21547
8
"1 декабря 1944 года, после второго ранения, я попал на курсы младших лейтенантов. Три месяца ускоренной учебы. Нам прилепили по одной звездочке - и на фронт.
"1 декабря 1944 года, после второго ранения, я попал на курсы младших лейтенантов. Три месяца ускоренной учебы. Нам прилепили по одной звездочке - и на фронт.
Бои уже шли в Польше. Мы шли на Данциг. Там мы окружили довольно большую группировку немцев. Но окружили их с суши, а с моря - нет. И они продолжали сражаться. Наша дивизия ударила в центр группировки с целью расчленить ее. Впереди перед нами лежал город Сопот. Там я впервые в жизни увидел море.
Бои уже шли в Польше. Мы шли на Данциг. Там мы окружили довольно большую группировку немцев. Но окружили их с суши, а с моря - нет. И они продолжали сражаться. Наша дивизия ударила в центр группировки с целью расчленить ее. Впереди перед нами лежал город Сопот. Там я впервые в жизни увидел море.
×
Но до моря было вот какое дело...Местность под Сопотом лесистая. Артиллерию применить было нельзя. Мы с немцами сошлись так близко, что стрелять артиллеристы не решались, чтобы не перебить своих.
Мой взвод был правофланговым в батальоне. Взводу придали расчет станкового пулемета. Справа шел другой батальон. Вот стык наших батальонов и должен был прикрывать этот пулемет.
Шли лесом. Впереди - овраг. И вдруг из-за оврага немцы открыли сильный огонь из пулеметов и автоматов. Мы сразу залегли. Моя позиция оказалась как раз перед оврагом.
Спуск в овраг пологий. Я приказал пулеметчикам, чтобы контролировали перед собой по фронту противоположную сторону оврага и не пускали немцев сюда, если те вздумают контратаковать.
Мой взвод был правофланговым в батальоне. Взводу придали расчет станкового пулемета. Справа шел другой батальон. Вот стык наших батальонов и должен был прикрывать этот пулемет.
Шли лесом. Впереди - овраг. И вдруг из-за оврага немцы открыли сильный огонь из пулеметов и автоматов. Мы сразу залегли. Моя позиция оказалась как раз перед оврагом.
Спуск в овраг пологий. Я приказал пулеметчикам, чтобы контролировали перед собой по фронту противоположную сторону оврага и не пускали немцев сюда, если те вздумают контратаковать.
Расставил я свой взвод, жду. А слева от меня, смотрю, другие взводы нашей роты поднялись и, отстреливаясь, начали отходить. Я встал за деревом. Бегут пулеметчики соседнего взвода. "Куда? - кричу им. - Быстро ко мне! Устанавливайте пулемет и бейте вдоль оврага!" Те послушались. Быстро развернули "максим" и начали стрелять.
А немцы уже полезли в лощину. Но мы их остановили. Когда согласованно лупят два пулемета с флангов, трудно преодолеть их огонь. Лежим. Одну атаку отбили, ждем новой.
Пулеметчики соседнего взвода рядом со мной. Второй номер заправил новую ленту. И вдруг - взрыв! "Максим" - кверху колесами! Первый номер отбросило. Живой он остался или его тогда убило, я так и не узнал. Второй номер невредимый. А у меня от близкого взрыва такой шум в голове, что я и соображать-то стал плохо.
А немцы уже полезли в лощину. Но мы их остановили. Когда согласованно лупят два пулемета с флангов, трудно преодолеть их огонь. Лежим. Одну атаку отбили, ждем новой.
Пулеметчики соседнего взвода рядом со мной. Второй номер заправил новую ленту. И вдруг - взрыв! "Максим" - кверху колесами! Первый номер отбросило. Живой он остался или его тогда убило, я так и не узнал. Второй номер невредимый. А у меня от близкого взрыва такой шум в голове, что я и соображать-то стал плохо.
Оказывается, немец подполз к нашей позиции и выстрелил из фаустпатрона. Но счастье наше, немного промахнулся. Граната ударила в дерево и разорвалась поодаль. Я - к пулеметчику. Перевернули мы пулемет, поправили ленту. Я лег за гашетку. Немцы уже поперли. И начал я стрелять. Стреляли мы по ним почти в упор. И опять отбились.
Я лежу и думаю: что ж это за части нас контратакуют так ожесточенно? Совсем с потерями не считаются, напролом идут. Неподалеку, на краю оврага, лежит офицер. Не добежал до нас совсем немного. Я подполз к нему. На фуражке череп с костями. Так это же СС! Я снял с убитого часы. Хорошие, швейцарские часы. Долго потом, уже после войны, носил их.
Погодя приходит связной из соседнего взвода: "А вы здесь?!" - и смотрит на нас и на трупы немцев удивленными глазами. "Мы-то здесь, а вот вы где?" - "А мы, товарищ лейтенант, за лесом", - как ни в чем не бывало отвечает он. Мы с пулеметчиком даже засмеялись.
Я лежу и думаю: что ж это за части нас контратакуют так ожесточенно? Совсем с потерями не считаются, напролом идут. Неподалеку, на краю оврага, лежит офицер. Не добежал до нас совсем немного. Я подполз к нему. На фуражке череп с костями. Так это же СС! Я снял с убитого часы. Хорошие, швейцарские часы. Долго потом, уже после войны, носил их.
Погодя приходит связной из соседнего взвода: "А вы здесь?!" - и смотрит на нас и на трупы немцев удивленными глазами. "Мы-то здесь, а вот вы где?" - "А мы, товарищ лейтенант, за лесом", - как ни в чем не бывало отвечает он. Мы с пулеметчиком даже засмеялись.
Собрались мы все. Командир роты пришел. Перешли овраг. Немцы оттуда ушли в Сопот. Теперь предстояло атаковать Сопот. Там меня и ранило. А ранило меня вот как.
Ворвались мы в Сопот. Отбили у немцев костел. Костел брали мы, мой взвод. Дальше пошли. От дома к дому. В одном месте спустились в подвал. В подвале много народу. Поляки. Когда мы вошли, поляки сразу протянули нам навстречу руки.
Что такое? В руках, смотрим, часы и разная ерунда. Э-э, да нам, говорим, этого ничего не надо! Кое-как объяснили им, что мы не мародерничаем, а немцев ищем. Воюем. Тогда они сказали, что немцев в подвале нет. Вышли мы из подвала. Пошли дальше.
Слева по улице стоит наш подбитый танк, "тридцатьчетверка". Башня у нее вывернута, и ствол пушки уперся прямо в мостовую. Видимо, внутри был сильный взрыв. Под танком лежит танкист. Увидел меня, позвал: "Браток, пристрели".
Это он мне такое говорит. Я ему: "Да что ты? Мы тебя сейчас вытащим. В тыл отправим". - "Меня уже никто не вытащит и не спасет. Пристрели. Прошу тебя. Сил моих больше нет. Вон, посмотри, на той стороне улицы сколько наших лежит. Пытались меня вытащить. И экипаж мой весь там".
Ворвались мы в Сопот. Отбили у немцев костел. Костел брали мы, мой взвод. Дальше пошли. От дома к дому. В одном месте спустились в подвал. В подвале много народу. Поляки. Когда мы вошли, поляки сразу протянули нам навстречу руки.
Что такое? В руках, смотрим, часы и разная ерунда. Э-э, да нам, говорим, этого ничего не надо! Кое-как объяснили им, что мы не мародерничаем, а немцев ищем. Воюем. Тогда они сказали, что немцев в подвале нет. Вышли мы из подвала. Пошли дальше.
Слева по улице стоит наш подбитый танк, "тридцатьчетверка". Башня у нее вывернута, и ствол пушки уперся прямо в мостовую. Видимо, внутри был сильный взрыв. Под танком лежит танкист. Увидел меня, позвал: "Браток, пристрели".
Это он мне такое говорит. Я ему: "Да что ты? Мы тебя сейчас вытащим. В тыл отправим". - "Меня уже никто не вытащит и не спасет. Пристрели. Прошу тебя. Сил моих больше нет. Вон, посмотри, на той стороне улицы сколько наших лежит. Пытались меня вытащить. И экипаж мой весь там".
Я посмотрел через улицу - правда, лежат трупы наших бойцов и несколько танкистов. Я ему опять: "Потерпи, дружище. Поверь, уж я-то тебя вытащу". И так мне захотелось вытащить, спасти этого танкиста! Что ж, думаю, придумать?
Смотрю, идет двуколка. Колеса у телеги широкие. В телеге двое гражданских. Подъехали к танку, развернули двуколку. Подняли мы танкиста и положили в повозку. А ноги у него болтаются, перебиты.
И пока мы грузили танкиста, ни один немец с той стороны не сделал ни одного выстрела. Дома напротив, откуда только что велся сильный огонь, как будто вымерли. И снайперы там сидели, и пулеметчики. А вот ни один не выстрелил. Двуколка с двумя гражданскими и раненым танкистом уехала. И тут снова загремело.
Пошли мы дальше. Идем. И вдруг я стал валиться. И повалился на мостовую. Что это, думаю, со мной? Зачем это я повалился? Схватился за грудь. Потому что почувствовал, что вроде как воздуха не хватает... И встать уже не могу.
Мы ж там, между домов и в переулках, из-за угла друг в друга стреляли. Почти в упор. Так что просмотрел я своего противника. Офицер. Выскочил из-за угла и выстрелил из пистолета. Опередил меня. Это потом мне ребята рассказали.
Смотрю, идет двуколка. Колеса у телеги широкие. В телеге двое гражданских. Подъехали к танку, развернули двуколку. Подняли мы танкиста и положили в повозку. А ноги у него болтаются, перебиты.
И пока мы грузили танкиста, ни один немец с той стороны не сделал ни одного выстрела. Дома напротив, откуда только что велся сильный огонь, как будто вымерли. И снайперы там сидели, и пулеметчики. А вот ни один не выстрелил. Двуколка с двумя гражданскими и раненым танкистом уехала. И тут снова загремело.
Пошли мы дальше. Идем. И вдруг я стал валиться. И повалился на мостовую. Что это, думаю, со мной? Зачем это я повалился? Схватился за грудь. Потому что почувствовал, что вроде как воздуха не хватает... И встать уже не могу.
Мы ж там, между домов и в переулках, из-за угла друг в друга стреляли. Почти в упор. Так что просмотрел я своего противника. Офицер. Выскочил из-за угла и выстрелил из пистолета. Опередил меня. Это потом мне ребята рассказали.
Бойцы мои меня подхватили. "Командир, что с тобой? Командир, ты ранен?" Я хочу им что-то сказать, а у меня кровь изо рта. Хлюпает в горле, печенками выходит. Все, думаю, вот меня и убило… Видел я, как после таких ранений умирали.
А солдаты у меня во взводе были ребята бывалые. Некоторые из-под Вязьмы шли, в сорок втором в окружении там побывали. Может, слышали что про 33-ю армию да про ее командующего, генерала Ефремова?
Так вот наша дивизия вместе с Ефремовым и погибала тогда под Вязьмой. А я в нее пришел уже позже. Так вот ребята гимнастерку на груди разорвали, бинтами рану перемотали, чтобы кровью не изошел. Понесли в тыл. Они-то меня и спасли.
В самом конце войны. Третье ранение. Слепое пулевое. Пуля до сих пор сидит в легком. Доктора говорят: трогать, мол, не надо, она там вроде как обросла и прижилась. И правда не беспокоит." - из воспоминаний мл. лейтенанта Е.Т.Полового из 1297-й стрелкового полка 160-й стр.дивизии.
А солдаты у меня во взводе были ребята бывалые. Некоторые из-под Вязьмы шли, в сорок втором в окружении там побывали. Может, слышали что про 33-ю армию да про ее командующего, генерала Ефремова?
Так вот наша дивизия вместе с Ефремовым и погибала тогда под Вязьмой. А я в нее пришел уже позже. Так вот ребята гимнастерку на груди разорвали, бинтами рану перемотали, чтобы кровью не изошел. Понесли в тыл. Они-то меня и спасли.
В самом конце войны. Третье ранение. Слепое пулевое. Пуля до сих пор сидит в легком. Доктора говорят: трогать, мол, не надо, она там вроде как обросла и прижилась. И правда не беспокоит." - из воспоминаний мл. лейтенанта Е.Т.Полового из 1297-й стрелкового полка 160-й стр.дивизии.
Источник:
Ссылки по теме:
- Страшные страницы истории: бордель в Освенциме
- Мама выступившего в Бундестаге школьника: он отлично знает, кто победил в той войне
- Кто из реальных людей стал прототипами героев фильма ужасов "Реальные истории"
- Поляки погибли при попытке обезвредить снаряд в костре
- Первая мировая война предстала в полном цвете
реклама
Я в лифте вчера висела, пятый этаж, вроде, спокойно все, а потом накатило слегка, страшно стало - вдруг ща каа-ак полетит... понятно, что система защиты есть...
а тут в тебя стреляют, и убить даже хотят, а тебе лезть туда надо, и штурмом брать, а ранит - неизвестно донесут до врача или нет... Тогда слова о героизме наших солдат перестают быть просто лозунгами на празднике.
Сразу вспомнилось
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, Скифы мы! Да, азиаты мы,
С раскосыми и жадными очами!
Для вас века, для нас единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!
Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона и Мессины!
Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!
О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!..
Россия Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя,
И с ненавистью, и с любовью!..
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!
Мы любим все и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
Мы помним все парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...
Мы любим плоть и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
Пока не поздно старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем братья!
А если нет, нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века вас будет проклинать
Больное, позднее потомство!
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы отныне вам не щит,
Отныне в бой не вступим сами!
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами!
Не сдвинемся, когда свирепый Гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..
В последний раз опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
30 января 1918
А. Блок
К нам на работу перед 9 мая в 2015году ветераны приходили, им концерт устроили и подарки вручали. Один ветеран (ему 91 год был) рассказывал как воевал и как его снайпер ранил в бочину, всё разворотил ему. Однако вылечили и до преклонных лет дожил.
Деда моего тоже ранили в пригороде Берлина в конце марта 1945 - осколочное. Умер в 2005.
Честь России сыновей не умрет.
Тех, кто с креслами в бою
Не спасут страну свою.
Обагрилась кровушкой алою
Сталь упругая штыков да в бою.
А иначе нам нельзя -
Ждут нас дома сыновья.
Это жизнь
Вот за такие почты ОГРОМНОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СПАСИБО.
Всегда читаю от начала и до конца.
Не дай бог войны ни на нашей земле, ни на какой другой.
без темы и ни как почти не связано с заглавием. сколько можно спекулировать на память дедов?
Почему нет этого УБЛЮДКА????
Не все фашисты были фашистами.... Не все УБИВАЛИ детей и стариков....
КОЛЯ???? FE?????????????????? Ты где, УБЛЮДОК???? Мама тебя рожала не кричала: ЗИК ХАЙЛЬ???? Нет????
Шавка та кто такое как ты произвела на свет...