473
1
И сидят они, горемыки, в палатке. Все оружие – нож да лопата. А медведи так и
ходят вокруг. То нюхнут шумно у самого окошка, то по стеночке лапой скребнут. И
опять ходят, вроде как размышляют: лезть?.. или не лезть?.. А те, внутри, не чают утра
дождаться, чтобы помощь по рации вызвать. Хорошо, хоть не темно было: низкое
ночное солнце над горизонтом и длинные от медведей тени. В конце концов,
промывальщик тот спать лег (коль медведи в раздумке). А геологиня
ходят вокруг. То нюхнут шумно у самого окошка, то по стеночке лапой скребнут. И
опять ходят, вроде как размышляют: лезть?.. или не лезть?.. А те, внутри, не чают утра
дождаться, чтобы помощь по рации вызвать. Хорошо, хоть не темно было: низкое
ночное солнце над горизонтом и длинные от медведей тени. В конце концов,
промывальщик тот спать лег (коль медведи в раздумке). А геологиня
Новая Земля, осень, 1979 год.
Мы прибыли на последнюю точку. Лагерь поставили на пригорке у самой реки.
Вниз по течению расстилалась бурая обводненная тундра. А вверх, за речным
поворотом, горбился невысокий скалистый хребтик. В свете неяркого дня он отливал отчетливой синевой. Причина была не в освещении, хребтик почти целиком состоял из флюорита: сине-лилового минерала, имеющего промышленное значение. Нашей задачей и было обследовать этот хребтик и отобрать технологическую пробу.
На точке мы собирались покопаться с неделю, без спешки да с попутной рыбалкой. Безымянная речка напрямую уходила в недалекое море. Поэтому в ней водились и морской поджарый голец, и широкая краснобрюхая палия. Обе, как заводные, шли на простую блесну.
Первый вечер на точке вышел тихим. Полный штиль и долгие серые сумерки.
Чуть мерцали на склонах холмов лоскуты прошлогоднего снега. И настороженный силуэт песца маячил на пригорке. Видно, рыбу почуял. Летом эти серые зверьки были
смелы и нахальны: возле самых палаток крутились, да еще обидчиво тявкали, когда их гнали. А сентябрьский песец уже по-зимнему белый. И пока снег не выпадет, он пуглив и осторожен.
Ублаженные свежей ухой, мы выкурили по сигарете и разошлись, усталые,
спать. Палатки наши стояли так: у берега камбузная, а за ней две жилых. Моя была крайней, и обитали мы в ней втроем: Серега, Вася и я. В средней палатке разместились Володя, Андрюха и Алексей.
Под утро меня разбудили крепким толчком. В палаточной тьме я с трудом
угадал Леху, нависшего надо мной в одном белье.
– Ты чего?
– Не шуми! Где ружье?
– Ружье?
– Да! Кажется, медведь в камбуз забрался.
– Медведь? Белый? – я судорожно полез из спальника.
– Белый, конечно! Где ружье?
– Там! – указал я в угол.
А сам вскочил и затолокся очумело, разыскивая в темноте одежду.
– Где патроны? – сунулся с ружьем Леха.
– Патроны? У Васи надо спросить.
Вася спал в тесном мешке, запеленатый до самых глаз. С трудом добились
сначала невразумительного мычания, а затем сонного вопроса: какого, мол, черта нам
надо?
– Где патроны, Вася? - тормошил я его, - медведь в палатку залез!
– Какой медведь? - вяло поинтересовался Вася, - в какую палатку?
И вдруг почти мгновенно выдрался из застегнутого спальника. Онпотом
рассказывал, что в глаза ему кинулась беловатая тень Лехи, маячившая у входа. И Василий решил, что медведь это он!
Через минуту мы уже стояли в ряд у камбузной палатки. Володя стоял с
карабином, Леха с ружьем, я с ракетницей. Едва занимался рассвет. Камбузная палатка смутно желтела в пятнадцати шагах от нас. Похоже, в нее действительно кто-то забрался. Вход был расхристан, а полотняные скаты временами резко подрагивали.
– А ну! Кто там живой – выходи! – закричал Володя нервным фальцетом.
«Как к человеку обращается!» – мелькнуло у меня в голове.
И сразу затем белая ушастая морда проворно высунулась из палатки.
Медведь!
Медведь как-то небрежно оглядел нашу фалангу и... юркнул обратно.
Мы даже растерялись на минуту. Ничего себе! Его жизнь решается, а он...
– А ну-ка, пальни из ракетницы, – скомандовал мне Володя.
Шмах-х-х! – и красный комок огня запрыгал, шипя, по земле у камбузного
входа.
В следующее мгновение из палатки одним прыжком вымахнул наш непрошеный гость. И… встал неподвижно в трех шагах от горящей ракеты.
Это был точно медведь. Некрупный, поджарый, в белом плюшевом меху. По-
видимому, еще молодой, не набравший ума и матерости. Очевидно, поэтому он не боялся ни нас, ни даже огня. Пригнув голову, он заворожено смотрел на шипящую,
сыплющую длинными искрами огневую шутиху. А мы заворожено глядели на него. Но вот стал меркнуть огонь, и ударил вдруг оглушительный выстрел! Это Володя разрядил
в воздух свой карабин. Он выстрелил так неожиданно, что вздрогнули даже мы. А медведь взвизгнул и стремительным шаром скатился к реке. Кинулся с плеском в воду и запропал в темноте…
Здорово!
Не успели мы перевести дух, как за спинами бухнуло:
- Эй! Кто стрелял?
Мы вздрогнули и враз обернули похолодевшие спины.
Фу ты черт! Из нашей палатки выглядывала недоумевающая голова Сереги. Он, оказывается, всю охоту проспал. И подхватился только от выстрела.
Громкий и облегченный смех раздался ему в ответ. Комизм был в том, что вот
так же, минуту назад, выглядывала из камбузной палатки удивленная голова мишки. А потом мы оглядели себя, и наш смех стал просто неудержим. Картинка была почище перовской. Леха стоял в кальсонах, но с ружьем наперевес. Я был в ватнике, но без штанов и сапог. Мои босые ноги по щиколотку утопали в холодной торфяной жиже.
Но потешней всех выглядел Вася. Он стоял в майке и рваных трусах, со всем своим хозяйством наружу. Трусы он порвал, когда выскакивал из спальника. По вечерам, влезая в мешок, теплолюбивый Вася просил помочь ему завязать все тесемки и застегнуть все застежки. А утром в обратном порядке я помогал ему рассупониться. Но сегодня, приняв Лешку за мишку, он выдирался сам из наглухо запакованного мешка.
Отсмеявшись, мы провели ревизию нашего камбуза. Шутки шутками, но там
хранились все наши припасы. И обнаружилось, что медведь покусился только на уху.
Свалил кастрюлю на пол и почти все сожрал.
– Молодец! – поздравил меня Володя, – такую уху сварил, что даже медведю
понравилась.
Спать мы уже не ложились. Попили чайку, пока рассветало, и отправились на
работу. Исходили вдоль и поперек флюоритовый хребтик, наметили линии
опробования и завезли к концу дня пустые ящики.
Ужин у нас получился праздничным. Владимиру, нашему начальнику,
исполнялось 34года. Весь сезон приберегал он на этот день бутылку спирта. О заначке
своей крепко молчал. Тем радостней было открытие. И мы, оживленные, расстарались с
закуской. Надергали свежих гольцов, наварили, нажарили. Приготовили икру-
скороспелку. Я испек свои хлебные лепешки. И когда стемнело, собрались за стол в камбузной палатке. Памятуя о недавнем госте, я прихватил с собою ракетницу. Я предлагал захватить и ружье, но от меня отмахнулись рукой.
– Медведь теперь так напуган, – авторитетно заявил Леха, – что и на километр
не подойдет!
И за столом, освещаемом двумя свечами, было весело, как никогда. Сезон уже
был на излете, почти все дела переделаны, и скоро домой. У начальника, который был
нам, как брат, – день рождения. И острой приправой к вечеру – утренний мишка.
Понятно, что медвежья тема была у всех на устах. Сначала посмаковали каждую деталь свежего происшествия. Потом углубились в воспоминания.
Володя вспомнил историю, что случилась в позапрошлый сезон. Они завозили
на точку двух человек: промывальщика и девицу-геолога. Доставили их на вездеходе,
помогли растянуть палатку и уехали. А час спустя палатку навестили медведи: один матерый и два поменьше. Дело было к вечеру, местность вокруг – голая каменистая тундра. И одинокая палатка на ней, как брошенный бумажный фантик на асфальте.
Базовый лагерь, куда вездеход укатил, в 30 километрах. Куда деваться? И укрылись те двое в палатке. Девица вход торопливо застегивает, а мужчина карабин к бою готовит.
Вообще-то убивать белых мишек нельзя, они – заповедные. Можно только
отпугивать. А если уж убивать, то только при явном с их стороны нападении. А как угадать это явное нападение? Белый медведь, между прочим, самый крупный из
современных хищников. У него прыжок один – десять метров! – «Прикидывайте, –
говорят инспекторы, – сами. Но коль что не так – большой штраф!».
Так вот, кинулся промывальщик карабин заряжать, а патронов-то нет! Ввездеходе уехали. Забыли, как это в суете бывает.
И сидят они, горемыки, в палатке. Все оружие – нож да лопата. А медведи так и
ходят вокруг. То нюхнут шумно у самого окошка, то по стеночке лапой скребнут. И опять ходят, вроде как размышляют: лезть?.. или не лезть?.. А те, внутри, не чают утра дождаться, чтобы помощь по рации вызвать. Хорошо, хоть не темно было: низкое ночное солнце над горизонтом и длинные от медведей тени. В конце концов, промывальщик тот спать лег (коль медведи в раздумке). А геологиня, понятное дело,
глаз до утра не сомкнула. Утром медведи ушли, как и не было вовсе. Приехал вскоре вездеход и снял людей вместе с палаткой.
Это Володя со слов той девицы рассказывал.
Затем Андрей в сочных красках
живописал случай, что видел сам. В прошлый сезон в их лагерь явился медведь. Среди белого дня появился. Старый, угрюмый, с грязной свалявшейся шерстью. Протопал хозяином через лагерь и залег у подталого снежника. Все в тревоге схватились за ружья
и заняли оборону. А он лежит себе метрах в семидесяти, и на людей – ноль внимания. И пролежал таким образом почти двое суток.
К следующему утру все подуспокоились и стали заниматься своими делами.
Только за водой к ручью (в сторону снежника) ходили с напарником и карабином. На
вторые сутки Коля Соболев пошел за водой уже и без карабина. Ну, лежит себе медведь
и лежит, сколько раз уж ходили. Пошел, правда, с напарником. Полдороги они прошли
как обычно. А потом медведь встал и неспешной трусцой двинулся им наперерез. Что в
башку ему звериную вошло – один он знает. Бывалые люди рекомендовали в таких
случаях отпугивать зверя громким металлическим стуком. И Николай, не потеряв
выдержки, загремел ведром о ведро. Медведь действительно отреагировал. Трусивший
до этого с ленцой, он тотчас пошел большими прыжками. Прямиком на людей!
Напарник завопил и бросился без оглядки в тундру. А Коля, бесстрашный Коля,
швырнул в медведя пустым ведром! Хорошо или плохо, но он промахнулся. Тогда он
стал пятиться назад и отмахиваться вторым ведром. И… споткнулся! Уже в падении, впоследнем отчаянном махе ведра, он угодил ребрышком днища прямо по кончику
медвежьего носа!
Медведь рявкнул и взвился в небо всеми четырьмя лапами. Прямо в воздухе
развернулся на 180 градусов, и на второй космической умчался прочь!
Мы запили рассказ добрыми мерками спирта, разведенного по широте. Я был
доволен. У нас тоже было свое происшествие. Будет, что вспомнить и рассказать. А то
целый сезон в тундре и ни одного медведя!
Закурили.
– Пойду, дровишек в печку подброшу, – сказал, вставая, Володя.
– Ракетницу возьми, – предложил я.
– Да ни к чему.
– А если медведь?
– А я его матом! – ухмыльнулся начальник.
И вышагнул из палатки в ночь.
Кто-то из нас заговорил, но осекся на полуслове. Потому что в палатку вдруг
ворвался пронзительный крик:
– А-а-а! ...твою ма-ать!!
Нервный электрический ток пронзил позвоночники. – «Не может быть! Так не
бывает!» – скользнуло в сознание.
Через мгновение в палатку влетел Володька. Живой-невредимый, но, что
называется, без лица.
– Дай ракетницу!
Выхватил пистолет и от входа пальнул вверх. С шипящим свистом ушла в небо
ракета. Когда она распустилась в ослепительную розочку, мы уже стояли наружу. В
красном фотографическом свете мы увидели нашего медведя. Он преспокойно стоял в
двадцати шагах.
– Представляешь, – гад! – возбужденно пояснил Володя, – выхожу из палатки, а он – рукой достать! И морду ко мне тянет, принюхиваясь.
Стало понятно, почему Володька так закричал.
Медведь выжидающе глядел на нас. Мол, фейерверк – хорошо, а что дальше? А дальше выгорел заряд, и упала кромешная тьма. Мы стояли, как пригвожденные. Даже
пошевелиться боялись. Ракетница была пуста. Патронов в запас я не брал. Все наши
ружья остались в палатках. Ближайшая – в двадцати шагах налево. И в двадцати шагах
напротив – медведь. Стоит или крадется к нам? Честно говоря, очень хотелось
укрыться, ну хотя бы в камбузной палатке.
– Вот что, – тихо сказал Володя, – стойте тут и громко разговаривайте. А я за
ружьем.
И оннеслышно отступил в сторону. А мы, делать нечего, стали покрикивать:
– Эй! Медведь! Мотай отсюда, пока не шлепнули. Слышишь? Уматывай!
Наконец грохнул долгожданный выстрел. И следом второй. В дульных вспыш-
ках мы успели заметить, как белая тень метнулась к реке. Ушел, наконец!
Вооруженные всем, чем можно, мы снова собрались в камбузной палатке. Хмель
из голов выдуло веселой жутью. Был поздний вечер, а впереди – ночь. И она обещала
быть бурной. Никто уже не говорил, что напуганный до пяток медведь отмеряет
километры вдаль. Поэтому решили оградить лагерь зажженными плошками и
установить дежурство.
Плошки, консервные банки с соляркой, расставили по периметру и подожгли.
Через час, подливая горючее, мы заметили с Васей беловатую тень. Медведь? Больше
некому! Огонь, что ли его привлекает? Встревоженные, рассказали друзьям о своем
открытии. Все покачали головами, а Леха поежился. Полчаса назад он, безоружный,
отходил к плошкам по нужде. Посмеялись, но решили от плошек отказаться. Выходило,
что риску от них даже больше. И порешили ложиться всем спать. Одетыми и с оружием
наготове. И по первому шороху – выскакивать.
Как ни странно, мы в своей дальней палатке быстро и крепко уснули. А через
пару часов нас растолкал все тот же Леха.
– Он снова на камбузе, – сообщил Леха.
В пять секунд мы были готовы. И снова стояли шеренгой против камбузной
палатки. Кинули вверх ракету. Действительно, вход в палатку был широко раззявлен,
но движения внутри не замечалось.
– Удрал, похоже, – сказал кто-то.
– Он там! – уверенно возразил Володя, – когда я тут вас дожидался – шорохвнутри слышал.
Отгорела ракета. Мы, застыли, прислушиваясь. И вдруг отчетливо плеснуло в
реке.
– Медведь? – спросил я.
– Вряд ли, – ответил Володя, – скорее, рыба.
– Слушай, а может, он через заднюю стенку ушел? – сказал Леха.
Запалили вторую ракету. В ее красном тревожном свете Леха осторожно обо-
шел палатку.
– Идите сюда! – закричал он, – медведь ушел!
Задняя стенка нашего камбуза была вспорота от конька до земли. По-видимому,
одним ударом когтистой лапы. Сама палатка была, конечно, пуста. И значит, тот плеск
в реке был наверняка медвежьим.
Прямо через брешь мы забрались внутрь. Подсвечивая спичками, мы увидели
полный раззор. Поваленный стол, опрокинутый бочонок, развороченные ящики с продуктами. И поверх всего – мучная россыпь из разодранного мешка. Да, разгром.
Увиденная картина ошеломляла своей дикостью. И уже вполне допускалось в умах, что медведь может сунуться и в людскую палатку.
И тогда мы решили его убить!
Вторую ночь этот зверь держал нас в напряге и такое вот вытворил. А раз так –
шутки в сторону. Еще раз сунется – убьем. А в том, что сунется, мы почти не
сомневались.Бедный мишка! Молодой да глупый! В тот темный предутренний час нам тебя не было жаль. Допек ты нас крепко. И вообще: каждый охотник желает знать, где сидит фазан. А в каждом мужчине сидит охотник.
Мы продремали в своей палатке около часа. Затем услышали глухую возню со
стороны камбуза. «Совсем обнаглел!» – подумал я.
Натянули сапоги и выскочили наружу. И сразу же (я выныривал в тот момент из
палатки) ударил сухой хлесткий выстрел. И коротко взревел медведь. Следом
полыхнула ракета. В овражке за камбузом я увидел нашего медведя. Он лежал
навзничь, уткнувшись мордой в землю. Вася с ружьем наперевес бросился к нему.
– Не подходи! – закричал Володя, – он, кажется, ранен!
Этот крик словно разбудил зверя. Медведь вдруг вскочил и кинулся прочь. Он
удирал, явственно припадая на переднюю лапу. Несколько секунд растерянности и
вслед ему прогремели выстрелы: сухой карабинный и гулкий ружейный. Медведь аж
взвился, но припустил пуще. Значит, не попали. И тут же погасла ракета. Василий уже
в темноте разрядил в направлении беглеца свой второй ствол. А Леха пальнул вверх следующую ракету. Когда она распустилась, мы увидели медведя далеко в тундре. Он
благополучно удирал прямо к нашему синему хребтику. Стрелять больше не стали. А когда ракета угасла, заметили, что уже светает. В сероватой мгле отчетливо белела
заснеженная долинка в боку хребтика. Туда как будто и убежал медведь.
– Упустили! – разочарованно сплюнул Вася.
– Когда я выскочил, – объяснил Володя, – я увидел его за камбузом. Он сидел на задних лапах, а передними раскачивал палатку. Представляешь? Как будто свалить хотел! Потом увидел меня и побежал в овраг. И тут я выстрелил. В правую лопатку
куда-то попал.
– Поспешил ты, – подосадовал Вася. – Надо было меня дождаться. Я бы из
ружья долбанул, – никуда бы он не делся.
Василий был прав. Легкая карабинная пуля пронзила медведя навылет, не
причинив ему большого вреда (вон как улепетывал).
А вот массивная ружейная пуля уложила бы его на месте.
Мы сгрудились в одной палатке. Расшевелили печку, поставили чайник. И
держали «совет в Филях». Как быть? Поле боя как будто осталось за нами. Но! Медведь ранен, а значит, – вдвойне опасен. Необходимо его найти и добить. А если не найдем, то следует, по примеру славного полководца, отступить в полном порядке.
То есть спешно уехать еще до наступления ночи. А касательно работы, сделать то, что успеемза день. На том и решили.
Через час, когда вполне рассвело, мы вышли к хребтику: Вася, Володя и я.
Осторожно поднялись на снежник, осмотрелись – все чисто. Ни следов крови, ни отпечатков лап. Тщательно обследовали весь хребтик. Пусто. В бинокль оглядели окрестности. Ничего. Либо удрал, куда глаза глядят, либо так затаился, что сходу не распознаешь. А еще мы держали в голове, что могли наткнуться на него уже мертвого
(если рана смертельная). Но и это было не так. И выходило по всему, что нам уезжать.
Мы двинулись обратно в лагерь.
«Значит, все-таки жив, курилка!» – почему-то обрадовался я.
К вечеру мы уехали.
Лайба А.А.
Мы прибыли на последнюю точку. Лагерь поставили на пригорке у самой реки.
Вниз по течению расстилалась бурая обводненная тундра. А вверх, за речным
поворотом, горбился невысокий скалистый хребтик. В свете неяркого дня он отливал отчетливой синевой. Причина была не в освещении, хребтик почти целиком состоял из флюорита: сине-лилового минерала, имеющего промышленное значение. Нашей задачей и было обследовать этот хребтик и отобрать технологическую пробу.
На точке мы собирались покопаться с неделю, без спешки да с попутной рыбалкой. Безымянная речка напрямую уходила в недалекое море. Поэтому в ней водились и морской поджарый голец, и широкая краснобрюхая палия. Обе, как заводные, шли на простую блесну.
Первый вечер на точке вышел тихим. Полный штиль и долгие серые сумерки.
Чуть мерцали на склонах холмов лоскуты прошлогоднего снега. И настороженный силуэт песца маячил на пригорке. Видно, рыбу почуял. Летом эти серые зверьки были
смелы и нахальны: возле самых палаток крутились, да еще обидчиво тявкали, когда их гнали. А сентябрьский песец уже по-зимнему белый. И пока снег не выпадет, он пуглив и осторожен.
Ублаженные свежей ухой, мы выкурили по сигарете и разошлись, усталые,
спать. Палатки наши стояли так: у берега камбузная, а за ней две жилых. Моя была крайней, и обитали мы в ней втроем: Серега, Вася и я. В средней палатке разместились Володя, Андрюха и Алексей.
Под утро меня разбудили крепким толчком. В палаточной тьме я с трудом
угадал Леху, нависшего надо мной в одном белье.
– Ты чего?
– Не шуми! Где ружье?
– Ружье?
– Да! Кажется, медведь в камбуз забрался.
– Медведь? Белый? – я судорожно полез из спальника.
– Белый, конечно! Где ружье?
– Там! – указал я в угол.
А сам вскочил и затолокся очумело, разыскивая в темноте одежду.
– Где патроны? – сунулся с ружьем Леха.
– Патроны? У Васи надо спросить.
Вася спал в тесном мешке, запеленатый до самых глаз. С трудом добились
сначала невразумительного мычания, а затем сонного вопроса: какого, мол, черта нам
надо?
– Где патроны, Вася? - тормошил я его, - медведь в палатку залез!
– Какой медведь? - вяло поинтересовался Вася, - в какую палатку?
И вдруг почти мгновенно выдрался из застегнутого спальника. Онпотом
рассказывал, что в глаза ему кинулась беловатая тень Лехи, маячившая у входа. И Василий решил, что медведь это он!
Через минуту мы уже стояли в ряд у камбузной палатки. Володя стоял с
карабином, Леха с ружьем, я с ракетницей. Едва занимался рассвет. Камбузная палатка смутно желтела в пятнадцати шагах от нас. Похоже, в нее действительно кто-то забрался. Вход был расхристан, а полотняные скаты временами резко подрагивали.
– А ну! Кто там живой – выходи! – закричал Володя нервным фальцетом.
«Как к человеку обращается!» – мелькнуло у меня в голове.
И сразу затем белая ушастая морда проворно высунулась из палатки.
Медведь!
Медведь как-то небрежно оглядел нашу фалангу и... юркнул обратно.
Мы даже растерялись на минуту. Ничего себе! Его жизнь решается, а он...
– А ну-ка, пальни из ракетницы, – скомандовал мне Володя.
Шмах-х-х! – и красный комок огня запрыгал, шипя, по земле у камбузного
входа.
В следующее мгновение из палатки одним прыжком вымахнул наш непрошеный гость. И… встал неподвижно в трех шагах от горящей ракеты.
Это был точно медведь. Некрупный, поджарый, в белом плюшевом меху. По-
видимому, еще молодой, не набравший ума и матерости. Очевидно, поэтому он не боялся ни нас, ни даже огня. Пригнув голову, он заворожено смотрел на шипящую,
сыплющую длинными искрами огневую шутиху. А мы заворожено глядели на него. Но вот стал меркнуть огонь, и ударил вдруг оглушительный выстрел! Это Володя разрядил
в воздух свой карабин. Он выстрелил так неожиданно, что вздрогнули даже мы. А медведь взвизгнул и стремительным шаром скатился к реке. Кинулся с плеском в воду и запропал в темноте…
Здорово!
Не успели мы перевести дух, как за спинами бухнуло:
- Эй! Кто стрелял?
Мы вздрогнули и враз обернули похолодевшие спины.
Фу ты черт! Из нашей палатки выглядывала недоумевающая голова Сереги. Он, оказывается, всю охоту проспал. И подхватился только от выстрела.
Громкий и облегченный смех раздался ему в ответ. Комизм был в том, что вот
так же, минуту назад, выглядывала из камбузной палатки удивленная голова мишки. А потом мы оглядели себя, и наш смех стал просто неудержим. Картинка была почище перовской. Леха стоял в кальсонах, но с ружьем наперевес. Я был в ватнике, но без штанов и сапог. Мои босые ноги по щиколотку утопали в холодной торфяной жиже.
Но потешней всех выглядел Вася. Он стоял в майке и рваных трусах, со всем своим хозяйством наружу. Трусы он порвал, когда выскакивал из спальника. По вечерам, влезая в мешок, теплолюбивый Вася просил помочь ему завязать все тесемки и застегнуть все застежки. А утром в обратном порядке я помогал ему рассупониться. Но сегодня, приняв Лешку за мишку, он выдирался сам из наглухо запакованного мешка.
Отсмеявшись, мы провели ревизию нашего камбуза. Шутки шутками, но там
хранились все наши припасы. И обнаружилось, что медведь покусился только на уху.
Свалил кастрюлю на пол и почти все сожрал.
– Молодец! – поздравил меня Володя, – такую уху сварил, что даже медведю
понравилась.
Спать мы уже не ложились. Попили чайку, пока рассветало, и отправились на
работу. Исходили вдоль и поперек флюоритовый хребтик, наметили линии
опробования и завезли к концу дня пустые ящики.
Ужин у нас получился праздничным. Владимиру, нашему начальнику,
исполнялось 34года. Весь сезон приберегал он на этот день бутылку спирта. О заначке
своей крепко молчал. Тем радостней было открытие. И мы, оживленные, расстарались с
закуской. Надергали свежих гольцов, наварили, нажарили. Приготовили икру-
скороспелку. Я испек свои хлебные лепешки. И когда стемнело, собрались за стол в камбузной палатке. Памятуя о недавнем госте, я прихватил с собою ракетницу. Я предлагал захватить и ружье, но от меня отмахнулись рукой.
– Медведь теперь так напуган, – авторитетно заявил Леха, – что и на километр
не подойдет!
И за столом, освещаемом двумя свечами, было весело, как никогда. Сезон уже
был на излете, почти все дела переделаны, и скоро домой. У начальника, который был
нам, как брат, – день рождения. И острой приправой к вечеру – утренний мишка.
Понятно, что медвежья тема была у всех на устах. Сначала посмаковали каждую деталь свежего происшествия. Потом углубились в воспоминания.
Володя вспомнил историю, что случилась в позапрошлый сезон. Они завозили
на точку двух человек: промывальщика и девицу-геолога. Доставили их на вездеходе,
помогли растянуть палатку и уехали. А час спустя палатку навестили медведи: один матерый и два поменьше. Дело было к вечеру, местность вокруг – голая каменистая тундра. И одинокая палатка на ней, как брошенный бумажный фантик на асфальте.
Базовый лагерь, куда вездеход укатил, в 30 километрах. Куда деваться? И укрылись те двое в палатке. Девица вход торопливо застегивает, а мужчина карабин к бою готовит.
Вообще-то убивать белых мишек нельзя, они – заповедные. Можно только
отпугивать. А если уж убивать, то только при явном с их стороны нападении. А как угадать это явное нападение? Белый медведь, между прочим, самый крупный из
современных хищников. У него прыжок один – десять метров! – «Прикидывайте, –
говорят инспекторы, – сами. Но коль что не так – большой штраф!».
Так вот, кинулся промывальщик карабин заряжать, а патронов-то нет! Ввездеходе уехали. Забыли, как это в суете бывает.
И сидят они, горемыки, в палатке. Все оружие – нож да лопата. А медведи так и
ходят вокруг. То нюхнут шумно у самого окошка, то по стеночке лапой скребнут. И опять ходят, вроде как размышляют: лезть?.. или не лезть?.. А те, внутри, не чают утра дождаться, чтобы помощь по рации вызвать. Хорошо, хоть не темно было: низкое ночное солнце над горизонтом и длинные от медведей тени. В конце концов, промывальщик тот спать лег (коль медведи в раздумке). А геологиня, понятное дело,
глаз до утра не сомкнула. Утром медведи ушли, как и не было вовсе. Приехал вскоре вездеход и снял людей вместе с палаткой.
Это Володя со слов той девицы рассказывал.
Затем Андрей в сочных красках
живописал случай, что видел сам. В прошлый сезон в их лагерь явился медведь. Среди белого дня появился. Старый, угрюмый, с грязной свалявшейся шерстью. Протопал хозяином через лагерь и залег у подталого снежника. Все в тревоге схватились за ружья
и заняли оборону. А он лежит себе метрах в семидесяти, и на людей – ноль внимания. И пролежал таким образом почти двое суток.
К следующему утру все подуспокоились и стали заниматься своими делами.
Только за водой к ручью (в сторону снежника) ходили с напарником и карабином. На
вторые сутки Коля Соболев пошел за водой уже и без карабина. Ну, лежит себе медведь
и лежит, сколько раз уж ходили. Пошел, правда, с напарником. Полдороги они прошли
как обычно. А потом медведь встал и неспешной трусцой двинулся им наперерез. Что в
башку ему звериную вошло – один он знает. Бывалые люди рекомендовали в таких
случаях отпугивать зверя громким металлическим стуком. И Николай, не потеряв
выдержки, загремел ведром о ведро. Медведь действительно отреагировал. Трусивший
до этого с ленцой, он тотчас пошел большими прыжками. Прямиком на людей!
Напарник завопил и бросился без оглядки в тундру. А Коля, бесстрашный Коля,
швырнул в медведя пустым ведром! Хорошо или плохо, но он промахнулся. Тогда он
стал пятиться назад и отмахиваться вторым ведром. И… споткнулся! Уже в падении, впоследнем отчаянном махе ведра, он угодил ребрышком днища прямо по кончику
медвежьего носа!
Медведь рявкнул и взвился в небо всеми четырьмя лапами. Прямо в воздухе
развернулся на 180 градусов, и на второй космической умчался прочь!
Мы запили рассказ добрыми мерками спирта, разведенного по широте. Я был
доволен. У нас тоже было свое происшествие. Будет, что вспомнить и рассказать. А то
целый сезон в тундре и ни одного медведя!
Закурили.
– Пойду, дровишек в печку подброшу, – сказал, вставая, Володя.
– Ракетницу возьми, – предложил я.
– Да ни к чему.
– А если медведь?
– А я его матом! – ухмыльнулся начальник.
И вышагнул из палатки в ночь.
Кто-то из нас заговорил, но осекся на полуслове. Потому что в палатку вдруг
ворвался пронзительный крик:
– А-а-а! ...твою ма-ать!!
Нервный электрический ток пронзил позвоночники. – «Не может быть! Так не
бывает!» – скользнуло в сознание.
Через мгновение в палатку влетел Володька. Живой-невредимый, но, что
называется, без лица.
– Дай ракетницу!
Выхватил пистолет и от входа пальнул вверх. С шипящим свистом ушла в небо
ракета. Когда она распустилась в ослепительную розочку, мы уже стояли наружу. В
красном фотографическом свете мы увидели нашего медведя. Он преспокойно стоял в
двадцати шагах.
– Представляешь, – гад! – возбужденно пояснил Володя, – выхожу из палатки, а он – рукой достать! И морду ко мне тянет, принюхиваясь.
Стало понятно, почему Володька так закричал.
Медведь выжидающе глядел на нас. Мол, фейерверк – хорошо, а что дальше? А дальше выгорел заряд, и упала кромешная тьма. Мы стояли, как пригвожденные. Даже
пошевелиться боялись. Ракетница была пуста. Патронов в запас я не брал. Все наши
ружья остались в палатках. Ближайшая – в двадцати шагах налево. И в двадцати шагах
напротив – медведь. Стоит или крадется к нам? Честно говоря, очень хотелось
укрыться, ну хотя бы в камбузной палатке.
– Вот что, – тихо сказал Володя, – стойте тут и громко разговаривайте. А я за
ружьем.
И оннеслышно отступил в сторону. А мы, делать нечего, стали покрикивать:
– Эй! Медведь! Мотай отсюда, пока не шлепнули. Слышишь? Уматывай!
Наконец грохнул долгожданный выстрел. И следом второй. В дульных вспыш-
ках мы успели заметить, как белая тень метнулась к реке. Ушел, наконец!
Вооруженные всем, чем можно, мы снова собрались в камбузной палатке. Хмель
из голов выдуло веселой жутью. Был поздний вечер, а впереди – ночь. И она обещала
быть бурной. Никто уже не говорил, что напуганный до пяток медведь отмеряет
километры вдаль. Поэтому решили оградить лагерь зажженными плошками и
установить дежурство.
Плошки, консервные банки с соляркой, расставили по периметру и подожгли.
Через час, подливая горючее, мы заметили с Васей беловатую тень. Медведь? Больше
некому! Огонь, что ли его привлекает? Встревоженные, рассказали друзьям о своем
открытии. Все покачали головами, а Леха поежился. Полчаса назад он, безоружный,
отходил к плошкам по нужде. Посмеялись, но решили от плошек отказаться. Выходило,
что риску от них даже больше. И порешили ложиться всем спать. Одетыми и с оружием
наготове. И по первому шороху – выскакивать.
Как ни странно, мы в своей дальней палатке быстро и крепко уснули. А через
пару часов нас растолкал все тот же Леха.
– Он снова на камбузе, – сообщил Леха.
В пять секунд мы были готовы. И снова стояли шеренгой против камбузной
палатки. Кинули вверх ракету. Действительно, вход в палатку был широко раззявлен,
но движения внутри не замечалось.
– Удрал, похоже, – сказал кто-то.
– Он там! – уверенно возразил Володя, – когда я тут вас дожидался – шорохвнутри слышал.
Отгорела ракета. Мы, застыли, прислушиваясь. И вдруг отчетливо плеснуло в
реке.
– Медведь? – спросил я.
– Вряд ли, – ответил Володя, – скорее, рыба.
– Слушай, а может, он через заднюю стенку ушел? – сказал Леха.
Запалили вторую ракету. В ее красном тревожном свете Леха осторожно обо-
шел палатку.
– Идите сюда! – закричал он, – медведь ушел!
Задняя стенка нашего камбуза была вспорота от конька до земли. По-видимому,
одним ударом когтистой лапы. Сама палатка была, конечно, пуста. И значит, тот плеск
в реке был наверняка медвежьим.
Прямо через брешь мы забрались внутрь. Подсвечивая спичками, мы увидели
полный раззор. Поваленный стол, опрокинутый бочонок, развороченные ящики с продуктами. И поверх всего – мучная россыпь из разодранного мешка. Да, разгром.
Увиденная картина ошеломляла своей дикостью. И уже вполне допускалось в умах, что медведь может сунуться и в людскую палатку.
И тогда мы решили его убить!
Вторую ночь этот зверь держал нас в напряге и такое вот вытворил. А раз так –
шутки в сторону. Еще раз сунется – убьем. А в том, что сунется, мы почти не
сомневались.Бедный мишка! Молодой да глупый! В тот темный предутренний час нам тебя не было жаль. Допек ты нас крепко. И вообще: каждый охотник желает знать, где сидит фазан. А в каждом мужчине сидит охотник.
Мы продремали в своей палатке около часа. Затем услышали глухую возню со
стороны камбуза. «Совсем обнаглел!» – подумал я.
Натянули сапоги и выскочили наружу. И сразу же (я выныривал в тот момент из
палатки) ударил сухой хлесткий выстрел. И коротко взревел медведь. Следом
полыхнула ракета. В овражке за камбузом я увидел нашего медведя. Он лежал
навзничь, уткнувшись мордой в землю. Вася с ружьем наперевес бросился к нему.
– Не подходи! – закричал Володя, – он, кажется, ранен!
Этот крик словно разбудил зверя. Медведь вдруг вскочил и кинулся прочь. Он
удирал, явственно припадая на переднюю лапу. Несколько секунд растерянности и
вслед ему прогремели выстрелы: сухой карабинный и гулкий ружейный. Медведь аж
взвился, но припустил пуще. Значит, не попали. И тут же погасла ракета. Василий уже
в темноте разрядил в направлении беглеца свой второй ствол. А Леха пальнул вверх следующую ракету. Когда она распустилась, мы увидели медведя далеко в тундре. Он
благополучно удирал прямо к нашему синему хребтику. Стрелять больше не стали. А когда ракета угасла, заметили, что уже светает. В сероватой мгле отчетливо белела
заснеженная долинка в боку хребтика. Туда как будто и убежал медведь.
– Упустили! – разочарованно сплюнул Вася.
– Когда я выскочил, – объяснил Володя, – я увидел его за камбузом. Он сидел на задних лапах, а передними раскачивал палатку. Представляешь? Как будто свалить хотел! Потом увидел меня и побежал в овраг. И тут я выстрелил. В правую лопатку
куда-то попал.
– Поспешил ты, – подосадовал Вася. – Надо было меня дождаться. Я бы из
ружья долбанул, – никуда бы он не делся.
Василий был прав. Легкая карабинная пуля пронзила медведя навылет, не
причинив ему большого вреда (вон как улепетывал).
А вот массивная ружейная пуля уложила бы его на месте.
Мы сгрудились в одной палатке. Расшевелили печку, поставили чайник. И
держали «совет в Филях». Как быть? Поле боя как будто осталось за нами. Но! Медведь ранен, а значит, – вдвойне опасен. Необходимо его найти и добить. А если не найдем, то следует, по примеру славного полководца, отступить в полном порядке.
То есть спешно уехать еще до наступления ночи. А касательно работы, сделать то, что успеемза день. На том и решили.
Через час, когда вполне рассвело, мы вышли к хребтику: Вася, Володя и я.
Осторожно поднялись на снежник, осмотрелись – все чисто. Ни следов крови, ни отпечатков лап. Тщательно обследовали весь хребтик. Пусто. В бинокль оглядели окрестности. Ничего. Либо удрал, куда глаза глядят, либо так затаился, что сходу не распознаешь. А еще мы держали в голове, что могли наткнуться на него уже мертвого
(если рана смертельная). Но и это было не так. И выходило по всему, что нам уезжать.
Мы двинулись обратно в лагерь.
«Значит, все-таки жив, курилка!» – почему-то обрадовался я.
К вечеру мы уехали.
Лайба А.А.
реклама
