923
1
Воспоминания очевидца событий
Уважаемый читатель, извините меня, пожалуйста, но сделаю небольшое отступление. Думаю, что Оренбургским, Уральским, Саратовским читателям это будет интересно. То, что я сейчас ниже напишу, связано с работой моего отца в отряде, который был брошен на "Бухарскую сторону" для борьбы с эпидемией чумы, тифа, холеры и пр. Я хорошо запомнил рассказы моей мамы о том, как опасно и тяжело было с этими эпидемиями бороться, и поэтому воспроизведу один из этих рассказов подробно. Я не запомнил, к какому периоду времени эти события относятся, но предполагаю, что скорее всего это были 1920-1922 годы, когда мама ещё не была замужем и жила со своими родителями в п.Калинин, Ак-Булакского уезда Актюбинской губернии.
Уважаемый читатель, извините меня, пожалуйста, но сделаю небольшое отступление. Думаю, что Оренбургским, Уральским, Саратовским читателям это будет интересно. То, что я сейчас ниже напишу, связано с работой моего отца в отряде, который был брошен на "Бухарскую сторону" для борьбы с эпидемией чумы, тифа, холеры и пр. Я хорошо запомнил рассказы моей мамы о том, как опасно и тяжело было с этими эпидемиями бороться, и поэтому воспроизведу один из этих рассказов подробно. Я не запомнил, к какому периоду времени эти события относятся, но предполагаю, что скорее всего это были 1920-1922 годы, когда мама ещё не была замужем и жила со своими родителями в п.Калинин, Ак-Булакского уезда Актюбинской губернии.
Был голод. Вовсю свирепствовала эпидемия чумы, холеры, тифа, малярии (мама очень измучена этой болезнью и истощена, что как она говорила, на ней были только кожа да кости). Особенно сильно свирепствовала эпидемия среди степняков на Бухарской стороне. «Бухарской стороной» называли всю ту территорию, которая располагалась за рекой Урал в сторону Востока. Тогда ещё не было ни Казахстана, ни Узбекистана, ни Туркмении, а всё это население называлось одним названием – киргизы. Их образ жизни, антисанитария, скученность большого количества людей в одном чуме – все это этим болезням очень способствовало. Народ бросился бежать со степей к большим населённым пунктам. Их боялись, не пускали в избы. Люди, кто от голода, кто от болезни, умирали на улице. Их никто не подбирал. Трупы заметало снегом. Власти, по сути своей не было ни какой. Казаки которые не перешли на сторону "красных" сгинули в безвестность. Многие их семьи бежали в сторону Самары.
К весне наконец-то были образованы специальные противочумные заградительные отряды. Казаки на лошадях с винтовками и пулеметами стояли на холмах и предупредительными выстрелами запрещали перемещение людей в сторону какого-либо населённого пункта. Если тот не слушался, в него стреляли, а потом казак на лошади "кошкой" на верёвке цеплял его за одежду подтаскивал к яме, сбрасывал туда, обливали керосином и поджигали, а потом закапывали землёй.
Весной на Бухарскую сторону в степи были брошены отряды на борьбу с этими эпидемиями. В одном из таких отрядов после Румынского фронта и Гражданской войны был и мой отец.
Медицинский фельдшер 5-й роты 3-й стрелково-артиллерийской бригады.
В этой же стрелково-артиллерийской бригаде и в этом же дивизионе по окончании артиллерийского училища начинал службу в чине подпоручика Уборевич Иероним Петрович вначале заместителем командира батареи, а потом – роты. С отцом они были очень дружны. Жили в одной землянке.
Картина, которая предстала взору, была просто ужасающей, и это несмотря на то, что все они медицинские работники, прошли Первую мировую и Гражданскую войну и в своей жизни уже повидали много смертей. Ещё не закончилась гражданская война.
Вовсю свирепствовали банды разного цвета и мастей. И на этом фоне противоэпидемическим отрядам было более-менее спокойно, т.к. банды боялись там появляться. Эти противоэпидемические отряды работали так. Отрядам давалось задание обследовать конкретные территории и местность. Они все в специальных защитных одеждах заходили в аулы или зимовья, всех живых людей изолировали, обрабатывали специальными растворами, переодевали, брили и отправляли на карантин в специальные населённые пункты. Всю одежду сжигали. Всех грудных детей с головой окунали в карболку, как это делали при крещении, и отправляли в специальные детские приюты. Я забыл, почему грудные дети ни чумой, ни холерой не болели. Мама мне объясняла. А поскольку в каждой семье детей было много, то и работы по их спасению было очень много.
Почему-то в памяти по рассказам моей мамы осталась такая картина: отряд заходил в аул, по которому туда-сюда бродила очумевшая от голода и без водопоя скотина. Собаки, чуя, что пришла беда, не бросались со злобным лаем на пришедших, как это было по обыкновению. Заходить в чум работникам отряда категорически запрещалось. Чум обследовали через верхний дымоход. Детей вытаскивали специальным шестом с крюком, зацепляя малыша подмышки. Чум обливали керосином и поджигали.
В больших стойбищах жили и ханы, и очень богатые его родственники, и визири. Брать что-либо из предметов запрещалось категорически.
Мама мне рассказала, что один из врачей отряда, где был наш отец, нарушил эту инструкцию, зашёл в богатый чум и, увидев там из тонкого Китайского шёлка лазурного цвета занавес, весь шитый узорами золотой ниткой, позарился на него, тайком снял его и засунул за пазуху. Через несколько дней его не стало.
Пройдя это горнило страшной смерти, отец очень серьёзно относился к профилактическим прививкам и соблюдению населением вверенных ему посёлков жёстких санитарных норм, как самого населения, так и предприятий. Прививки населению, и особенно детям, делались регулярно.
Ну, а теперь о целине.
Дело в том, что в период начала поднятия целины смертность целинников была просто ужасающая. Причин этому обстоятельству было много: 1). Контингент – очень много бывших зэков с разных регионов СССР. 2) Беспробудное пьянство на полученные т. н. "подъёмные", воровство и непрекращающиеся драки. Привезли целинников в феврале месяце и почти до самого мая они болтались по сёлам. Дрались с местными и между собой. Вначале Саратовские дрались с Ульяновскими, потом Ульяновские с Москвичами, потом Саратовские с Москвичами и так по кругу. А потом либо по очереди, либо все скопом с нашими местными. Ни один день не проходил без поножовщины. Отец так был загружен работой, что порой дома не появлялся неделями.
А кроме своей профессиональной работы он был членом правления сельского совета, а это – дополнительная нагрузка по обустройству целинников, их расквартирование, санитарная обработка, лечение, распределение по бригадам, организация бани, прачечной, пекарен, медицинских пунктов и т.п. За колхозом было закреплено почти 40000 га земли!!! Казахстанские колхозы по размерам были равны административным районам в ЦЧО СССР.
Мы все, даже я (мне всего-то было лет 8-9), остро ощущали угрозу, которой подвергался наш отец, постоянно находясь среди этой полубандитской пьяной массы. Все дети посёлка, в том числе и мы, были сильно возбуждены этими событиями. В школе все разговоры шли только на тему, кто с кем подрался. Кого и как порезали и кто сильнее, наши или Саратовские и т.д. В школе появились финки и начался обмен между школьниками этим оружием. Уже буквально через несколько дней после приезда первых целинников и у нас в доме тоже появилась первая финка с наборной из оргстекла цветной ручкой.
Для нашего восприятия того времени эта финка была невероятной красоты, изящества, и даже по сегодняшнему времени – настоящего искусства.
Доступность наших поселковых детей к этому оружию и их осведомлённость объясняется тем, что все целинники по два-три человека почти насильственно были расквартированы по домам сельчан, как это обычно было во время военных действий. Вспомню такой случай. Однажды ночью в начале апреля месяца из п. Асеричева привезли на лошади двух пьяных, подравшихся между собой целинников. Как потом было выяснено раны у них были просто ужасающие, они все были перепачканы кровью. Местная (Асеричевская) санитарка, как могла, затянула бинтами раны, перетянув жгутами отход крови и отправила их на тарантасе в п. Зелёный со своим мужем. Тот ночью подвёз их к нашему дому, сказал раненым, которые начали к тому моменту приходить в себя от пьяного угара, что вот тут живёт врач, но надо бы подождать утра, а то Н. С. настолько устал от вас сволочей, что валится с ног.
Ночь была морозная и ребята, мучаясь, ходили кругами возле медицинского пункта и нашего дома, ждали утра. Хорошо, что отец очень рано утром по какой-то причине вынужден был пойти на работу. Когда он у одного из них увидел торчащие из рукавов фуфайки кончики совершенно чёрных пальцев, а потом почти в таком же состоянии руку у другого, как он потом рассказывал маме – сомнений в том, что без ампутации не обойтись, у него почти не было. Однако этим "мужикам – комсомольцам" было всего по 23-24 года.
Видимо этот возраст, холод и решительные, основанные на большом опыте военных лет грамотные действия нашего отца помешали (в лучшем случае) остаться этим ребятам калеками. С приходом на нашу станцию (ст. Деркул) эшелонов с техникой и с началом полевых работ ситуация с травмами и смертностью не уменьшилась. Люди начали травмироваться и гибнуть под техникой, зачастую по той же причине, что была описана выше – пьянство и полнейшее отсутствие техники безопасности. Так был задавлен гусеничным трактором в борозде во время ночной пахоты один из очень близких друзей моего старшего брата Женя Зюбин. Ему было всего 15 лет. Отец у него погиб на фронте. Он был один у матери и был вынужден пойти работать прицепщиком вот к такому "специалисту". Что-то нужно было сделать, и чтобы тракторист на очередном круге его не проехал, он лёг в борозду и заснул. А тракторист тоже заснул, и всё!
Вспоминаю как на Пасху, река Деркул очень сильно разлился и разделил посёлок на две части. Всё сообщение осуществлялось двумя лодками. Лодки перевозили рабочих, учителей, учеников, доярок. Пьяных целинников участковый к лодкам не подпускал.
А магазин, где торговали водкой, был на той стороне посёлка. Вот два молодых пьяных целинника (пацаны, лет так по 19-20) решили на наших глазах ( кучки деревенских пацанов лет 7- 11) вплавь перебраться за водкой на тот берег. Ледоход был очень бурный. Разделись догола и поплыли. До середины не добрались. Под льдинами пропали. А потом началась работа.
В колхоз приехала большая человек 40 бригада демобилизованных воинов. Подавляющее большинство остались в посёлке навсегда. Женились, обзавелись семьями. Построили дома. Стали уважаемыми специалистами. Очень многие были награждены высокими государственными наградами. Двоим было присвоено звание "Герой Социалистического Труда". В первый же год зерна уродилось очень много. И очень много его пропало. Не было чем его вывозить с полей. Возили в основном на бестарках запряжённой верблюдом, быком или лошадью. У нас, на станции, прямо на земле возле железнодорожного полотна был организован огромный ток. Терриконы зерна лежали на земле под открытым небом. В одной из куч проса погибло трое ребятишек одной из работниц этого тока. Каким-то образом они залезли на огромный транспортёр по примеру старших ребят и "прокатились". Они утонули в просе, когда транспортёр их скинул на верх этой кучи. Целина в целом, по моей оценке, была мощнейшим движением в восстановлении и развитие страны. А самым пагубным в развале страны, опять же по моей оценке, был указ Хрущёва об сокращение у населения подворья.Дело в том, что в тот период по Хрущёвской перестройке даже на селе запрещалось держать более, чем по одной корове. Для абсолютного большинства населения СССР этот указ был настоящей трагедией. Даже я, ещё совсем пацан, остро ощущал, переживал, а внутренне агрессивно противился этому указу. Как и чем кормить детей, что есть самим? Корова для села всегда была кормилицей. Несмотря на то, что содержание коров требовало от её хозяина ежедневного труда, забот, а в летний период ещё и большого, порой изнурительного тяжёлого труда, связанного с заготовкой сена, подстилки, ремонтом хлева и т.п. Для членов нашей семьи этот процесс никогда не был противным. Сколько себя помню, я никогда ни от кого из моих братьев или сестёр ни разу не слышал хоть какого бы-то ни было проклятия в адрес наших коров. Мы все и всегда с большой благодарностью вспоминаем их клички: "Беляшка", "Зорька", "Красотка", "Лысёнка".
А моя любимая речка Деркул исчезла на моих глазах. С исчезновением речки исчезло то счастливое чувство, при котором в сознании ребёнка закладывается глубочайшее понимание слова – Родина. Буквально за несколько лет глубоководная и полноводная река Деркул с неиссякаемыми рыбными запасами с момента начала поднятия целинных земель обмелела и превратилась во множество мелководных луж с зелёной вонючей водой.
Как только на целину пришла с/х техника, её необходимо было перегнать на другую сторону р. Деркул, в сторону Большого Сырта (в большую степь). Мостов никаких не было, и их строили тут же с помощью этой же техники. Кое-как клали несколько небольших труб (больших тогда ещё не делали) и заваливали их землёй, срезая её с правого (крутого) берега реки, наваливая дамбу. Таких дамб на реке Деркул было очень много. Стали распахивать пойменные луга, а затем стали ставить дамбы в дальних бригадах для прудов. Все эти дамбы вешними водами смывались, их вновь насыпали или строили рядом, и так из года в год. Река мелела на глазах.
Чтобы задержать талые воды, уже по всему Деркулу, через 4-5 километров, насыпали новые дамбы. И в конце концов, речка глубиной от 8 до 12 метров исчезла. Помню, как каждую весну вместе с ледоходом плыла вниз по течению Деркула задохнувшаяся от недостатка кислорода рыба. В первые годы после начала освоения целинных земель, когда рыба начала задыхаться, плыла не очень крупная рыба. Но с каждой новой весной размер задохнувшейся рыбы увеличивался. Речные ямы и омуты, где рыба скапливалась на зимовку, стали катастрофически мелеть. И вот однажды мы увидели итог, когда по речке плыли дохлые сомы, щуки, сазаны длиной до двух, а то и трёх метров. Я вспоминаю случай, когда дядя Костя Шапошников (бригадир полеводческой бригад, у которого мы детвора 11-14 лет вместе с "бабами" работали на картошке и бахчах) поймал на перемёт сома, которого смогли вытащить на берег только с помощью верблюда.
Для того, чтобы этого сома можно было взвесить, пришлось вести на полуторке на большие весы. Когда сома затащили в кузов машины через открытый задний борт, то его хвост почти лежал на земле.
Я лично, когда уже учился в старших классах, за время с момента начала летних каникул до момента отъезда на работу в какую-либо бригаду на жерлицу обязательно ловил несколько сомов килограммов так от 3 до 10. Окончательно добила речку чудовищная по своей глупости инициатива "Партии и Правительства" строительства в нашем передовом колхозе Уральской области "Путь к коммунизму" увиденного и привезённого из Америки птицеводческого комплекса. Река превратилась в вонючку.
Ну вот, уже несколько раз давал себе слово больше не писать. Не удержался. Извините.
К весне наконец-то были образованы специальные противочумные заградительные отряды. Казаки на лошадях с винтовками и пулеметами стояли на холмах и предупредительными выстрелами запрещали перемещение людей в сторону какого-либо населённого пункта. Если тот не слушался, в него стреляли, а потом казак на лошади "кошкой" на верёвке цеплял его за одежду подтаскивал к яме, сбрасывал туда, обливали керосином и поджигали, а потом закапывали землёй.
Весной на Бухарскую сторону в степи были брошены отряды на борьбу с этими эпидемиями. В одном из таких отрядов после Румынского фронта и Гражданской войны был и мой отец.
Медицинский фельдшер 5-й роты 3-й стрелково-артиллерийской бригады.
В этой же стрелково-артиллерийской бригаде и в этом же дивизионе по окончании артиллерийского училища начинал службу в чине подпоручика Уборевич Иероним Петрович вначале заместителем командира батареи, а потом – роты. С отцом они были очень дружны. Жили в одной землянке.
Картина, которая предстала взору, была просто ужасающей, и это несмотря на то, что все они медицинские работники, прошли Первую мировую и Гражданскую войну и в своей жизни уже повидали много смертей. Ещё не закончилась гражданская война.
Вовсю свирепствовали банды разного цвета и мастей. И на этом фоне противоэпидемическим отрядам было более-менее спокойно, т.к. банды боялись там появляться. Эти противоэпидемические отряды работали так. Отрядам давалось задание обследовать конкретные территории и местность. Они все в специальных защитных одеждах заходили в аулы или зимовья, всех живых людей изолировали, обрабатывали специальными растворами, переодевали, брили и отправляли на карантин в специальные населённые пункты. Всю одежду сжигали. Всех грудных детей с головой окунали в карболку, как это делали при крещении, и отправляли в специальные детские приюты. Я забыл, почему грудные дети ни чумой, ни холерой не болели. Мама мне объясняла. А поскольку в каждой семье детей было много, то и работы по их спасению было очень много.
Почему-то в памяти по рассказам моей мамы осталась такая картина: отряд заходил в аул, по которому туда-сюда бродила очумевшая от голода и без водопоя скотина. Собаки, чуя, что пришла беда, не бросались со злобным лаем на пришедших, как это было по обыкновению. Заходить в чум работникам отряда категорически запрещалось. Чум обследовали через верхний дымоход. Детей вытаскивали специальным шестом с крюком, зацепляя малыша подмышки. Чум обливали керосином и поджигали.
В больших стойбищах жили и ханы, и очень богатые его родственники, и визири. Брать что-либо из предметов запрещалось категорически.
Мама мне рассказала, что один из врачей отряда, где был наш отец, нарушил эту инструкцию, зашёл в богатый чум и, увидев там из тонкого Китайского шёлка лазурного цвета занавес, весь шитый узорами золотой ниткой, позарился на него, тайком снял его и засунул за пазуху. Через несколько дней его не стало.
Пройдя это горнило страшной смерти, отец очень серьёзно относился к профилактическим прививкам и соблюдению населением вверенных ему посёлков жёстких санитарных норм, как самого населения, так и предприятий. Прививки населению, и особенно детям, делались регулярно.
Ну, а теперь о целине.
Дело в том, что в период начала поднятия целины смертность целинников была просто ужасающая. Причин этому обстоятельству было много: 1). Контингент – очень много бывших зэков с разных регионов СССР. 2) Беспробудное пьянство на полученные т. н. "подъёмные", воровство и непрекращающиеся драки. Привезли целинников в феврале месяце и почти до самого мая они болтались по сёлам. Дрались с местными и между собой. Вначале Саратовские дрались с Ульяновскими, потом Ульяновские с Москвичами, потом Саратовские с Москвичами и так по кругу. А потом либо по очереди, либо все скопом с нашими местными. Ни один день не проходил без поножовщины. Отец так был загружен работой, что порой дома не появлялся неделями.
А кроме своей профессиональной работы он был членом правления сельского совета, а это – дополнительная нагрузка по обустройству целинников, их расквартирование, санитарная обработка, лечение, распределение по бригадам, организация бани, прачечной, пекарен, медицинских пунктов и т.п. За колхозом было закреплено почти 40000 га земли!!! Казахстанские колхозы по размерам были равны административным районам в ЦЧО СССР.
Мы все, даже я (мне всего-то было лет 8-9), остро ощущали угрозу, которой подвергался наш отец, постоянно находясь среди этой полубандитской пьяной массы. Все дети посёлка, в том числе и мы, были сильно возбуждены этими событиями. В школе все разговоры шли только на тему, кто с кем подрался. Кого и как порезали и кто сильнее, наши или Саратовские и т.д. В школе появились финки и начался обмен между школьниками этим оружием. Уже буквально через несколько дней после приезда первых целинников и у нас в доме тоже появилась первая финка с наборной из оргстекла цветной ручкой.
Для нашего восприятия того времени эта финка была невероятной красоты, изящества, и даже по сегодняшнему времени – настоящего искусства.
Доступность наших поселковых детей к этому оружию и их осведомлённость объясняется тем, что все целинники по два-три человека почти насильственно были расквартированы по домам сельчан, как это обычно было во время военных действий. Вспомню такой случай. Однажды ночью в начале апреля месяца из п. Асеричева привезли на лошади двух пьяных, подравшихся между собой целинников. Как потом было выяснено раны у них были просто ужасающие, они все были перепачканы кровью. Местная (Асеричевская) санитарка, как могла, затянула бинтами раны, перетянув жгутами отход крови и отправила их на тарантасе в п. Зелёный со своим мужем. Тот ночью подвёз их к нашему дому, сказал раненым, которые начали к тому моменту приходить в себя от пьяного угара, что вот тут живёт врач, но надо бы подождать утра, а то Н. С. настолько устал от вас сволочей, что валится с ног.
Ночь была морозная и ребята, мучаясь, ходили кругами возле медицинского пункта и нашего дома, ждали утра. Хорошо, что отец очень рано утром по какой-то причине вынужден был пойти на работу. Когда он у одного из них увидел торчащие из рукавов фуфайки кончики совершенно чёрных пальцев, а потом почти в таком же состоянии руку у другого, как он потом рассказывал маме – сомнений в том, что без ампутации не обойтись, у него почти не было. Однако этим "мужикам – комсомольцам" было всего по 23-24 года.
Видимо этот возраст, холод и решительные, основанные на большом опыте военных лет грамотные действия нашего отца помешали (в лучшем случае) остаться этим ребятам калеками. С приходом на нашу станцию (ст. Деркул) эшелонов с техникой и с началом полевых работ ситуация с травмами и смертностью не уменьшилась. Люди начали травмироваться и гибнуть под техникой, зачастую по той же причине, что была описана выше – пьянство и полнейшее отсутствие техники безопасности. Так был задавлен гусеничным трактором в борозде во время ночной пахоты один из очень близких друзей моего старшего брата Женя Зюбин. Ему было всего 15 лет. Отец у него погиб на фронте. Он был один у матери и был вынужден пойти работать прицепщиком вот к такому "специалисту". Что-то нужно было сделать, и чтобы тракторист на очередном круге его не проехал, он лёг в борозду и заснул. А тракторист тоже заснул, и всё!
Вспоминаю как на Пасху, река Деркул очень сильно разлился и разделил посёлок на две части. Всё сообщение осуществлялось двумя лодками. Лодки перевозили рабочих, учителей, учеников, доярок. Пьяных целинников участковый к лодкам не подпускал.
А магазин, где торговали водкой, был на той стороне посёлка. Вот два молодых пьяных целинника (пацаны, лет так по 19-20) решили на наших глазах ( кучки деревенских пацанов лет 7- 11) вплавь перебраться за водкой на тот берег. Ледоход был очень бурный. Разделись догола и поплыли. До середины не добрались. Под льдинами пропали. А потом началась работа.
В колхоз приехала большая человек 40 бригада демобилизованных воинов. Подавляющее большинство остались в посёлке навсегда. Женились, обзавелись семьями. Построили дома. Стали уважаемыми специалистами. Очень многие были награждены высокими государственными наградами. Двоим было присвоено звание "Герой Социалистического Труда". В первый же год зерна уродилось очень много. И очень много его пропало. Не было чем его вывозить с полей. Возили в основном на бестарках запряжённой верблюдом, быком или лошадью. У нас, на станции, прямо на земле возле железнодорожного полотна был организован огромный ток. Терриконы зерна лежали на земле под открытым небом. В одной из куч проса погибло трое ребятишек одной из работниц этого тока. Каким-то образом они залезли на огромный транспортёр по примеру старших ребят и "прокатились". Они утонули в просе, когда транспортёр их скинул на верх этой кучи. Целина в целом, по моей оценке, была мощнейшим движением в восстановлении и развитие страны. А самым пагубным в развале страны, опять же по моей оценке, был указ Хрущёва об сокращение у населения подворья.Дело в том, что в тот период по Хрущёвской перестройке даже на селе запрещалось держать более, чем по одной корове. Для абсолютного большинства населения СССР этот указ был настоящей трагедией. Даже я, ещё совсем пацан, остро ощущал, переживал, а внутренне агрессивно противился этому указу. Как и чем кормить детей, что есть самим? Корова для села всегда была кормилицей. Несмотря на то, что содержание коров требовало от её хозяина ежедневного труда, забот, а в летний период ещё и большого, порой изнурительного тяжёлого труда, связанного с заготовкой сена, подстилки, ремонтом хлева и т.п. Для членов нашей семьи этот процесс никогда не был противным. Сколько себя помню, я никогда ни от кого из моих братьев или сестёр ни разу не слышал хоть какого бы-то ни было проклятия в адрес наших коров. Мы все и всегда с большой благодарностью вспоминаем их клички: "Беляшка", "Зорька", "Красотка", "Лысёнка".
А моя любимая речка Деркул исчезла на моих глазах. С исчезновением речки исчезло то счастливое чувство, при котором в сознании ребёнка закладывается глубочайшее понимание слова – Родина. Буквально за несколько лет глубоководная и полноводная река Деркул с неиссякаемыми рыбными запасами с момента начала поднятия целинных земель обмелела и превратилась во множество мелководных луж с зелёной вонючей водой.
Как только на целину пришла с/х техника, её необходимо было перегнать на другую сторону р. Деркул, в сторону Большого Сырта (в большую степь). Мостов никаких не было, и их строили тут же с помощью этой же техники. Кое-как клали несколько небольших труб (больших тогда ещё не делали) и заваливали их землёй, срезая её с правого (крутого) берега реки, наваливая дамбу. Таких дамб на реке Деркул было очень много. Стали распахивать пойменные луга, а затем стали ставить дамбы в дальних бригадах для прудов. Все эти дамбы вешними водами смывались, их вновь насыпали или строили рядом, и так из года в год. Река мелела на глазах.
Чтобы задержать талые воды, уже по всему Деркулу, через 4-5 километров, насыпали новые дамбы. И в конце концов, речка глубиной от 8 до 12 метров исчезла. Помню, как каждую весну вместе с ледоходом плыла вниз по течению Деркула задохнувшаяся от недостатка кислорода рыба. В первые годы после начала освоения целинных земель, когда рыба начала задыхаться, плыла не очень крупная рыба. Но с каждой новой весной размер задохнувшейся рыбы увеличивался. Речные ямы и омуты, где рыба скапливалась на зимовку, стали катастрофически мелеть. И вот однажды мы увидели итог, когда по речке плыли дохлые сомы, щуки, сазаны длиной до двух, а то и трёх метров. Я вспоминаю случай, когда дядя Костя Шапошников (бригадир полеводческой бригад, у которого мы детвора 11-14 лет вместе с "бабами" работали на картошке и бахчах) поймал на перемёт сома, которого смогли вытащить на берег только с помощью верблюда.
Для того, чтобы этого сома можно было взвесить, пришлось вести на полуторке на большие весы. Когда сома затащили в кузов машины через открытый задний борт, то его хвост почти лежал на земле.
Я лично, когда уже учился в старших классах, за время с момента начала летних каникул до момента отъезда на работу в какую-либо бригаду на жерлицу обязательно ловил несколько сомов килограммов так от 3 до 10. Окончательно добила речку чудовищная по своей глупости инициатива "Партии и Правительства" строительства в нашем передовом колхозе Уральской области "Путь к коммунизму" увиденного и привезённого из Америки птицеводческого комплекса. Река превратилась в вонючку.
Ну вот, уже несколько раз давал себе слово больше не писать. Не удержался. Извините.
Источник:
реклама
