801
3
16 февраля 1831 года родился Николай Лесков — самый русский из всех русских писателей, как называли его критики. В своих произведениях Лесков часто «смешивал» реальные события с выдуманными, творчески переосмысливал различные предания и поверья и постоянно «пересыпал» речь меткими простонародными словечками. В 183-ю годовщину со дня рождения писателя вспомним из его самое известное творение — «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе» (или попросту «Левшу»).
В ту же минуту мелкоскоп был подан, и государь взял блоху и положил её под стекло сначала кверху спинкою, потом бочком, потом пузичком, — словом сказать, на все стороны её повернули, а видеть нечего. Но государь и тут своей веры не потерял, а только сказал:
– Привести сейчас ко мне сюда этого оружейника, который внизу находится.
Платов докладывает:
– Его бы приодеть надо — он в чём был взят, и теперь очень в злом виде.
А государь отвечает:
Портрет Николая Лескова работы Валентина Серова, 1894 год. Фото: РИА Новости
– Ничего — ввести как он есть.
Платов говорит:
– Вот иди теперь сам, такой-этакой, перед очами государю отвечай.
А левша отвечает:
– Что ж, такой и пойду, и отвечу.
Идёт в чём был: в опорочках, одна штанина в сапоге, другая мотается, а озямчик старенький, крючочки не застегаются, порастеряны, а шиворот разорван; но ничего, не конфузится.
«Что же такое? — думает. — Если государю угодно меня видеть, я должен идти; а если при мне тугамента нет, так я тому не причинен и скажу, отчего так дело было».
Как взошёл левша и поклонился, государь ему сейчас и говорит:
– Что это такое, братец, значит, что мы и так и этак смотрели, и под мелкоскоп клали, а ничего замечательного не усматриваем?
– Привести сейчас ко мне сюда этого оружейника, который внизу находится.
Платов докладывает:
– Его бы приодеть надо — он в чём был взят, и теперь очень в злом виде.
А государь отвечает:
Портрет Николая Лескова работы Валентина Серова, 1894 год. Фото: РИА Новости
– Ничего — ввести как он есть.
Платов говорит:
– Вот иди теперь сам, такой-этакой, перед очами государю отвечай.
А левша отвечает:
– Что ж, такой и пойду, и отвечу.
Идёт в чём был: в опорочках, одна штанина в сапоге, другая мотается, а озямчик старенький, крючочки не застегаются, порастеряны, а шиворот разорван; но ничего, не конфузится.
«Что же такое? — думает. — Если государю угодно меня видеть, я должен идти; а если при мне тугамента нет, так я тому не причинен и скажу, отчего так дело было».
Как взошёл левша и поклонился, государь ему сейчас и говорит:
– Что это такое, братец, значит, что мы и так и этак смотрели, и под мелкоскоп клали, а ничего замечательного не усматриваем?
А левша отвечает:
– Так ли вы, ваше величество, изволили смотреть?
Вельможи ему кивают: дескать, не так говоришь! а он не понимает, как надо по-придворному, с лестью или с хитростью, а говорит просто.
Государь говорит:
– Оставьте над ним мудрить, — пусть его отвечает, как он умеет.
И сейчас ему пояснил:
Мы, — говорит, — вот как клали, — И положил блоху под мелкоскоп.— Смотри, — говорит, — сам — ничего не видно.
Левша отвечает:
– Этак, ваше величество, ничего и невозможно видеть, потому что наша работа против такого размера гораздо секретнее.
Государь вопросил:
– А как же надо?
– Надо, — говорит, — всего одну её ножку в подробности под весь мелкоскоп подвести и отдельно смотреть на всякую пяточку, которой она ступает.
– Помилуй, скажи, — говорит государь, — это уже очень сильно мелко!
– А что же делать, — отвечает левша, — если только так нашу работу и заметить можно: тогда всё и удивление окажется.
Положили, как левша сказал, и государь как только глянул в верхнее стекло, так весь и просиял — взял левшу, какой он был неубранный и в пыли, неумытый, обнял его и поцеловал, а потом обернулся ко всем придворным и сказал:
– Видите, я лучше всех знал, что мои русские меня не обманут. Глядите, пожалуйста: ведь они, шельмы, аглицкую блоху на подковы подковали!
– Так ли вы, ваше величество, изволили смотреть?
Вельможи ему кивают: дескать, не так говоришь! а он не понимает, как надо по-придворному, с лестью или с хитростью, а говорит просто.
Государь говорит:
– Оставьте над ним мудрить, — пусть его отвечает, как он умеет.
И сейчас ему пояснил:
Мы, — говорит, — вот как клали, — И положил блоху под мелкоскоп.— Смотри, — говорит, — сам — ничего не видно.
Левша отвечает:
– Этак, ваше величество, ничего и невозможно видеть, потому что наша работа против такого размера гораздо секретнее.
Государь вопросил:
– А как же надо?
– Надо, — говорит, — всего одну её ножку в подробности под весь мелкоскоп подвести и отдельно смотреть на всякую пяточку, которой она ступает.
– Помилуй, скажи, — говорит государь, — это уже очень сильно мелко!
– А что же делать, — отвечает левша, — если только так нашу работу и заметить можно: тогда всё и удивление окажется.
Положили, как левша сказал, и государь как только глянул в верхнее стекло, так весь и просиял — взял левшу, какой он был неубранный и в пыли, неумытый, обнял его и поцеловал, а потом обернулся ко всем придворным и сказал:
– Видите, я лучше всех знал, что мои русские меня не обманут. Глядите, пожалуйста: ведь они, шельмы, аглицкую блоху на подковы подковали!
Ссылки по теме:
- Лесков, Николай Семёнович
- Пастернак, Борис Леонидович
- Зельдин, Владимир Михайлович
- Быстров, Борис Евгеньевич
- Сименон, Жорж
реклама
веками ничего в россии не меняется.
Кстати, он и сам был левшой.