В Париж! В Париж! (2 фото)

В эту мечту, в общем, совершенно нормальную, Франция с ее «либерте, эгалите, фратерните» укладывалась идеально. А Париж – потому что… ну потому что это Париж.

И вот она переехала. Опустим технические подробности, тем более что никаких особых проблем в такого рода переселении нет, и миллионы для него не требуются даже сейчас, а в доковидные времена было и того проще. Оформила временный вид на жительство, сняла квартиру где-то у канала Сен-Мартен и стала по утрам ходить в ближайшую брассери за свежим багетом. Не жизнь, а сущее «амели». Так обычно и бывает, когда переезжаешь в Париж из Раменок. Или из Ховрина – в Лиссабон. Мой случай.

Я обожаю читать паблики новоиспеченных европейцев, обожаю. Они такие светлые, восторженные, воздушные. Они наполнены детским счастьем и искренним восхищением: рассветы, закаты, горячие булки, приветливые лица прохожих, улыбающиеся полицейские – восхищает вообще все. Смотрите, овощи! Смотрите, автобус! Смотрите, камень, ему, наверно, тыща лет, и он тут все это время лежит, и никто его не тронул, вот что значит ценить свое наследие! И самое увлекательное, пространные размышления о том, что здесь, в Европе, человек, наконец, почувствовал себя в безопасности. Вот в России не чувствовал, жил, оглядываясь, а тут почувствовал. Ведь даже бомж, живущий в соседней подворотне, – ну да, здесь есть бездомные, но это их свободный выбор, жить на улице, ведь если бы он захотел, социальные службы давно бы устроили его жизнь, – каждое утро приветствует меня беззубой улыбкой и ласковым словом.

Такой бомж был у той самой парижской приятельницы. И такой же бомж был у меня. Всякий раз, когда я проходила мимо, он улыбался и говорил фразу, которая повышала мое настроение на целый день. И это было прекрасно и удивительно, потому что московские-то колдыри мрачные и драматически просят на опохмел. И никакого тебе «Бом диа, сеньора».

Это прекрасная жизнь, правда. До тех пор, пока ты живешь в статусе иностранки, которая зарабатывает в России, тратит в Европе, не болеет ничем серьезнее простуды, путешествует по стране и восторгается фермерскими рынками и семейными пекарнями. Прекрасная – потому что нереальная. Не жизнь, а безмятежное скольжение по ее поверхности.

Осознание, что под тобой – глубина, приходит не сразу. Ко мне оно пришло в день, когда я, поучившись на языковых курсах, внезапно поняла, что говорит мне тот приветливый бомж. Если кратко и цензурно – что придет день, когда он познакомится со мной поближе, эээ… максимально близко, потому что я белое иностранное мясо, которое приперлось в страну со своими деньгами, а само настолько тупое, что не понимает ни слова, правда, сеньора?

Потом было много всего: общение с местной системой здравоохранения, выяснение отношений с налоговой, ругань с соседями, выкидывающими мусор под дерево у моей двери, дивный мир местной политической жизни… Ничего запредельного, нет. Просто нормальная, обычная жизнь, большинство проявлений которой я уже видела – в Ховрине.

И сейчас, потихоньку барахтаясь в этой обычной жизни, я читаю паблики других «сваливших» и поражаюсь: кому вы врете о молочных реках и кисельных берегах? Кому и зачем? Ведь не слепые же вы, в самом деле.

А они не врут, вы знаете. Они говорят правду – такую, какой ее видят. Как экспаты, толпами приезжавшие в Россию в тучные двухтысячные: огромная зарплата, оплаченная компанией квартира в центре Москвы, Суздаль и Плес в выходные и полный восторг от балета, павлово-посадских платков и загадочной русской души, с которой так экзотично пить водку на кухне. Настоящая жизнь у экспатов была на родине – с налогами, недовольством властью и счетами за образование детей. А Россия – бабУшка, космос и жарровская тема Лары из «Доктора Живаго».

Вы удивитесь, сколько «сваливших из мордора» живет в Европе примерно по той же схеме, ну разве что денег у них поменьше. Не читают местных газет, не смотрят местное телевидение, не особенно учат язык – зачем, если объясниться с мясной лавке хватает и того что есть, и вообще, все уже говорят по-английски. Общаются в привычной языковой среде, новости узнают из тематических русскоязычных пабликов. Зарабатывают и платят налоги в России. Лечиться тоже ездят на историческую родину. Живут в пузыре, и именно этот пузырь дарит им силы на восторг – и то самое ощущение безопасности. Которое не от реальной безопасности, а всего лишь от незнания того, чем на самом деле живет страна, которая «не мордор». И от нежелания это знать, потому что не за этим человек сюда ехал, не за проблемами, а за солнцем, красотой, каналом Сен-Мартен и горячим багетом из семейной брассери.

Такие люди напоминают мне мужчину, что живет с красивой женщиной и знать не хочет, что она там себе думает, что ее мучает, какие у нее проблемы. «Будь красивой и молчи». И нет в этом никакой любви и никакой благодарности, а есть лишь ощущение «я в домике», и яростное неприятие того, кто видит, что домик не так идеален, как показывают.

Отсюда и нескрываемое легкое презрение к местным: эх, не цените вы свою страну, пожили бы в «мордоре». И лютая ненависть к соотечественникам, которые говорят: да не так это все, не рай это, и бомж не то тебе говорит, что ты хочешь услышать, и жизнь свою он не выбирал. И снисходительное «Ты просто неудачник, вали обратно в свою Россию, раз ты ее так любишь». Жизнь в пузыре собственного незнания. Жизнь в тщательно оберегаемой иллюзии того, что вот там, откуда уехал, все плохо. А тут, куда приехал, все хорошо. Жизнь по принципу «если я этого не вижу, то этого и не существует».

Чем больше новый парижанин восторгается Парижем, тем меньше он его знает и любит. И тем меньше ему следует верить. Потому что Франция, или Италия, или Португалия для таких людей не дом, а только красивая декорация. А жители их – статисты, продающие багеты и делающие комплименты. Жить в декорациях, конечно, можно. Пока тепло. Пока есть кто-то или что-то, что стоит между тобой и реальной жизнью. Пока ты имеешь возможность брать от своей новой страны только хорошее, а плохое оставлять местным – пусть они решают, ходят на демонстрации, требуют, возмущаются и платят налоги. А я не буду. Не за тем я сюда ехал из «мордора». И вообще, мне некогда, мне надо новостям с родины поужасаться. А то как же еще я пойму, что все в этой жизни сделал правильно.

Алла Боголепова

Журналист