Курьезы военной медицины и экспертизы от Денис за 16 января 2018 (1 фото)

На уроках физики в советских школах был популярен один опыт: учитель ставил стакан с холодной водой под герметичный стеклянный колпак, подсоединенный к вакуумному насосу. Затем воздух отсасывался из-под колпака, и холодная вода вмиг закипала перед изумленными учениками. Так в разделе «термодинамика» демонстрировалась связь между давлением и точкой кипения. Вспомнили такую зависимость? Она и будет преамбулой к этому рассказу. В общем-то для проницательного читателя уже всё ясно, и если Вам не по нутру цинизм военно-медицинской судебной экспертизы, то дальше лучше не читать.

В начале 80-х в Советском Союзе развернулись работы по созданию космического корабля многоразового использования «Буран». Корабль был создан, да только не использовался — перестройка помешала. Но в те годы о такой перспективе российских космических новаций ещё никто не ведал, и научные изыскания в данной области шли полным ходом. Одной из задач было создать автоматическую систему планирования и посадки. При посадке все космические челноки больше всего похожи на летящие с громадной скоростью утюги с маленькими крылышками, нежели на самолеты — топлива в них уже нет и двигатели не работают.

В СССР был один очень скоростной истребитель-перехватчик МИГ-25. До появления американского SR-71 (Black Bird), он более десятилетия держал абсолютный рекорд скорости для самолетов. Вот и создали из него машину по испытанию некоторых узлов «Бурана», конечно же проведя глубокую модернизацию самого планера МИГа. Многие дюралевые детали внешней обшивки сменили на титан, а там где был титан, стал ниобий. Из-за громадной стоимости эту машину, существовавшую в единственном экземпляре, в шутку стали называть «жарптицей». Изначально выбрали учебный, двухпилотный, вариант МИГа. Первое место было освобождено под испытуемую навигационную систему, а на заднем месте сидел пилот — он корректировал, а по тому времени и программировал, электронику по принципу «аналог моих действий», ну и сажал самолет, если автоматика барахлила. Для придания дополнительного силового момента и достижения необходимой скорости придумали нехитрый, но весьма эффектвиный метод «разгона на лапах» — вместо ракет и подвесных топливных баков под крыльями подвесили твердотопливные ускорители. Истребитель ими «стрелял», как ракетами, но не отпускал их со своих «лап» до полной выработки топлива. По слухам, этот самолетно-ракетный гибрид перекрывал SR-71 и по скорости, и по потолку, забираясь на 4-х Махах (скоростях звука) далеко за 30 км, где и сам-то аэродинамический полёт крайне проблематичен — воздуха мало. Правда активное полётное время было очень коротким — около двадцати-тридцати минут, но для поставленной задачи большего и не требовалось. Само собой разумеется, что для экономии времени и средств, модернизировали только то, что не менять было нельзя. Самолёт не предназначался для долгой эксплуатации, и многие узлы безжалостно выкидывались для облегчения взлетной массы, что неизбежно сказалось на общей надёжности машины.

И вот однажды, по неведомым мне причинам, на пике высоты и скорости случилось ЧП — сброс колпака, как при катапультировании лётчика. При этом само кресло с лётчиком не «отстрелилось». Летуны таких машин всегда находятся в специальных стратосферных костюмах, способных компенсировать разгерметизацию, да только не в позиции мотоциклиста на скоростях вчетверо превышающих скорость звука. Давайте опять вспомним школьную физику — сопротивление среды возрастает пропорционально квадрату возрастания скорости. То есть, если обычный летчик-истребитель с громадным риском для жизни катапультируется на двух скоростях звука (а это уже быстрее скорости снайперской пули) — поток воздуха ломает кости и рвёт в клочья суперпрочный материал костюма и обшивку кресла. В данном случае сопротивление среды было в четыре раза выше. На скорости 4М трение об воздух даже метал горячим делает, а уж пластик-синтетику… Четырёхкратного запаса прочности не только для лёгких скафандров, но и для тяжёлой техники не предусмотрено.


Уникальность ситуации в том, что лётчик был жив в первые секунды после аварии, видимо его гермошлем «потёк» позже. Видя безвыходность ситуации, после того как не сработал пиропатрон под креслом, он каким-то чудом и абсолютно нечеловеческим усилием сумел переключить самолёт на «бурановский» автопилот. Через десять минут автоматика благополучно посадила машину на взлётно-посадочную полосу военного аэродрома «Горелое».

К самолёту немедленно прибыла специальная группа. Портативных видеокамер тогда не было, и документальную съёмку производили на допотопную кино— и фотоплёнку. То, что мы позже увидели на экране, впечатляло. Стороны пилотского кресла, попавшие под прямой воздушный поток казалось были срезаны циркулярной пилой. Прочные гофрированные шланги с металлическими кольцами для подачи воздушно-кислородной смеси в гермошлем были стёсаны, как будто какой-то вандал довольно долго их обрабатывал грубым напильником. Все пластиковые части пилотской кабины жутко оплавлены, а по остаткам штурвала похоже прошлись пескоструйным аппаратом или ножовкой. Также были проплавлены боковые поверхности гермошлема, а пластиковый щиток-забрало выглядел так, словно его хорошенько пожгли паяльной лампой. Алюминиевые части скафандра казалось попали под автогеновый газовый резак, металл был оплавлен, а кое где и испарился, сгорая оставив только тонкий оксидный слой. Чудо, что сам самолёт не сгорел. Всё же 25-й «Мигарь» — гениальная конструкция для своего времени!

Но самое интересное было впереди. Труп лётчика прямо в скафандре быстро доставили в прозекторскую Кафедры Судебной Медицины и Экспертизы Военно-Медицинской Академии. Плечей и рук у трупа не было. Плечи срезало воздушным потоком, а руки, судя по характерным повреждениям оставшихся окружающих тканей, вырвало ещё раньше. Вдавления на теле свидетельствовали, что какие-то секунды оторванные руки болтались флагами в рукавах высотного костюма, и отлетели только после того, как перегорел пластик и изорвалась тонкая проволока, вплетённая в определённые места на плечах.

Парадокс, но голова лётчика была на месте. Шлем плотно вклинило в оставшийся каркас модернизированного «Казбека», высокого пилотского кресла, хотя то, что было ниже довольно сильно пострадало — шея была ободрана до позвоночного столба, на котором остались засохшие кусочки когда-то мягких тканей, ставших весьма твёрдыми. Под шейным кольцом гермошлема болталась размочаленная бахрома авизента, а через забрало смотрело страшное лицо пилота. Лицо было плотно прижато к пластику, и причина этого была выявлена сразу, как сняли шлем. Вследствие резкой разгерметизации внутричерепное давление просто взорвало мозговой череп, который моментально раскололся по всем основным швам, а вот с лицевым черепом, такого не произошло — там в костях много воздушных полостей, скомпенсировавших абарический удар. Дальше набегающий под кольцо шлема воздушный поток плотно впечатал лицо в забрало, заодно основательно подсушив биологические жидкости, попавшие в шлем. Глаза пилота были широко открыты, а вместо чёрных зрачков на нас смотрели мутно-белые. Хоть роговица глаз и разорвалась от кипения стекловидного тела глаза, горячий пластик «сварил» прижатые к нему глаза, как яйца всмятку — белый цвет свидетельствовал о тепловой денатурации белка.

На вскрытии тоже были удивительные вещи — крови не было. Камеры сердца были пусты и вместо крови там были ярко-красные пузыри. Кипение просто вытолкнуло кровь из сердца, да и в аорте и лопнувших крупных сосудах вместо крови была пена — следствие бурного выделения кислорода из гемоглобина и, опять же, кипения плазмы. Печень напоминала поролон, настолько вся она была забита мелкими пузырьками. При прикосновении к коже трупа, последняя издавала странный звук, похожий на скрип снега под сапогами в мороз. Это явление (подкожная газовая крепитация) было вызвано тем, что жир в подкожно-жировой клетчатке тоже закипел.

Причину смерти описали просто — разрыв мозга и гипобарическое закипание всех биологических жидкостей тела. Единственным положительным моментом для бедняги лётчика было то, что его смерть была мгновенной.