Жорес Алфёров: Русские стали первосоздателями государства социальной справедливости

О любом историческом событии судят по результатам. Социалистическая революция в России создала новый, небывалый строй жизни, а затем и невиданный ранее союз республик — Советский Союз. Развал его десятилетия спустя нынешний российский президент назвал крупнейшей геополитической катастрофой.

Считаю, что это катастрофа не только для трудящихся нашей страны, но и для всего населения планеты. Как бы на происшедшее ни смотреть, я уверен: от этого проиграло всё человеческое сообщество. В том числе США, приложившие столько усилий, чтобы убрать соперника, потеряли больше, чем приобрели.

— Почему вы так считаете?

— Потому что США потеряли возможность соревнования, благодаря которому они в области науки, технологий, социальных реформ успешно развивались.

— То есть для вас несомненно мировое значение русской революции?

— Конечно. Я уже не раз приводил в своих выступлениях слова отца моего американского друга — профессора Ника Холаньяка. Сам он родился уже в Америке, а его отец родом из нашего Закарпатья, по национальности русин. Так вот, приехали мы его навестить в небольшой шахтёрский городок, где жил он, находясь тогда, в начале 70-х годов, на пенсии. За празднично накрытым по случаю встречи столом и состоялся разговор, глубоко врезавшийся в мою память.

«Если бы вы мне сказали, что русские рабочие живут лучше американских, я бы вам не поверил, — начал Ник Холаньяк-старший, а исконно — Николай Васильевич Голодняк. — Но я скажу вам то, что вы редко можете здесь услышать. Я приехал сюда мальчишкой и в 12 лет пошёл работать на шахту. Мы жили в бараке. Мы получали гроши. Нас беспощадно эксплуатировали. Но потом русские рабочие совершили Октябрьскую революцию. Наши буржуи испугались, что мы сделаем то же самое, и изменили свою социальную политику. Американские рабочие живут хорошо благодаря Великой Октябрьской социалистической революции».

Так сказал мне в Соединённых Штатах старый шахтёр Николай Васильевич Голодняк, проработавший в забое более полувека.

— Признание международного значения нашей революции?

— По-моему, так. И это, что называется, признание от души, потому дорогого стоит.

— Но ведь для вас, насколько я понимаю, Октябрьская революция имеет и особое личностное значение?

— Вы правы. В нашей семье к этому величайшему историческому событию и соответственно к Дню 7 ноября всегда было особое отношение. И суть здесь в судьбе моего отца — рабочего Ивана Карповича Алфёрова.

— Он стал большевиком в сентябре 1917-го?

— За месяц с небольшим до Великого Октября. Однако стоит рассказать и о том, что этому предшествовало. Корни отцовской семьи — в посёлке Чашники Витебской губернии. В 14 лет он пошёл работать на здешнюю бумажную фабрику. Многие белорусы, особенно молодые, оставшиеся без земли и без работы, уезжали на заработки в Питер. Перед Первой мировой войной, как я узнал, самой большой этнической группой в Санкт-Петербурге после русских были белорусы. Двести тысяч! Уехал туда в 1910 году и старший брат отца — мой дядя Валя. Было ему 18 лет. Он поступил на завод «Сименс-Шуккерт», который стал в советское время знаменитой «Электросилой», и до ухода на пенсию проработал здесь — был слесарем-лекальщиком 8-го разряда.

Через два года вслед за братом подался в столицу и мой отец. И тоже стал питерским рабочим. Сначала в порту грузчиком, потом на конвертной фабрике. Но тут грянула война…

— Призвали в армию?

— Дядю не взяли, поскольку он был уже квалифицированным слесарем, а отец пошёл воевать. В гусарском полку, в 4-й кавалерийской дивизии. Там же, но в драгунском полку служил будущий Маршал Советского Союза Семён Тимошенко.

Отец стал председателем полкового солдатского комитета, членом дивизионного. И летом 1917 года его посадили в Двинскую крепость.

— За политическую активность?

— За агитацию против войны. В крепости встретился он с «товарищем Андреем». Это был Сольц, известный впоследствии руководитель Центральной контрольной комиссии ВКП(б). И он папу просветил насчёт того, как жить дальше.

— После этого Иван Карпович и вступил в партию большевиков?

— Сразу же, как только вышел из крепости. И оставался верным Коммунистической партии всю жизнь.

— А что делал в октябрьские дни 1917-го?

— Был на историческом II съезде Советов: солдаты послали его в Петроград. Затем он доложил Крыленко, ставшему Главкомом, что дивизия готова выполнить все задания Советского правительства.

Его направили на Дон — биться с мятежом Каледина. Там он попал в плен к белоказакам. Всех пленных, человек тридцать, раздели, оставив в одном нижнем белье, чтобы на следующий день расстрелять. Но они ночью сделали подкоп под сараем, где их заперли, а охранявший казак заснул, и им удалось бежать. Был крепкий мороз, а они в нижнем белье, босиком. Но у донских казаков не было воровства, и они не запирали свои дома. Папа с товарищем зашли в сени ближайшего дома, оделись и в 5 часов утра вышли к своему эскадрону.

— Продолжал воевать после этого?

— Всю Гражданскую. Начав рядовым, стал командиром взвода, потом эскадрона, окончил кавалерийские курсы командиров Красной Армии и завершил войну, командуя кавалерийским полком при освобождении Азербайджана. Был дважды ранен, контужен, за участие в Гражданской войне позже был награждён орденом Красного Знамени.

В 1921 году по состоянию здоровья, как он говорил, перешёл на службу в ВЧК—ГПУ. Стал особо уполномоченным на большом участке госграницы с Польшей.

— Очень горячей была тогда эта граница!

— Да… Но вот перевели его как уполномоченного в небольшое местечко Крайск, и он выбрал дом, где поселился. А в этом доме жила будущая моя мама. И через полгода они поженились.

Потом папа работал на таможне, потом — директором лесопильного завода, то есть началась у него хозяйственная деятельность. Затем возглавил большой лесопильный завод в Пермилово — это теперь всем известный Плесецк. Когда я был в Архангельске в 2006 году, ко мне приходила целая делегация оттуда. И некоторые помнили отца, хотя были тогда ещё мальчишками. Помнили, что завод работал хорошо и работу завода показывали в документальном кино.

— Вот судьба рабочего, ставшего в советское время руководителем.

— Он окончил Промакадемию и стал, согласно диплому, инженером-организатором. На нынешнем языке — это менеджер. Но тогда готовили не менеджеров «вообще», а с основательным знанием определённой отрасли производства. Так что у отца в дипломе, который и сейчас я храню, записано: инженер-организатор целлюлозно-бумажной промышленности.

— В этой отрасли он далее и работал?

— В основном. Как видите, отец устанавливал Советскую власть, воевал за неё, а затем руководил промышленными предприятиями. Понятно, как много значила для него Октябрьская революция.

— Революционные имена он даже дал своим сыновьям.

— Мой старший брат родился в 1924 году в Полоцке и был назван Марксом. Есть у нас дома газета, где рассказывается об этом как о примете нового быта. Тринадцати дней от роду был принят в члены профсоюза — «с освобождением от уплаты членских взносов до совершеннолетия».

— Замечательно!

— А я родился в Витебске в 1930-м. Родители ждали девочку и готовились дать ей вполне обычное имя Валерия. Но появился мальчик, а отец как раз прочитал статью о французском революционере Жане Жоресе, которая произвела на него сильнейшее впечатление. Так я стал Жоресом.

— Наверное, ваш отец (как и многие другие, кого сегодня уже нет) очень удивился бы и вряд ли обрадовался, узнав, что праздник 7 ноября в честь Октябрьской революции у нас теперь отменён.

— Его это поразило бы! Одно из своих интервью в 90-е годы я назвал: «Я счастлив, что мои родители не дожили до этого времени». Великая роль русской революции признаётся во всём мире. Как же не признать это на родине Октября! Если французы продолжают праздновать День взятия Бастилии, то нашим главным национальным праздником, конечно же, опять должен стать День Великой Октябрьской социалистической революции.

— Но головы людей, согласитесь, за последние три десятилетия настолько задурены оглушительной антисоветской и антикоммунистической пропагандой, что им надо многое и многое заново разъяснять. Каковы ваши основные аргументы?

— Огромное значение Великого Октября для нашей страны и всего человечества состоит прежде всего в том, что это был первый успешный опыт создания государства социальной справедливости — опыт, продолжавшийся более 70 лет. Да, были на пути первопроходцев серьёзные ошибки, недостатки и даже преступления, что свойственно любой власти во все времена. Однако при всех имевшихся дефектах мы должны смотреть в корень и видеть главное, что дал народу Октябрь. Фабрики и заводы — рабочим, земля — крестьянам, отмена частной собственности на орудия и средства производства, на землю — вот главное!

— А людям внушают: всё это был сплошной обман…

— Нет, реальность. Советская власть дала народу бесплатное образование, и мы из безграмотной в массе своей страны стали самой образованной страной в мире. Бесплатное здравоохранение — и продолжительность жизни увеличилась с 32 лет в среднем (учитывая повальную детскую смертность в царской России) более чем вдвое. Практически всему населению было бесплатно дано в собственность жильё. Нельзя было иметь слишком много — несколько квартир и домов, но необходимое жильё люди получали. А что теперь?

Люди получили тогда те права, которые провозглашались Сталинской Конституцией, которая, безусловно (я слышал это от самых авторитетных юристов), была лучшей не только в нашей стране, но и в мире. Можно спорить, насколько она выполнялась, но в Советском Союзе все имели право на труд, право на отдых, и это опять-таки были совершенно реальные права. Сегодня, я думаю, старшее поколение может сравнивать и видеть, сколько всего мы потеряли. А приобрели… увы, в основном ужасные и кошмарные «новшества», которых, прямо скажем, лучше бы не было.

Нужно сказать, что Февральская революция 1917 года была победой либералов-западников того времени, и всего за 9 месяцев они привели страну к полному развалу. Сегодня нынешние либералы, продолжающие уже 25 лет разваливать страну, как огня боятся возвращения Советского Союза. Я всегда помню, что сказал генерал Брусилов, объясняя, почему он пошёл в Красную Армию: «Потому, что Ленин сохранил Россию».

— Словом, вы — за праздник 7 ноября?

— Несомненно! Меня радует, как относится к достижениям советского времени Александр Григорьевич Лукашенко. После 1991 года в Белоруссии пошла такая же грабительская приватизация, как в России, русский язык изгнали из школ, а вся государственная символика — флаг, герб и т.д. — копировала так называемую Белорусскую народную республику, которая была провозглашена во время оккупации Белоруссии немцами в 1918 году. И день её провозглашения объявили государственным праздником — Днём независимости.

А Лукашенко вернул советскую символику, сделал русский язык вторым государственным, и День независимости решено было отмечать в день освобождения Минска Красной Армией в 1944 году. Лукашенко так и сказал: Белоруссия стала независимой благодаря Красной Армии.

Я считаю, что величайший праздник и настоящий День независимости для России — 7 ноября. И пусть он к нам вернётся.

Наука в Советской стране стала производительной силой

— Для вас, Жорес Иванович, основной сферой работы была и остаётся наука. В преддверии 100-летия Октября хотелось бы о ней поговорить.

— Что ж, наука в Советском Союзе была престижной областью деятельности.

— Может быть, даже самой престижной!

— В официальных документах — партийных, правительственных — наука провозглашалась производительной силой общества. И это шло от Карла Маркса, это им было сформулировано.

А главное, мы имели весомый результат. Сегодня любят говорить про нашу «односторонность», про «оборонный флюс» (что, кстати, в других странах есть тоже), но не будем забывать, что Советская страна сделала гигантский рывок в своём научно-техническом развитии. А оно — основа развития цивилизации.

Я в своих выступлениях за последнее время часто привожу две вот такие цитаты. Первая — из Фредерика Жолио-Кюри, из лекции 1950 года в связи с его 50-летием, где великий учёный и великий гражданин сказал: «Наука необходима для страны. Каждая держава завоёвывает свою независимость тем, что нового, своего она привносит в сокровищницу цивилизации. Если этого не происходит, она подвергается колонизации».

А вот недавно, в Год света, каковым был объявлен 2015 год по решению ООН, я услышал характерное высказывание министра энергетики Саудовской Аравии, который заявил следующее: «Каменный век кончился не потому, что наступил дефицит камня, и нефтяной век кончится не потому, что будет дефицит нефти». Если вдуматься в эти слова, то станет понятно: развитие цивилизации происходит благодаря рождению новых технологий, которые создаются научными исследованиями и научно-техническими разработками.

— Собственно, вы и сами в разное время о том же не раз говорили.

— Потому что это действительно исключительно важно. Ведь научные открытия могут иметь и положительное, и отрицательное влияние. Ещё совсем недавно мы все беспокоились по поводу того, как будет использоваться одно из величайших научных открытий, в результате которого было создано атомное оружие. А каким образом это произошло? В основе было два крупнейших инновационных проекта ХХ века — Манхэттенский проект США и Атомный советский. Соревнуясь между собой, они родили фантастические по тем временам технологии.

В каждом крупном научно-техническом проекте решающее значение имеет, кто осуществляет его. Квалификация людей, кадры! Так вот, проблема ведущего кадрового состава в Манхэттенском проекте была решена Адольфом Гитлером, поскольку самые видные учёные бежали тогда из Европы в США.

— Имена тех физиков воспринимались в самом деле, как научные звёзды первой величины!

— Но и у нас уже была достойная сила умов. Кадровую проблему советского Атомного проекта решил Абрам Фёдорович Иоффе, создавший в СССР уникальную физическую школу и выдвинувший целую плеяду талантливых своих учеников и последователей — Курчатова, Арцимовича, Александрова, Зельдовича, Харитона, Кикоина, Петржака, Флёрова… Если бы не было этой советской физической школы, мы не смогли бы лишить США монополии в создании атомного оружия.

— Да, по праву ваш родной Физико-технический институт в Ленинграде носит имя А.Ф. Иоффе — выдающегося советского учёного и организатора научной деятельности.

— Учитывая тему нашего разговора, следует вот что особо подчеркнуть. Абрам Фёдорович начал создавать Физико-технический институт сразу после Октябрьской революции — в 1918 году, то есть в труднейшее время Гражданской войны.

— Хотя ныне постоянно твердят, что это было время разрушения, а не созидания…

— Потому я и напоминаю столь значительный факт. А ещё хочу отметить: в царской России физика была почти на нулевом уровне. Мы имели на этом направлении лишь отдельные группы учёных. Единственная физическая школа, пожалуй, — это Пётр Николаевич Лебедев. А что у нас было в 1930-е годы, когда возникла атомная проблема и потребовалось затем срочно её решать? Мы имели уже мощнейшую, признанную во всём мире советскую физическую школу, которая в соревновании с капиталистическим Западом успешно выполнила свою ответственнейшую роль.

Не так много у нас лауреатов Нобелевской премии. Но обратите внимание: большинство их — физики! И очень интересно отметить, что практически все они вышли из трёх институтов: ФИАН им. П.Н. Лебедева и ИФП им. П.Л. Капицы в Москве, ФТИ им. А.Ф. Иоффе в Ленинграде. Институтов сотни, а вышли из трёх потому, что там были научные школы мирового уровня, и их появление вызвало развитие и востребованность научных исследований и разработок в стране. И если бы не произошло разгрома советской науки в начале 90-х годов, я уверен, мы по-прежнему лидировали бы как в этой, так и во многих других научных отраслях.
Автор: Жорес Алферов
Первоисточник: https://izborsk-club.ru/14293