.

4. Наконец, у него был свой вариант спасения России: «Я верю, что мы можем сделать это с помощью торговли. Коммерческие операции оказывают успокаивающее действие. Простые суммы сложения и вычитания, которые она подразумевает, скоро освободят их от диких теорий» (НЭП при другом повороте событий мог бы подтвердить его слова, но в нашей реальности это случилось сильно позже).

Наконец, была еще одна влиятельная группа британской элиты, позицию которой сформулировал посол в Париже лорд Берти: нужно сформировать санитарный кордон против большевистской заразы из буферных государств – Финляндии, Польши, Эстонии, украины. «А все остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку».

Сторонники Черчилля остались в меньшинстве, и даже материальную помощь белым ему пришлось буквально выдирать из цепких рук премьер-министра.

«Отождествлял наши интересы со своими»

Ситуация для белых осложнялась тем, что в остальных странах Антанты аналога Черчилля так и не нашлось. В итоге, как пишет историк Сергей Карпенко, «реальную материальную помощь белому югу оказала одна Великобритания». Французы, по свидетельству генерала Деникина, «не пожелали предоставить нам свои огромные запасы», американцы отделались поставками медицинского оборудования. Англичане же, «доставляя нам снабжение, никогда не возбуждали вопроса об уплате или компенсациях».

Еще в январе 1919 года командование британскими войсками в Закавказье помогло Деникину вывезти склады бывшего Кавказского фронта Первой мировой. А в феврале в Новороссийск пришел первый британский транспорт с оружием и снаряжением.

Не менее важна была политическая поддержка, британские представители на местах неизменно вставали на сторону Деникина в его столкновениях с закавказскими республиками, петлюровской украиной и казачьими самостийниками.

В ответ главнокомандующий Вооруженными силами Юга России (ВСЮР) нашел в своих мемуарах немало добрых слов в адрес англичан. Особенно тепло описан глава британской военной миссии генерал Холман: «Он вкладывал все свои силы и душу в дело помощи нам. Он лично принимал участие с английскими техническими частями [танкистами и летчиками] в боях на донецком фронте; со всей энергией добивался усиления и упорядочения материальной помощи… Он отождествлял наши интересы со своими, горячо принимал к сердцу наши беды и работал, не теряя надежд и энергии до последнего дня, представляя резкий контраст со многими русскими деятелями, потерявшими уже сердце».

Черчилль тем временем вел свою войну дома: на протяжении всего 1919 года Ллойд Джордж неоднократно пытался перекрыть кран «российской авантюре» военного министра, заставив его заниматься внутренними делами. Но пока деникинские войска шли от успеха к успеху, военному министру, апеллируя к общественности, удавалось отбиваться от наскоков премьера. К началу октября восторг по поводу Деникина в Англии достиг апогея. «Нет никакой возможности для советов остановить его продвижение на Москву», – писала Daily Mail.

Но в том же октябре наступил перелом, и белые покатились обратно на юг, пока не докатились до Новороссийской эвакуации. Последние транспорты с поставками Холман предусмотрительно направил в Феодосию, что помогло уже Врангелю восстановить армию в Крыму.

Равно снабжению Красной армии

Что же конкретно удалось Черчиллю переправить белым из британских закромов? Общие материальные затраты Англии на помощь белому движению составили 107 млн фунтов (5,778 млрд в нынешних ценах) – немалая сумма для потрепанной мировой войной страны. Согласно отчету Холмана, только Деникину до 27 марта 1920 года было поставлено 74 танка, 100 самолетов, 1200 орудий, 2 млн снарядов, 6100 пулеметов, 500 млн патронов, 500 тысяч комплектов обмундирования.

Много это или мало? Чтобы понять, надо сравнить с теми ресурсами, что располагали красные. Тут особенно удобно то, что воевавшие против ВСЮР южные фронты в 1919 году потребляли порядка 60% всего снабжения РККА, и те же 60% всех британских поставок в Россию пришлось на деникинские армии.

Британские поставки в полном объеме пошли начиная с апреля. По октябрь включительно англичане только патронов успели поставить 424 млн. То есть с апреля по октябрь Деникин ежемесячно мог рассчитывать на 60 млн патронов. Месячная норма снарядов составляла 335 тысяч, из них 67 тысяч тяжелых.

По другую сторону фронта с августа по октябрь воевавшие с Деникиным армии расходовали ежемесячно от 200 до 247 тысяч снарядов, в том числе 20–30 тяжелых. При этом кривая расхода артиллерийских боеприпасов шла по восходящей, а вот с патронами дело обстояло ровно наоборот: от 35,4 млн в августе до 27 млн в октябре. В ноябре эта цифра рухнула до 14,8 млн.

Тут дело в том, что запасы патронов, оставшиеся в Советской России со времен Первой мировой (189 млн штук), были к осени 1919 года израсходованы. Правда, к этому времени большевикам удалось запустить производство на Симбирском патронном заводе, выведя его на уровень 30 млн в месяц (на все фронты). Тем не менее советская власть в этот момент держалась на волоске: если бы к концу октября 1919-го красным не удалось добиться решительного перелома на деникинском фронте, их ждал бы «патронный голод».

Как писал Черчилль, «во всяком случае нельзя сказать, что русские националисты погибли от недостатка оружия», – и трудно с ним не согласиться. На пике своих успехов в 1919 году белые получали даже чуть больше того, что смогли обеспечить Красной армии оставшиеся от Первой мировой склады и остатки военной промышленности. Недаром в 1920-м в Крыму Врангель и его генералы с горькой тоской вспоминали, насколько хорошо англичане снабжали Деникина.

Не в коня корм

Как же получилось, что при столь богатом снабжении белые в итоге проиграли? Ответом на этот вопрос станет соотношение боевого состава ВСЮР и противостоящих ему южных фронтов. В весенней кампании Деникин имел 45 тысяч штыков и сабель, с которыми уверенно разгромил противостоящие ему 117 тысяч бойцов. Были заняты обширные территории юга России (включая Донбасс с его углем), которые позволили белым резко увеличить численность своих армий за счет мобилизации.

К моменту отдачи Деникиным 3 июля приказа о наступления на Москву, ВСЮР имели на фронте 89 400 солдат и офицеров, 363 орудия и 1193 пулемета. Южный фронт мог противопоставить им 118 995 человек, 592 орудия, 2 804 пулемета. Соотношение по пехоте составило 1:1,3, по артиллерии 1:1,6, по пулеметам 1:2,35.

Последовала череда очередных поражений Красной армии, но Москва бросила против рвущегося к ней Деникина все свои резервы. В итоге в решающем октябре против ВСЮР воевали 194,6 тысяч красноармейцев с 874 орудиями и 3 533 пулеметами. Белые имели на фронте 91 тысяч бойцов, 337 орудий и 1 567 пулеметов. Снова красные по всем параметрам превосходили своего противника уже более чем вдвое.

Победа в решающем Орловско-Кромском сражении далась им дорогой ценой, и в ноябре соотношение сил падает до самого благоприятного за всю кампанию: 100 тысяч у белых против 148 тысяч красноармейцев. Но при этом роли уже радикально поменялись: красные уверенно наступают, а ВСЮР сдают один город за другим.

Чудо? Нет, просто качество Красной армии на протяжении 1919 года постоянно росло, а белой – падало. В мае целые батальоны красноармейцев разбегались при появлении одиночного танка, осенью они выходили победителями из борьбы с ними.

Красные достигли этого упорной подготовкой резервов. Пехотинцы, к примеру, проходили минимум двухнедельное обучение с обязательной стрельбой боевыми патронами. Белые, контролируя к середине 1919-го огромные территории, домашнее задание по подготовке пополнений для фронта провалили полностью: их резервные батальоны оказались не кузницей кадров, а теплыми местечками для тыловых офицеров. Фронтовые части вынуждены были ставить в строй только что мобилизованных крестьян, наскоро обучая передергивать затвор винтовки. И если в мае они побеждали при соотношении 1:2,5, то в ноябре бежали при 1:1,5.

То же самое касается артиллерии. Британские поставки позволяли ВСЮР довести ее численность на фронте минимум до 500 стволов, достигнув если не перевеса, то паритета с красными. Но вот что пишет в мемуарах артиллерист Хадлстон Уильямсон: «День шел за днем, батареи оставались [в тылу] то по одной пустяковой причине, то по другой, время терялось на тыловых железнодорожных станциях, и при этом обучению уделялось слишком мало времени. Частично это происходило по вине российских офицеров. Некоторые из них были просто недостаточно подготовлены, но многие – в мундирах из британского хаки, сшитых по индивидуальному заказу, – не имели никакого желания отправляться на фронт и, одним глазом косясь назад на случай бегства, отыскивали любой предлог, который мог бы задержать их отбытие».

Живо описывает он и подготовку личного состава, когда после месяца «учебки» у одной из батарей на показательных стрельбах вышли из строя сразу три орудия. А вместо того, чтобы попытаться устранить неисправности, «канониры безучастно уставились» на них. Уильямсон на пару с присутствовавшим на стрельбах генералом Холманом сбросили шинели и привели в боевое состояние две пушки из трех за несколько минут. Понятно, что при столь «ревностном» отношении белых к освоению отличных британских орудий особого толка от них на фронте не получалось.

Не лучше обстояло дело с обмундированием: из поставленных 500 тысяч комплектов до фронта не дошло и четверти, зато в тылу все чиновники щеголяли в новеньких английских френчах. Холман неоднократно жаловался Деникину, что поставки «употребляются мошенническим способом», но тот только разводил руками. Не помогло даже установление смертной казни за кражу предметов казенного вооружения и обмундирования.

«Не недостаток в материальных средствах, а отсутствие духа товарищества, силы воли и стойкости привело их к поражению, – резюмировал Черчилль. – Храбрость и преданность делу горели в отдельных личностях; в жестокости никогда не было недостатка, но тех качеств, какие дают возможность десяткам тысяч людей, соединившись воедино, действовать для достижения одной общей цели, совершенно не было среди этих обломков царской империи. Железнобокие при Марстон-Муре, гренадеры, сопровождавшие Наполеона в его походе ста дней, краснорубашечники Гарибальди и чернорубашечники Муссолини были проникнуты совершенно различными моральными и умственными устремлениями… Но все они горели огнем. У русских же мы видим одни только искры».

Можно спорить с его словами, но это оценка человека, который в материальном плане обеспечил белых всем необходимым для победы. Однако, как гласит русская пословица, не в коня оказался корм. Спасибо хоть, что сэр Уинстон не упомянул в своем «горящем» списке большевиков – для белой эмиграции это было бы совсем уж невыносимой оплеухой. Думать, что красные задавили несметными толпами, а союзники в решающий момент предали – куда как полезнее для душевного равновесия.