574
1
Продолжение цикла " Цивилизация №0 "
Еще одна интересная статья из жж коллеги Харитонова.
(Изрядная часть материала потырена у уважаемого antimantikora)
Еще одна интересная статья из жж коллеги Харитонова.
(Изрядная часть материала потырена у уважаемого antimantikora)
Первые попытки освоения земледелия (на Ближнем Востоке, в X-XI тысячелетиях до н. э.) происходили в условиях последствий катаклизма глобального масштаба, сопровождавшегося массовым вымиранием представителей животного мира.
Естественно было бы предположить, что агротехнические эксперименты начнутся с растениями, имеющими крупные плоды и дающими большие урожаи уже в диких своих формах. Даже в «неокультуренном» состоянии клубни и корнеплоды в десять и более раз превосходят злаки и зернобобовые по урожайности, однако древний человек по каким-то причинам игнорировал этот факт, находящийся в буквальном смысле у него под носом.
Естественно было бы предположить, что агротехнические эксперименты начнутся с растениями, имеющими крупные плоды и дающими большие урожаи уже в диких своих формах. Даже в «неокультуренном» состоянии клубни и корнеплоды в десять и более раз превосходят злаки и зернобобовые по урожайности, однако древний человек по каким-то причинам игнорировал этот факт, находящийся в буквальном смысле у него под носом.
Однако почему-то возделывать и культивировать люди начали именно злаки. Но отнюдь не сегодняшние злаковые, за которыми тысячелетия истории культурного земледелия, а дикую пшеницу-однозернянку или двузернянку и двурядный ячмень. Пищевая эффективность этих растений не слишком высока - немного зерна получишь, даже если засеешь ими большое поле.
Интересное предположение, почему сама идея земледелия возникла именно в отношении злаковых, принадлежит katgift12::
"Дело в том, что дикие мыши, крысы и древние люди (прежде, чем они стали земледельцами) занимали один и тот же биотоп. Все они охотно селились по берегам рек, А мыши и крысы любят делать запасы. И запасают они, естественно, зерновые. И логично предположить, что не один и не два раза, а весьма регулярно люди эти их запасы находили и съедали (крупная мышь или крыса может насобирать в одном месте около полукилограмма зерна)… Откуда мыши берут этот продукт – догадаться легче легкого. «Посевной материал» - под рукой, те же мышиные запасы, причем УЖЕ с «искусственным отбором» (зоологам известно, да я и сама не раз наблюдала, что при наличии выбора грызуны тащат в свои запасы самые крупные экземпляры, например, колосьев). И понеслось…"
Земледельцы завоевывали лесную зону, выжигая лес, заодно истребляя и ассимилируя коренных жителей. Всё это тяжелый труд! Пожар на огнище приходилось постоянно возобновлять, задыхаясь от дыма. Год спустя разбивали угли. Затем пахали дерновину между пнями: хилой сохой четыре раза подряд, крест-накрест, после чего убирали корни и камни. Когда пни сгнивали — их корчевали. Затем наступал сев, который "отсушивал руки". И то, что взошло, отдавалось на волю недоброго случая. В течение первых трех лет готовое огнище давало скудный урожай "три к одному", который истощал почву на целых тридцать лет.
Однако древние земледельцы еще больше усложнили себе задачу, введя еще и самую сложную обработку урожая, какую только можно было придумать. Зерно - чрезвычайно трудоемкий продукт не только с точки зрения выращивания и сбора урожая, но и с точки зрения его кулинарной обработки. Прежде всего приходится решить проблему вышелушивания зерна из прочной и твердой оболочки, в которой оно находится. Обмолот постоянно грозил обернуться пожаром: колосья сушили в деревянных овинах на открытом огне. Нанося десятки тысяч ударов тяжелым цепом, люди получали усталостные переломы рук. Полученные цельные зерна древние земледельцы растирали в муку на специальных каменных зернотерках - своеобразных ручных жерновах, и степень трудоемкости этой процедуры, пожалуй, не имеет себе равных. Куда проще сварить кашу и не мучиться с превращением зерен в муку, тем более что питательная ценность от этого отнюдь не страдает! Однако факт остается фактом.
Какой же была награда за труды земледельцев? Полные закрома и тяжелые караваи? Нет, нечто другое: тюря, похмелье от скверной браги, постоянный весенний голод, поголовный кариес. Зубы истирались песком от жерновов. Земледельцы нередко испытывали поголовный авитаминоз. Обычная картина - тощие дети с огромными животами. Постоянные неурожаи. Саранча несла смерть целым деревням – а ведь для охотников она была лакомством, ее ловили и жарили. Вместо азартной охоты, надо было от зари до зари заниматься монотонным аграрным трудом. В крестьянской жизни всегда соседствовали изнурительный труд и нищета. Хорош ли был сам хлеб? Нет, мы едва ли согласились бы отведать ту кашицу из толченых зерен, поджаренную на раскаленных камнях. Вкусный дрожжевой хлеб — изобретение позднего Средневековья. Для его получения понадобилось изобрести десятки технических хитростей.
По законам экологии ни одно живое существо не добывает пищу ценой изнурительных усилий. Всякий вид стремится к минимизации затрат энергии, иначе он попросту вымрет. Первобытный человек не был исключением – он никогда не трудился "в поте лица". Человек миллионы лет занимался охотой и собирательством, в результате чего в наследуемой части психики закрепились соответствующие структуры-архетипы, вызывающие азарт и удовольствие от самого процесса охоты и собирательства – инстинкты, аналогичные тем, которые спасают животных от голодной смерти. Даже при самых больших расходах энергии охотник может не чувствовать усталости: ему дает силы энергия естественного азарта. В современном обществе в лес по грибы и ягоды идут гораздо чаще из-за азарта поиска, нежели для обеспечения себя едой. А охота вообще превратилась в развлечение людей с достатком. И то, и другое уже давно рассматривается как отдых.
И наоборот: земледелец способен испытать удовлетворение от вида собранного урожая, но сам процесс возделывания земли воспринимается им как тягостная необходимость, как тяжелый труд, смысл которого можно обнаружить только в будущем урожае, ради которого только и совершается «жертвоприношение труда» - чуждая человеку деятельность, неестественная для его природы, неизбежно будет вызывать у него неудовольствие. К длительному постоянному труду, чтобы добывать пропитание, люди стали прибегать лишь в земледельческих обществах. При этом самым тяжелым и малопродуктивным земледелием было возделывание именно злаков. Почему же его практиковали с таким упорством?
Есть мнение, что раннее злаковое земледелие — это не столько средство от голода, сколько религиозный культ, сакральная традиция, почти такой же "бессмысленная", как постройка пирамид или поимка рабов для кровавых жертвоприношений. Первоначально манипуляции с зерном считались не столько кулинарным, сколько ритуальным занятием, магией, где человек уподоблялся божеству. Эта магия воплощала два архетипа: "управление огнем" и "творение из праха". Вначале с помощью огня человек побеждал лес – сжигал его. Затем он сотворял урожай из "праха" - почвы. Далее этот урожай вновь следовало убить серпом, затем раздеть, обратить в прах – муку, из которой месили и вылепливали пирог – как Первочеловека, обработать сакральными силами – водой и огнем печи. Тогда он превращался в продукт, у которого ритуальное значение («хлеб — драгоценность!») гораздо выше пищевого. Его не просто ели – им причащались. Хлеб противопоставлялся мясу, но при этом отождествлялся с плотью человека (Первочеловека, Богочеловека). Таким же священнодействием было приготовление (и употребление) спиртных напитков. Если хлеб был божественной "плотью", то вино (точнее, зерновая брага) – "кровью". Возможно, именно такой "символический сакральный каннибализм" позволил человечеству покончить с древнейшей (и видимо, не менее священной) традицией – реальным сакральным каннибализмом.
В "дохлебную" эпоху господствовал другой архетип. Вместо "творения из праха" осуществляли "творение из целого", отсекая все лишнее от цельного куска камня, дерева, кости. Из цельного куска Демиург вырезал Первочеловека. Таковыми же были и технологии. Однако в конце каменного века, когда на юго-западе Евразии произошла неолитическая революция, изменилось не только хозяйство, но и мировоззрение. Люди стали творить посредством разрушения - чтобы получать не только выпечку, но и керамику, металл, стекло, известь. Измельчить, замешать, придать форму, обжечь…
Для всех этих ритуалов "творения из праха", "разрушения и воскрешения" требовалось одно: масса горючего. И до развития горной добычи его мог дать только лес. Казалось, человек поставил перед собой цель: уничтожить лес, чтобы получать священные и полезные материалы. Лес приобрел враждебный статус, а почитание Природы превратилось в противоборство с ней. Если лесные жители поклонялись земле, таинственной глубине Нижнего мира, дарующего жизнь и смерть, то ключевой фигурой индоевропейских мифов был антропоморфный бог-герой, который побеждал звероподобное божество Нижнего мира. Природа, Естество для земледельца – не Мать, не Дом, а враждебный Хаос, подлежащий уничтожению и замене на искусственный (примитивный, зато понятный и управляемый) Порядок.
Что же получает герой-землепашец в обмен на ударное преодоление самому себе состроенных затруднений? Земледельцы больше зависят от капризов природы, они привязаны к одному месту и к весьма ограниченному кругу ресурсов. Рацион их однообразней и в целом бедней. Поля требуют постоянной заботы и ухода, земледельческий труд отнимает очень много времени и оставляет все меньше возможностей заниматься охотой и собирательством на параллельных основаниях. На ранних ступенях освоение земледелия не только не давало каких бы то ни было преимуществ, но и, наоборот, приводило к заметному ухудшению качества жизни. Одним из ближайших следствий перехода к земледелию становится сокращение продолжительности жизни. Кроме того, земледельческо-скотоводческие поселения, многолюдные и скученные, были в гораздо большей степени, чем стойбища охотников, живших обычно небольшими группами по двадцать пять - пятьдесят человек, подвержены инфекциям и эпидемиям.
С другой стороны, эта же скученность и высокая плотность населения (а значит, и возможность создавать большие армии) и предопределила дальнейшее развитие человеческой цивилизации, позволив древним "ариям"-"пахарям" относительно легко захватывать чужие земли, уничтожать или ассимилировать местное население – ведь охотники и собиратели стремятся избегать большой скученности, затрудняющей их существование. Переход к земледелию стимулировал освоение технологий для строительства стационарного жилья и развитие технологии орудий труда, а значит, и оружия, изготовлением которых (хотя бы в силу занятости самих земледельцев) занимаются специалисты. Необходимость оборонять запасы продовольствия и саму землю от менее удачливых оголодавших соседей в сочетании с тяжелым монотонным трудом и постоянным стрессом от непривычной многолюдности культивировали агрессивность. Необходимость сосуществовать в больших сообществах с усложнившимися имущественными отношениями и как-то управлять ими привела к формированию новых социальных норм общественных отношений, более эффективной организации…
Культура зерновых земледельцев восторжествовала в Евразии (а потом и на всей планете) хотя бы потому, что имела больше стимулов и возможностей для агрессивной экспансии. Вместе с покоренным миром мы – их потомки – обрели цивилизацию с соответствующими нравственными ценностями в том виде, который большинству из нас представляется единственно возможным и логичным – только потому, что других примеров для сравнения у нас попросту нет.
источник: http://haritonoff.livejournal.com/86411.html
"Дело в том, что дикие мыши, крысы и древние люди (прежде, чем они стали земледельцами) занимали один и тот же биотоп. Все они охотно селились по берегам рек, А мыши и крысы любят делать запасы. И запасают они, естественно, зерновые. И логично предположить, что не один и не два раза, а весьма регулярно люди эти их запасы находили и съедали (крупная мышь или крыса может насобирать в одном месте около полукилограмма зерна)… Откуда мыши берут этот продукт – догадаться легче легкого. «Посевной материал» - под рукой, те же мышиные запасы, причем УЖЕ с «искусственным отбором» (зоологам известно, да я и сама не раз наблюдала, что при наличии выбора грызуны тащат в свои запасы самые крупные экземпляры, например, колосьев). И понеслось…"
Земледельцы завоевывали лесную зону, выжигая лес, заодно истребляя и ассимилируя коренных жителей. Всё это тяжелый труд! Пожар на огнище приходилось постоянно возобновлять, задыхаясь от дыма. Год спустя разбивали угли. Затем пахали дерновину между пнями: хилой сохой четыре раза подряд, крест-накрест, после чего убирали корни и камни. Когда пни сгнивали — их корчевали. Затем наступал сев, который "отсушивал руки". И то, что взошло, отдавалось на волю недоброго случая. В течение первых трех лет готовое огнище давало скудный урожай "три к одному", который истощал почву на целых тридцать лет.
Однако древние земледельцы еще больше усложнили себе задачу, введя еще и самую сложную обработку урожая, какую только можно было придумать. Зерно - чрезвычайно трудоемкий продукт не только с точки зрения выращивания и сбора урожая, но и с точки зрения его кулинарной обработки. Прежде всего приходится решить проблему вышелушивания зерна из прочной и твердой оболочки, в которой оно находится. Обмолот постоянно грозил обернуться пожаром: колосья сушили в деревянных овинах на открытом огне. Нанося десятки тысяч ударов тяжелым цепом, люди получали усталостные переломы рук. Полученные цельные зерна древние земледельцы растирали в муку на специальных каменных зернотерках - своеобразных ручных жерновах, и степень трудоемкости этой процедуры, пожалуй, не имеет себе равных. Куда проще сварить кашу и не мучиться с превращением зерен в муку, тем более что питательная ценность от этого отнюдь не страдает! Однако факт остается фактом.
Какой же была награда за труды земледельцев? Полные закрома и тяжелые караваи? Нет, нечто другое: тюря, похмелье от скверной браги, постоянный весенний голод, поголовный кариес. Зубы истирались песком от жерновов. Земледельцы нередко испытывали поголовный авитаминоз. Обычная картина - тощие дети с огромными животами. Постоянные неурожаи. Саранча несла смерть целым деревням – а ведь для охотников она была лакомством, ее ловили и жарили. Вместо азартной охоты, надо было от зари до зари заниматься монотонным аграрным трудом. В крестьянской жизни всегда соседствовали изнурительный труд и нищета. Хорош ли был сам хлеб? Нет, мы едва ли согласились бы отведать ту кашицу из толченых зерен, поджаренную на раскаленных камнях. Вкусный дрожжевой хлеб — изобретение позднего Средневековья. Для его получения понадобилось изобрести десятки технических хитростей.
По законам экологии ни одно живое существо не добывает пищу ценой изнурительных усилий. Всякий вид стремится к минимизации затрат энергии, иначе он попросту вымрет. Первобытный человек не был исключением – он никогда не трудился "в поте лица". Человек миллионы лет занимался охотой и собирательством, в результате чего в наследуемой части психики закрепились соответствующие структуры-архетипы, вызывающие азарт и удовольствие от самого процесса охоты и собирательства – инстинкты, аналогичные тем, которые спасают животных от голодной смерти. Даже при самых больших расходах энергии охотник может не чувствовать усталости: ему дает силы энергия естественного азарта. В современном обществе в лес по грибы и ягоды идут гораздо чаще из-за азарта поиска, нежели для обеспечения себя едой. А охота вообще превратилась в развлечение людей с достатком. И то, и другое уже давно рассматривается как отдых.
И наоборот: земледелец способен испытать удовлетворение от вида собранного урожая, но сам процесс возделывания земли воспринимается им как тягостная необходимость, как тяжелый труд, смысл которого можно обнаружить только в будущем урожае, ради которого только и совершается «жертвоприношение труда» - чуждая человеку деятельность, неестественная для его природы, неизбежно будет вызывать у него неудовольствие. К длительному постоянному труду, чтобы добывать пропитание, люди стали прибегать лишь в земледельческих обществах. При этом самым тяжелым и малопродуктивным земледелием было возделывание именно злаков. Почему же его практиковали с таким упорством?
Есть мнение, что раннее злаковое земледелие — это не столько средство от голода, сколько религиозный культ, сакральная традиция, почти такой же "бессмысленная", как постройка пирамид или поимка рабов для кровавых жертвоприношений. Первоначально манипуляции с зерном считались не столько кулинарным, сколько ритуальным занятием, магией, где человек уподоблялся божеству. Эта магия воплощала два архетипа: "управление огнем" и "творение из праха". Вначале с помощью огня человек побеждал лес – сжигал его. Затем он сотворял урожай из "праха" - почвы. Далее этот урожай вновь следовало убить серпом, затем раздеть, обратить в прах – муку, из которой месили и вылепливали пирог – как Первочеловека, обработать сакральными силами – водой и огнем печи. Тогда он превращался в продукт, у которого ритуальное значение («хлеб — драгоценность!») гораздо выше пищевого. Его не просто ели – им причащались. Хлеб противопоставлялся мясу, но при этом отождествлялся с плотью человека (Первочеловека, Богочеловека). Таким же священнодействием было приготовление (и употребление) спиртных напитков. Если хлеб был божественной "плотью", то вино (точнее, зерновая брага) – "кровью". Возможно, именно такой "символический сакральный каннибализм" позволил человечеству покончить с древнейшей (и видимо, не менее священной) традицией – реальным сакральным каннибализмом.
В "дохлебную" эпоху господствовал другой архетип. Вместо "творения из праха" осуществляли "творение из целого", отсекая все лишнее от цельного куска камня, дерева, кости. Из цельного куска Демиург вырезал Первочеловека. Таковыми же были и технологии. Однако в конце каменного века, когда на юго-западе Евразии произошла неолитическая революция, изменилось не только хозяйство, но и мировоззрение. Люди стали творить посредством разрушения - чтобы получать не только выпечку, но и керамику, металл, стекло, известь. Измельчить, замешать, придать форму, обжечь…
Для всех этих ритуалов "творения из праха", "разрушения и воскрешения" требовалось одно: масса горючего. И до развития горной добычи его мог дать только лес. Казалось, человек поставил перед собой цель: уничтожить лес, чтобы получать священные и полезные материалы. Лес приобрел враждебный статус, а почитание Природы превратилось в противоборство с ней. Если лесные жители поклонялись земле, таинственной глубине Нижнего мира, дарующего жизнь и смерть, то ключевой фигурой индоевропейских мифов был антропоморфный бог-герой, который побеждал звероподобное божество Нижнего мира. Природа, Естество для земледельца – не Мать, не Дом, а враждебный Хаос, подлежащий уничтожению и замене на искусственный (примитивный, зато понятный и управляемый) Порядок.
Что же получает герой-землепашец в обмен на ударное преодоление самому себе состроенных затруднений? Земледельцы больше зависят от капризов природы, они привязаны к одному месту и к весьма ограниченному кругу ресурсов. Рацион их однообразней и в целом бедней. Поля требуют постоянной заботы и ухода, земледельческий труд отнимает очень много времени и оставляет все меньше возможностей заниматься охотой и собирательством на параллельных основаниях. На ранних ступенях освоение земледелия не только не давало каких бы то ни было преимуществ, но и, наоборот, приводило к заметному ухудшению качества жизни. Одним из ближайших следствий перехода к земледелию становится сокращение продолжительности жизни. Кроме того, земледельческо-скотоводческие поселения, многолюдные и скученные, были в гораздо большей степени, чем стойбища охотников, живших обычно небольшими группами по двадцать пять - пятьдесят человек, подвержены инфекциям и эпидемиям.
С другой стороны, эта же скученность и высокая плотность населения (а значит, и возможность создавать большие армии) и предопределила дальнейшее развитие человеческой цивилизации, позволив древним "ариям"-"пахарям" относительно легко захватывать чужие земли, уничтожать или ассимилировать местное население – ведь охотники и собиратели стремятся избегать большой скученности, затрудняющей их существование. Переход к земледелию стимулировал освоение технологий для строительства стационарного жилья и развитие технологии орудий труда, а значит, и оружия, изготовлением которых (хотя бы в силу занятости самих земледельцев) занимаются специалисты. Необходимость оборонять запасы продовольствия и саму землю от менее удачливых оголодавших соседей в сочетании с тяжелым монотонным трудом и постоянным стрессом от непривычной многолюдности культивировали агрессивность. Необходимость сосуществовать в больших сообществах с усложнившимися имущественными отношениями и как-то управлять ими привела к формированию новых социальных норм общественных отношений, более эффективной организации…
Культура зерновых земледельцев восторжествовала в Евразии (а потом и на всей планете) хотя бы потому, что имела больше стимулов и возможностей для агрессивной экспансии. Вместе с покоренным миром мы – их потомки – обрели цивилизацию с соответствующими нравственными ценностями в том виде, который большинству из нас представляется единственно возможным и логичным – только потому, что других примеров для сравнения у нас попросту нет.
источник: http://haritonoff.livejournal.com/86411.html
Источник:
Ссылки по теме:
- Burning Man 2017: фотографии с крупнейшего и самого безумного фестиваля в мире
- Художница вырезает шедевры из обычной бумаги
- 12 потрясающих сооружений со всего мира
- Индийские интернет-сериалы, которые непременно надо посмотреть
- Фотограф показала, как обычный поцелуй меняет человека
Метки: Загадки истории далёкого прошлого археология биология древний мир древняя цивилизация искусство каменный век культуры
Новости партнёров
реклама
Охотнику, чтобы прокормить семью, требуется (в средней полосе) 14 кв. километров охотничьих угодий. Это квадрат почти 4 на 4 километра.
(Не помню, откуда помню. У Гумилева что ли читал)
Землепашцу нужно полгектара засеянной земли. Плюс пастбища и корма на зиму для домашней скотины...
Отсюда и излишки продовольствия, и "скученность", т.е. возможность селиться более частыми поселениями.
Есть еще термин "несущая способность территории" - сколько людей на ней могут прокормиться и выжить.
В случае охотника - одна семья на 14 кв.км. Можно прикинуть общую численность на любую площадь, например на 100 000 кв. км.
В случае крестьянина - гораздо больше.
И так далее...