Погоня

Старик эвенк Чапогир проснулся от рычания собак. «Наверное, олень к ним близко подошел», — подумал он. Прислушался. Со стороны собак в палатке послышались характерные пощелкивания оленьих копыт. Он успокоился. Жена спала. Сырые дрова из чурбаков лиственницы, заложенные в печку еще с вечера, не успели прогореть, и от печки шло слабое тепло.

«Днем уже весной пахнет. Снег уплотняется, ночью встают насты, но днем они не то что оленя, крупную собаку не выдержат. Вчера в затишье курил, чувствуется, как солнце греет. На южной стороне лиственницы смола пробует выступать. Вчера из ельника слышал мелодичный свист самца рябчика — территорию метит. Весна не за горами», — философствовал про себя старый таежник.

Мысли прервала жена. Она проснулась. Оделась и занялась своими делами: растопила печку, поставила на нее котел с тушеной сохатиной и чайник. Когда все было готово, сказала: «Дяна илми». Это была команда — пора вставать.

После завтрака Чапогир стал собираться на охоту. Вышел из палатки. Солнце еще не взошло. Решил взять с собой запасного учуга. Поймал двух оленей, выбирая самых легких, чтобы меньше днем проваливались. Привязал к седлу поводок с собакой по кличке Гирки, что означает — друг. Сегодня он решил осмотреть распадки по левому берегу реки. Он проехал почти пять километров и лишь у третьей распадки встретил свежий след чипкана — соболя.

На его счастье, зверек был недалеко. Вспугнутый собакой, тот не стал искушать судьбу и юркнул в упавший трухлявый ствол. Старик попытался соболя выгнать, постукивая обухом топора, но безрезультатно. Придется выкуривать. Гирки, чуя соболя, метался вдоль ствола, скреб лапами снег, глубоко втягивал воздух из пустотелой сердцевины. Охотник обошел ствол и внимательно осмотрел его. Обнаружил лишь одно дупло, сделанное дятлом: «Гнездо здесь раньше было» — подумал старик.

Он забил дыру пробкой из лиственницы. Убедившись, что больше нет выходных отверстий, у комля разжег костерок и бросил сверху мох, чтобы больше было дыма. Соболь заурчал. Гирки продолжал кружиться рядом и на звуки, издаваемые зверьком, отвечал лаем. Старик топором вырубил в стенке бревна небольшое отверстие, чтобы через него мог бы выскочить соболь.

Охотник слышал, как зверек, урча, начал перебираться вдоль ствола в направлении отверстия. Старик стоял с «тозовкой» напротив. Из нее пошел дымок, а за ним показался кончик мордочки. Старик выстрелил. Немного подождал. Из ствола никто не урчал и никто не скребся. Тогда он топором расширил отверстие и вытянул соболя. Он был крупным, черным. «Хорош», — решил Чапогир и приторочил добычу к седлу.

После перекура он направился вдоль склона, где росли кедры. Старик надеялся здесь встретить соболя. Он проехал километра четыре, но свежего следа не обнаружил. Тогда решил проехать вдоль ельника. Этот переход не был напрасным. Здесь был свежий след. Охотник освободил Гирки от поводка. Тот сразу же побежал по следу. Вскоре вдали послышался настойчивый лай собаки. «Нашел, молодец Гирки, — подумал он. — Далеко ушел, не меньше, наверное, двух километров». По голосу лайки Чапогир понял, что соболь сделал очередную перебежку. «Пытается запутать собаку», — подумал старик.

Он пересел на свежего учуга и погнал его в направлении, где раздавался лай собаки. Вскоре он увидел Гирки около ели. Долго охотник всматривался в крону. Наконец, увидел соболя, прижавшегося к большому сучку. Руки слегка дрожали. Поймав на мушку голову, выстрелил. Задевая ветки, соболь стал падать вниз. Не успев долететь до земли, зацепился за сучок. «Не повезло, — решил старик, — надо жердь рубить и сталкивать зверя. Если не получится, придется рубить ель».

Посмотрев на толстый ствол, он подумал: «Хынгды асикта» — большая ель, трудно будет рубить. Пошел к тонкомерному лиственнику. Выбрал дерево нужной длины. Надсек двумя сильными, точными ударами — справа и слева, а затем сильно нажал рукой ствол, и дерево рухнуло. Отрубив ветки, отнес жердь к ели. С третьей попытки столкнул соболя. Этот зверек был меньше первого и светлее. «Все равно хорош», — подумал старый охотник, поглаживая мягкую, шелковистую шкурку соболя.

Старик вернулся к палатке, когда небо уже покрылось звездами. Жена выглянула из палатки и тут же скрылась. Он слез с учуга, снял седло. Оленей пустил пастись. Гирки привязал на свое место и подумал: «Я устал, олени устали, Гирки устал, все устали». Жена уже приготовила ужин: испекла свежий хлеб — колобо, сделала чукин — слегка обжаренная в собственном соку оленина, заварила душистый чай.

После еды он ободрал соболей и натянул шкурки на правилки. Жена отнесла корм собакам. Вымыла посуду. Поставила ее на место. Положила в печку три толстых неколотых сырых лиственничных чурбака, чтобы медленно горели.
Утром он проснулся вновь раньше жены и подумал: «Ночью морозец был слабый. Наст становился с каждым днем слабее. На охоту на учуге не стоит ехать. Можно будет на лыжах сходить до обеда и взять с собой Суги (что означает — буран). Улуки (белку) посмотрю».

Жена встала и занялась утренними хлопотами по хозяйству. Позавтракали спокойно, не спеша, без лишних разговоров. Когда за плечами больше сорока лет совместной жизни, то понимаешь друг друга не то что с полуслова — с полувзгляда.

После завтрака Чапогир стал собираться на охоту. В левую руку взял поводок с Суги, в правую лыжную палку (тэскэн) и направился к ельнику, где по склону хребта часто попадаются кедры. Правда, кедры небольшие, но уже лет десять плодоносят. Там Чапогир рассчитывал найти белок. Этот участок он всегда оставлял на конец сезона. Подойдя к ельнику, он спустил Суги с поводка. Минут через двадцать послышался лай собаки. Охотник поспешил туда.

Белка, с поднятым кверху хвостом, спокойно сидела на сучке ели и вышелушивала шишку. Когда охотник ближе подошел к дереву, она так же спокойно и уверенно продолжала потрошить шишку, только чешуйки медленно опускались на землю. Чапогир снял «тозовку», оттянул затвор и прицелился в голову. Было слышно, что пуля попала в зверька, по тайге эхом прокатился хлопок выстрела, и белка свалилась к ногам старика. Он поднял мягкий комочек с ушами- кисточками. Подбежала собака. Охотник дал ей лизнуть окровавленную головку белки.

До полудня добыл еще четырех. В сосняке Суги поднял глухаря. Тот уселся на большом сучке старой, с обломленной вершиной сосне. Старик любил этих птиц. Красивая птица и клюв, словно выточенный из мамонтового бивня. Суги спокойно, ненастойчиво лаял. «Знает свое дело», — подумал охотник. Глухарь с любопытством рассматривал зверюгу, которая, как он понимал, ничем ему не угрожает.

Когда расстояние между птицей и стрелком составило около пятидесяти метров, охотник решил остановиться. «Ближе подходить нельзя. Улетит. Надо стрелять отсюда, из укрытия». Выстрел еще не успел раскатиться по тайге, а старик уже был уверен, что он попал в цель. Глухарь, реликт тайги, ударился о снег. Старый охотник был рад и доволен. Но не подал виду. «Удачный день оказался», — подумал старик, ощущая тяжесть поняги.

К палатке он подошел с Суги, когда в небе загорались звезды и плыла большая луна над горизонтом. Жена вышла из палатки. Забрала у мужа собаку и привязала ее. Чапогир поставил к лиственнице лыжи и палку. Отвязал от поняги добычу и передал жене. Та глухаря положила на лабаз, а белок занесла в палатку. За ужином жена рассказала, что пока его не было, заезжал Оегир. Рассказала о новостях в оленеводческой бригаде сына Михаила. Приходили волки, зарезали четыре головы. Стадо разогнали.

Пришлось пастухам целый день собирать разбежавшихся оленей. Сообщение о волках Чапогир встретил спокойно, волки один-два раза за зиму каждый год нападают на совхозные стада. После ужина Чапогир снял шкуры с белок, а жена повесила их для просушки. После обильной еды, ароматного чая и тепла от печки старика совсем разморило. Жена отнесла корм собакам, вымыла посуду, постелила постель.

Чапогир с большим удовольствием укрылся под меховым одеялом. Он вспомнил разговор про волков и подумал: «Оленей у меня немного — двенадцать голов. Запах от них небольшой, не то что от большого стада. Вряд ли волки смогут учуять моих оленей». С этой мыслью он и заснул. Ему снились беспокойные сны.

Утром он выбрался из полога, оделся и вышел на улицу. К нему сразу подбежали олени, которые находились недалеко от палатки. Они стали отталкивать друг друга. Он посмотрел вокруг и увидел, что снег на обзорном пространстве весь перепахан, взрыхлен. «Олени хорошо здесь покопались. Свежего ягеля мало. Завтра надо будет маленько аргишить, чтобы у оленей был свежий корм да чтобы далеко от палатки не уходили. Он посмотрел, сколько оленей крутилось около него — девять. А остальные три были где-то в стороне.

«После завтрака надо будет оленей соединить в одном месте, так будет спокойнее». Он прислушался и вдалеке услышал звон ботала. По звуку определил, что это олень по кличке Тэгэр — корень. Далековато ушел. Рядом с ним всегда держится самый крупный олень старика по кличке Моты — лось. Он долго вслушивался в звуки тайги, но малинового звука колокольчика Моты не услышал. «Может, отдыхает». Не было слышно и звука ботала Тэгэ. «Тоже, однако, отдыхает», — подумал старый охотник.

На завтрак жена подавала отварной язык сохатого и мягкий колобо, а также ароматный чай. Трапеза проходила молча. Лишь когда жена убрала все со стола и поставила столик на место, он сказал: «Завтра будем аргишить».

После перекура старик решил посмотреть оленей. Он накинул на себя парку, по привычке прихватил «тозовку», взял маут-аркан, бинокль. Надел лыжи, прихватил тэскэн и направился к тому месту, откуда ранее доносились звуки ботала. Пройдя с километр, он услышал перезвон ботала. Пошел в направлении звуков. Скоро увидел Тэгэра. Тот лежал и изредка мотал головой. Он подошел к оленю почти вплотную, лишь после этого тот поднялся и, прихрамывая, медленно направился в сторону палатки.

Чапогир сразу обратил внимание на правую заднюю ногу оленя. На ней виднелась рана: кожа была разорвана, словно разрезана ножом. Правое ухо было разорвано, и голова справа была в засохшей крови. Эти две раны многое рассказали опытному охотнику. «На оленя напал волк, он прыгнул, чтобы разорвать оленю горло. Это его излюбленный прием, но немного не рассчитал и резанул своими клыками по уху животного. Вдогонку он успел цапнуть по задней ноге оленя. Почему волк не стал дальше преследовать оленя?» Он внимательно осмотрел все вокруг. Потом обозрел окрестности в бинокль. Послушал — Моты нигде не было. Сердце у него екнуло.

Чапогир поймал маутом Тэгэра и повел его к месту, где вечером выпасались олени. Придя туда, старик увидел жуткую картину: недалеко от копаницы лежали останки молодого пегого оленя, которому было четыре года. Метрах в тридцати лежал труп второго оленя. Он сразу догадался, что это Моты — его лучший, самый сильный учуг, всегда выручавший его в дальней или трудной дороге. Он давно решил, что никогда не убьет этого оленя и ни на что его не променяет. Он никогда не думал, что жизнь этого оленя может так оборваться, комок обиды подкатил к его горлу. Он беспомощно огляделся вокруг. Он еще раз внимательно осмотрел останки оленей. Мясо с груди, с крупа, бёдер было съедено.

Чапогир мысленно оценил обстановку. «Нападала не пара матерых, а целая стая». Ясно, что они были очень голодны и пробежали по тайге немало километров, прежде чем наткнулись на его оленей. И на радостях нажрались до отвала. После насыщения они недалеко отсюда расположились на «дневку».

Он быстро понял, куда направились звери: цепочка следов тянулась на северо-восток. «Наверняка направились к ельнику или к рядом расположенному сосняку», — подумал охотник.

Он не стал трогать останки оленей, решив вернуться к ним позже. С оленем направился к палатке. Там он рассказал жене о случившемся несчастье. Вдвоем они обработали рану Тэгэра, зашили ее шелковой ниткой и смазали медвежьим жиром.

Чапогир оценил сложившуюся обстановку: до полудня остается не более часа, наст уже ослаб, волчья стая отдыхает рядом, самое время отомстить им за оленей — устроить погоню. Это единственная возможность рассчитаться с хищниками. У Чапогира опыт есть. Дважды он участвовал в погоне за серыми разбойниками вместе с отцом, лет пять назад один преследовал пару матерых разбойников и добыл их.

Конечно, возраст немолодой, силы не те, что раньше, но и сдаваться не следует.

Он стал собираться в дорогу. Жена помогала без лишних слов и вопросов. К поняге он прикрепил топор, кусок тонкого брезента с веревочками, мешочек, в котором лежали кружка, сахар с чаем, сушеную оленину, запасной коробок спичек, завернутый в бересту, запас патронов в упаковке. Подпоясался ремнем, на котором сбоку в ножнах висел охотничий нож. Надел шапку. Заткнул за пояс рукавицы. В один карман куртки положил трубку, табак, спички, в другой — патроны.

Старик надел лыжи, понягу, повесил за спину бинокль и карабин, достал из-за пояса рукавицы и уверенно взял в правую руку тэскэн. Собаки жалобно заскулили, но он не собирался их брать с собой. Не их время сейчас. Скоро он вышел на волчий след-тропу и пошел более размашистым, уверенным шагом. И подумал: «Теперь, главное, направлять хищников в сторону глубокого снега. Наст не будет их держать, а как пойдут махом, так быстро выдохнутся. Главное, самому раньше их не свалиться».

Как и предполагал старик-охотник, цепочка волчьих следов потянулась к ельнику. Ельник был редким, прозрачным. Идти по нему было легко. Волчий след тянулся лентой — это позволяло срезать, укорачивать путь.

Старик старался идти широким, с накатом шагом. Он прошел около двух километров и только тогда увидел в сосняке лежки волков. Он сосчитал количество лежек. Их оказалось нюнун — шесть.

Услышали ли волки старика или учуяли его, ему было безразлично. Для него было важно, что они недалеко, они рядом. По следам было видно, что волки пошли друг за другом. Впереди шел матерый зверь, за ним молодняк и замыкает второй матерый зверь.

Время приближалось к полудню. При ходьбе в отдельных местах волки начали проваливаться. И он ускорил шаг. «Теперь важно сократить расстояние до волков, заставить их идти махами, тогда они быстро выдохнутся», — подумал старик. Погоня началась.

Его лыжи скользили и скользили вдоль волчьих следов. Он догадался, что звери идут в сторону озера. На озере хотя снега тоже много, но он там слежавшийся и легче будет зверям отталкиваться, прыжок будет длиннее. Старик с еще большим старанием стал накатывать лыжи, помогая себе сильными толчками лыжной палкой. Когда он подъехал к краю озера, то увидел: волчья стая, тяжело продвигается в противоположную заводь озера. Звери шли, опустив головы.

Старик не стал брать карабин в руки, посчитав, что еще далековато. А лыжи его скользили и скользили в направлении хода волков. Подойдя к противоположному берегу озера, волки немного потоптались, как бы совещаясь, что делать дальше. Оставаться на озере нельзя — опасность надвигается, войти в тайгу — снег глубокий. Пошли в тайгу. Их временное колебание позволило старику сократить сотню, а может, больше метров.

Старик вслед за хищниками пересек озеро и вошел в тайгу. Он хотел еще прибавить скорости, но чувствовал, что это уже невозможно. Он и так шел на пределе своих возможностей. Пот, заливавший лицо, стал проступать на лопатках и между ними. Время давно перевалило за полдень. «Быстрее, быстрее», — продолжал про себя твердить. Хотя и эта настойчивая команда не прибавляла ему скорости. Все имеет предел. Он продолжал требовать от своего организма невозможного. И вдруг, совершенно неожиданно, его нос уловил волчий запах.

И вот он увидел своих врагов. Он увидел тех, которые беспощадно уничтожили ему дорогих оленей. И волки увидели его. Они впервые за все время погони посмотрели друг на друга с близкого расстояния. Волки барахтались в глубоком снегу. Старик сдернул с плеча карабин. Мушка ходила. Как мог, он удерживал свое прерывистое дыхание. И вот раздался выстрел, за ним другой. Спустя несколько секунд грянул третий и вскоре четвертый. Выстрелы вызвали у волков панику. Они нарушили свой стройный ряд и бросились врассыпную. Три зверя остались лежать на снегу.

«Надо крайнего не упустить», — подумал старик. Не надевая карабин на плечо, он пробежал метров сто, тем самым сократил расстояние до пытающегося уйти в сторону волка. Чтобы надежнее выцелить, охотник руку с карабином прижал к лиственнице. И, поймав на мушку лопатку зверя, выстрелил. Волк лязгнул зубами. Дернулся и ткнулся мордой в снег. «Готов дыги иргичи (четвертый волк)», — подвел итог про себя старик. Надо продолжать погоню.

«Осталось дюри иргичи (два волка)», — подумал старик. Теперь вместо одной вспаханной полосы тянулось два отдельных следа. Наст животных не держал. Примерно через триста метров он догнал первого волка. После выстрела зверь пытался ползти. Тогда старик выстрелил вторично. Он подошел к хищнику. Это был самый крупный, матерый самец. Килограммов семьдесят будет, прикинул в уме старый охотник.

Солнце уже клонилось к горизонту. Следует скорее возвращаться назад — к следу ушедшего последнего зверя. Теперь охотнику стало ясно, что ушедший волк — это волчица. Усталость навалилась на все тело. Карабин представлялся ему двухпудовой гирей. Ноги словно свинцом налили, но он их продолжал переставлять и что было сил отталкивался палкой. Вот и последний след. Теперь только вперед и вперед. Пред глазами он видел только след одинокой волчицы. Голова кружилась, сердце сильно колотилось, стучало в висках. Он почувствовал, что может упасть. Он понимал, что это будет конец — не сможет подняться, не сможет продолжить погоню.

Старик понял, что надо на какое-то мгновение передохнуть у первого попавшегося дерева. Он так и сделал. Здесь он наконец оторвал глаза от следа и посмотрел перед собой. В пятнадцати метрах от него сидела волчица. Все произошло мгновенно. По изменившейся позе волчицы старик понял, она готова к прыжку. И когда зверь сделал первое движение — выстрелил в грудь. Волчица поползла в сторону, и тогда он выстрелил второй раз.

Волчица была очень крупной, раньше такой величины самок он не видел, и шерсть у нее была не светло-серой с темным ремнем на спине, как у остальных, а темно-песочной.

Силы окончательно покинули его. Он прислонил к дереву карабин, снял лыжи, сел на них и закурил трубку. Курил и думал: «Погоня окончена». Однако далеко от палатки ушел. Километров двадцать пять будет. Вон уже и берег Таймуры просматривается. Его клонило в сон. Но он почувствовал, что холод подбирается к его сырой от пота одежде.

Он решил еще раз себя пересилить. На лыжах пошел за дровами. Срубил две сухие лесины. Нарубил кедрового лапника. Разжег костер. Закрепил кусок брезента, чтобы его экран отражал тепло, затем свернулся клубком и с мыслью, что завтра будет дома, где его ждут жена, друзья собаки, родные олени, уснул.