Как особист устроил судилище над шифровальщиком и чем это закончилось

И вот стали поступать от них сведения, что вокруг моей персоны пошла какая-то подозрительно нехорошая возня. Командование дивизионов, офицеры относились ко мне с уважением; авторитет к тому времени у них я уже заработал. Значит, что получается? Вывод напрашивался сам собой. Ну что же, кто предупреждён, тот вооружён. Да и бояться мне нечего, грехов за собой я не видел. Вот только к чему бы это? Решил, что это рутинная проверка моей деятельности нашими доблестными органами на периферии.

Но в один прекрасный день всё встало на свои места. Сижу в своём кабинете, телефонный звонок. Звонит командир бригады. Необыкновенно сухим официальным тоном требует немедленно явиться к нему. Обычно со мной он никогда так не разговаривал, и это меня сразу насторожило.

Захожу в командирский кабинет. В кабинете в полном составе заседание военного трибунала или суда святой инквизиции, кому как угодно, в составе командира, начштаба, начальника политотдела и особиста. Наличие адвоката не просматривается.

Все с нахмуренными озабоченными лицами. У особиста вид прокурора, готового зачитать обвинительное заключение. Один начштаба смотрит на меня сочувственно; мужик он был очень порядочный, и мы с ним были в тёплых отношениях.

Комбриг начинает сухим официальным тоном.

– Товарищ майор, на моё имя поступил официальный рапорт оперуполномоченного о допущенных вами грубых нарушениях в вашей служебной деятельности. Обвинения довольно серьёзные.

– Я могу ознакомиться с этим рапортом?

Беру протянутый мне машинописный лист, бегло читаю. В иной ситуации я бы только посмеялся над этой мулькой, но общая обстановка не давала повода для смеха. Ну что же, будем бить противника его же оружием – бумагой.

– Товарищ подполковник, поскольку я не привык давать голословные ответы, прошу вашего разрешения пройти в свой кабинет с тем, чтобы взять документы.

Разрешение я получаю и уже через несколько минут возвращаюсь с нужными материалами.

Зачитываю первый пункт обвинения. «В отсутствие начальника восьмого отделения, убывшего в отпуск, его подчинённый сержант незаконно и бесконтрольно пользовался сейфом своего начальника, в котором хранятся шифры».

Открываю дело с перепиской по шифрам и предъявляю комбригу нужную страницу.

– Как видите, товарищ подполковник, это приёмопередаточный акт, составленный по всей форме накануне моего убытия. Утверждён начальником штаба. Прошу заметить, в акте указаны не только передаваемые на время отпуска шифры, но и сам сейф с ключом, в котором они хранятся. Так что обвинение в какой-либо незаконности пользования указанным сейфом моим подчинённым полностью безосновательно.

Перехожу ко второму пункту. «Находясь в таком-то дивизионе, начальник восьмого отделения приказал отключить охранную сигнализацию секретной части и кодогруппы, чем грубо нарушил то-то и то-то, создал предпосылку к утрате, хищению и так далее». Раскрываю свой журнал контроля, в котором докладываю начальнику штаба бригады результаты моих поездок в дивизионы. Такие же записи оставляю и в самих дивизионах.

– К сожалению, товарищ оперуполномоченный не вник в суть вопроса и исказил факты. Да, я приказал отключить сигнализацию, точнее не отключить, а ПЕРЕДЕЛАТЬ, поскольку она была выполнена с грубыми нарушениями: срабатывала и ревела на весь штаб независимо от того, кто заходил в помещение, свой ли законный работник или же злоумышленник. Она не отключалась вообще и на неё уже никто не реагировал. Сейчас она приведена в соответствие с требованиями нормативных документов, которые товарищу капитану (то есть особисту) следовало бы изучать более внимательно.

Далее было ещё несколько пунктов таких же дебильных, иного слова и не подберёшь, обвинений, от которых я не оставил и камня на камне, сдабривая свою отповедь едкими замечаниями в адрес безграмотного в вопросах режима особиста. К тому времени жёсткие складки на лице комбрига разгладились и он уже не смотрел на меня волком; начальник политотдела молча встал и демонстративно вышел, показав всем своим видом, что он не желает участвовать в этом фарсе; а начальник штаба только что не смеялся, с трудом сдерживая себя. Один особист сидел как в воду опущенный. Где-то после третьего-четвёртого пункта моей лекции по вопросам режима секретности комбриг прервал меня, сказав, что ему всё понятно и я могу быть свободен, но тут я снова взял слово.

– Товарищ подполковник, вы правильно сказали, что выдвинутые против меня обвинения довольно серьёзные. Настолько, что я не могу их проигнорировать и считаю необходимым сегодня же письменно доложить о них начальнику восьмого отдела корпуса. Далее – на его усмотрение.

После этих слов особист потух и сник окончательно. В этот же день я выполнил своё обещание и отправил шифровку своему шефу. Тот, понятное дело, не оставил всё это без внимания, мы с ним были хорошими друзьями. А ещё через пару дней нашего особиста вызвали на ковёр уже к его начальнику. И, видимо, выдрали его так, что до самого конца моей службы в этой бригаде он старался нигде не пересекаться со мной.