Однажды в 30-х годах в Харькове один молодой человек привёл невесту знакомиться с родителями.
Барышня была прелестна! Хорошенькая, с умными глазами, открытой улыбкой, одета с большим вкусом, манеры безупречные, начитанна, к тому же играла на фортепиано. Родители жениха забеспокоились: не выйдет ли неприятностей, не из белогвардейской ли она семьи? «Она из Коммуны Дзержинского. Бывшая воровка, – успокоил сын. – Просто их там так воспитывают...»
Первое, что поражало человека, попавшего в Коммуну имени Дзержинского для несовершеннолетних правонарушителей, – красота. Заасфальтированные дорожки, идеально подстриженные газоны, розовые клумбы, чудесный яблоневый сад, площадка с аттракционами... И нигде ни единой соринки!
Всё в Коммуне было устроено толково, ловко, умно. Повсюду висели зеркала, и вчерашние беспризорники быстро отвыкали ходить чумазыми да лохматыми. В один прекрасный день заведующий Макаренко велел убрать плевательницы – и коммунары оставили манеру сплевывать по сто раз на дню. В Коммуне не было замков, даже кладовые не запирались – и никто не воровал. Воспитанников учили не только элементарным правилам человеческого общежития, но и настоящим хорошим манерам. К примеру, не просто уступать места старшим в трамвае, но ещё и не оглядываться при этом на пассажиров. «Иначе вы не джентльмены, а хвастунишки», - утверждал Антон Семёнович Макаренко.
Он учил своих воспитанников тому, чему не учили в то время нигде. К примеру, культуре публичных выступлений: соблюдать регламент, говорить чётко, ясно, по делу, не утомляя слушателей мелочами. «Нашей воспитанности должен завидовать весь мир», – говорил заведующий.
Им действительно можно было позавидовать. В Коммуне было два клуба: Громкий, для самодеятельности, и Тихий, для чтения. Собственная театральная студия, да ещё какая! (Многие ученики Макаренко стали потом актерами.) После спектаклей проводились диспуты, и воспитанники учились рассуждать на тему искусства. Известно, что мальчишки обожают всё военизированное, и Антон Семенович завёл военный строй, знамя, горн.
В той, прежней, жизни коммунары с раннего детства приобщались к водке и табаку. Курение Макаренко искоренял. Водку – нет. Вернее, он прививал старшим воспитанникам культуру застолья: по праздникам приглашал к себе домой, сажал за стол с белой скатертью, накрахмаленными салфетками, красивой сервировкой. Водки наливалось по четверть стопки, выпивать полагалось только под тост. Антон Семенович учил: «Есть три правила: на голодный желудок не пей. Выпьешь – закусывай. И знай, на какой рюмке ты должен остановиться, чтобы не потерять лицо человека».
Такие посиделки проводились под строгим секретом, но об этом всё равно прознали. Макаренко объяснялся у начальства: «После 18 лет мои ребята выходят из Коммуны во взрослый мир и наверняка будут пить водку. Так что? пусть они пьют как хотят и сколько хотят, после 18 я за них уже не отвечаю? Я не могу так рассуждать. Я должен научить их всему, что потом пригодится в жизни».
Многое, очень многое строил Макаренко на элементарном человеческом доверии. В «Педагогической поэме» под именем Карабанова он изобразил реального своего ученика –Семена Калабалина, который сделался его правой рукой в Коммуне (а через много лет сам возглавил колонию для несовершеннолетних и с успехом применял там макаренковскую систему). Юноша сидел в камере смертников за бандитизм, когда его там разыскал Макаренко. «Тебя, голубчик, Семёном зовут? Мы почти тезки! Меня зовут Антон Семёнович». Слова простые, но для парня, который много лет не видел ни от кого человеческого обращения, – очень правильные. Оформив документы о взятии на поруки под личную ответственность, Макаренко вывел парня на улицу – один на один, без конвоя. И тут же остановился: «Я, кажется, забыл башлык. Пойду, заберу. Подожди меня здесь».
И ушёл. Если б Семён сбежал – у Макаренко были бы проблемы. Но психологический расчёт оказался верным: Семён не сбежал. От Макаренко вообще никто не убегал – незачем было...
Конечно, дети есть дети. Они шалят и нарушают даже самый разумный порядок. В таких случаях Макаренко всегда знал, как действовать. Например, встретил он как-то раз двух девочек-коммунарок: те шли по дорожке, болтали, смеялись и с хрустом грызли зелёные, кислые, неспелые яблоки. Этих яблок у них были полные карманы: девочки нарвали их в коммунарском яблоневом саду. Увидев Антона Семёновича, вспыхнули румянцем. А заведующий – ничего, ругать не стал. Спросил только: «Что, девочки, вкусные яблоки? Дайте-ка мне парочку». Взял два яблока и унёс.
А через месяц, когда яблоки в саду поспели и коммунарам раздали их на десерт, те девочки получили вместо краснобоких, сладких яблок свои – зелёные, кислые, да ещё и несколько увядшие. «Жаль, что вы не дали им созреть», – сказал заведующий. Больше никому в Коммуне рвать яблоки в саду без спроса в голову не приходило...
Ирина Стрельникова
Источник:
- Подборка душевных и ярких фотографий деревенской жизни в СССР
- Подборка простых и потрясающих фотографий эпохи СССР
- Подборка простых и потрясающих фотографий эпохи СССР
- В Россию вернулся советский военный, проживший в Афганистане более 40 лет
- Енотовидная собака: советский эксперимент, который пошёл не по плану
А "Мамочкой " прозвали за присказку, когда что то происходило чрезвычайное , он приговаривал, "Ой мамочки мои"
До сих пор помню эту книгу.
И элемент листания, перелистывается как книга. Удобно, сотни книг всегда под рукой на планшете.
Реализовать подобное сейчас на государственном уровне невозможно в принципе, просто нет моральной базы для этого. Чувство стыда скукожилось до "не выгляжу ли я как лох", поздоровался ли с теми, с кем надо. Чувство гордости крайне редко выходит за пределы денег да и вообще материального, даже если предмет гордости - например поездка куда-нибудь - сейчас это всё равно про деньги. А чувства коллективизма просто уже нет, как понятия. Атомизация общества успешно прошла, были товарищи, стали уникальные неповторимые снежинки.
Из социального клея осталась семья. Институт семьи все ещё жив, хотя демонтаж семейных ценностей идёт семимильными шагами. И дело вовсе не в лгбт повесточке или иноагентах. В медиа просто другие ценности прививаются детям и молодежы, никак не связанные с семьей как таковой, с материнством и отцовством. А даже если и про семью - то опять только в материальном плане - соцвыплаты, маткапитал, льготы и т.д.
Всё через материальное.
Что будет, скажем через одно-два поколения - сложно представить. Но как было во второй половине 20-го века уже точно не будет...
Им всё едино: что Макаренко А.С., что Сорока-Росинский В.Н.
Что коммуна Дзержинского, что коммуна Достоевского...