Истории

Нерусские люди, или Почему над шутками про Равшана и Джамшуда смеются миллионы россиян
«Нет, ну что они с погодой творят?! Сейчас ноль, а к вечеру обещают до тринадцати мороза, ты такое видел, а?!» – грузный мужчина, плюхнувшийся на переднее сиденье маршрутки, начал жаловаться буквально с первой минуты посадки в машину. И при этом он не просто отвлекал водителя разговорами, но и в моменты особенной экспрессии пытался похлопывать того по плечу.
За окном действительно творилось что-то невообразимое – каша из снега, воды, грязи заполонила московские дороги, в некоторых местах доходя почти до колен, небо сумрачно выбрасывало вниз неприветливые снежные хлопья, которые таяли, не долетая до земли. Но пассажир, судя по внешнему виду, пенсионного возраста, возмущался так, будто именно человек, нас везущий, был виноват и в небесной хляби, и в том, что «в этом году не зима, а черт знает что. Совсем они там, что ли, обнаглели?».
Вот эти ссылки на тех, кто «там обнаглел» и что-то такое «с погодой творит», меня, тоже находящуюся внутри салона маршрутки, где сидели не в пример болтливому мужчине немногословные и угрюмые четыре женщины, весьма заинтриговали. Мне стало интересно – кому собеседники поставят в вину этот и в самом деле аномальный температурный перепад? Но обсуждения не получилось: до конца поездки разговорчивый пенсионер все говорил и говорил, а сидевший слева от него водитель, то ли таджик, то ли узбек, только имитировал беседу, изредка кивая в ответ и улыбаясь. И ни разу не остановил надоедливого, чтоб тот не мешал вести машину в столь непростых условиях.
На конечной остановке, у метро, опять для него, водителя, испытание. Тут в бой пошли женщины, точнее две из них. Попытавшись побыстрее выйти, одна так дернула дверь микроавтобуса, что ее в буквальном смысле перекосило и заклинило на полдороге к открытию. Что тут началось… Будто шлюзы открылись – за несколько секунд, в течение которых несчастный водитель подбежал от своей двери к нашей, ему довелось услышать столько ругани и в свой адрес, и всех азиатских национальностей в придачу, что впору было начинать драку. И я не уверена, что была бы на стороне пассажиров-заложников. А он, то ли узбек, то ли таджик, ничего. Как-то быстро и ловко поставил дверь на место и, стоя в хлипких ботиночках в дорожном месиве по щиколотку, подавал всем выходящим руку, чтобы было сподручнее перешагивать через грязь.
А тетки, особенно вторая, продолжая крыть его последними словами, тем не менее милостиво поддержкой пользовались. А вместо спасибо: «У-у-у, чучмек, у тебя и руки под стать дороге». Но тот на провокацию не поддавался: стоял и улыбался, все так же терпеливо, как до того с мужчиной. И можно было подумать, что ему все нипочем – ни докучливые пассажиры со своей трепотней и руганью, ни отвратительная погода, при которой работать еще не один час, и неизвестно, кто и почему станет вымещать на нем настроение, – если б не глаза. Они его выдавали, это были глаза человека, все понимающего – что мы, москвичи, считаем его человеком второго сорта. Что если он хочет сохранить рабочее место, нужно притвориться глухонемым. Что то обстоятельство, что в той, другой жизни он был уважаемым и к его мнению прислушивались, в сегодняшней, за баранкой столичной маршрутки, не играет никакой роли. Он стоял и изо всех сил старался держаться в навязанной роли бессловесного и безропотного.
Не знаю, как в других районах, но на юге Москвы их, приехавших из некогда хлебосольных азиатских республик, много. Это они, кого мы полубрезгливо, полупрезрительно называем гастарбайтерами, скалывают лед на тротуарах в двадцатиградусные морозы, таскают тяжеленные ящики с овощами-фруктами в магазинах и ларьках около метро, убирают общественные туалеты в Коломенском и делают еще много всякой другой работы, непопулярной среди коренных жителей Златоглавой, несмотря ни на какие кризисные времена. Каждый день, еще за окном темным-темно, я сквозь сон слышу, как шаркают дворничьи метлы и позвякивают лопаты. И что бы ни вытворяла погода и сколько бы снега ни наметала, я знаю, что, выйдя из подъезда, я пойду по ухоженной дорожке, а темноволосый Ахмет (или Равшан?) в ярко-оранжевой служебной куртке как-то пугливо ответит на мое «доброе утро». Словно в обязанности нерусским дворниками вменяют не только убирать дворы, но и как можно дальше держаться от обитателей убираемых территорий. И еще я знаю, что в пристройке к ДЕЗу неподалеку от моего дома в одной небольшой комнате живет не один, не два и даже не пять таджиков. А много больше. Это мне один из них, Вахит, рассказал. Я шла из магазина, согнувшись в три погибели, и ругала себя всякими словами за то, что не соизмерила аппетиты с потенциальными возможностями по переноске тяжестей. Четыре пакета, наполненные всякой снедью, я перетаскивала, как медсестра раненых под обстрелом. Сто метров, остановка, снова рывок. Вокруг кипела жизнь – пацаны играли в футбол на ледяном поле, взрослые дядьки, сидя на скамеечке, пили, невзирая на мороз, пиво. А рядом малыши под присмотром заботливых мамочек пытались слепить снежные куличики.
В антураже выходного дня я пыталась выглядеть так же беззаботно, только вряд ли у меня это удачно получалось. И вдруг сзади кто-то схватился за мои пакеты. «Давайти помогаю», – на ломаном русском предлагает. Как я шарахнулась от этого таджика… И видно, все прочитал он на моем лице, потускнел и пошел быстрым шагом дальше, меня обгоняя. А я плелась позади, считала шаги и опять себя кляла, вот ведь попался добрый человек, а я что? И пока его еще было видно, закричала: «Подождите, я согласна!» Парень, не поверите, обернулся, заулыбался и ко мне навстречу бегом. Забрал все мои «сто килограмм», хотя я порывалась донести сама хотя б один пакет, и еще шел и рассказывал про свою жизнь столичную, в этой самой комнатенке. Как им не разрешают включать свет по вечерам, как готовят на чуть ли не керосинке, как ему повезло, что есть работа дворника, потому что дома в Таджикистане мама и пять братишек и сестренок. А я шла рядом, с пустыми руками и, поглядывая на его вовсе не зимнюю обтрепанную курточку, вспоминала, как сказала одна моя знакомая: «Все эти таджики-узбеки, ну что им тут, медом намазано, что ли? Все едут и едут. Одеваться для начала научились бы, коль в столицу приехали».
Он донес мой груз до самого лифта, замахал руками, когда попыталась дать ему денег и что-то из продуктов. И на своем корявом русском вдруг взял и сказал мне спасибо. За то, как смущаясь, объяснил, что я его не испугалась. «Когда вижу, что кому-то тяжело, я всегда хочу помочь, меня дома так учили, только все здесь боятся. Наверное, думают, что раз я таджик, значит, надо держаться от меня подальше, да?»
Ну в самом деле, почему их мы их так не любим? Или, может быть, боимся? И потому все свои фобии умело маскируем под вроде бы добрые шутки про Равшана и Джамшуда? Но стал ли кто-то из нас смеяться, если бы подобную передачу, где в главной роли дурака или еще хуже дебила – русский Иван, показали бы то ли на таджикском, то ли узбекском канале?
Блогозодиаки
Овен
Овны – великодушные и оптимистические блоггеры, у них есть чувство юмора, они неравнодушны к конкурсам и эстафетам. Прямолинейны, интересы своего блога ставят на первое место, могут быть эгоистичны по отношению к читателям.
Овны наделены предпринимательской жилкой, но часто они забывают про стратегию монетизации и «по многочисленным советам» шествуют в «Блогун».
В основном, овны способны добиться известности в блогосфере, у них есть собственная линия поведения, и они выделяются из толпы.
Телец
Отличительная черта блоггеров-тельцов – упорство в достижении поставленного результата. Если была намечена цель в 300 уникальных посетителей – значит, так тому и быть. За какую бы тематику не брались тельцы, они пишут с завидным усердием и трудолюбием.
Практический ум и деловитость тельцов позволяют наладить им нужные связи с популярными блоггерами. Тельцы могут годами, не жалуясь, тянуть на себе до двадцати качественных блогов, и такое занятие доставляет им удовольствие.

Близнецы
В близнецах всегда скрывается два блоггера, поэтому наблюдается непрерывная раздвоенность. Они часто переживают времена нерешительности в принятии решении, внезапно меняют название блога, дизайн, хостинг и даже съезжают на другой домен, словно пытаются от кого-то скрыться или обрести что-то новое. Даже читая посты, они могут начать с конца.
Близнецы обожают графоманить, но не умеют в полной мере проникаться идеями других авторов. Нетерпимы по отношению к консервативным блоггерам и скучным конкурсам. Их пальцы быстро бегают по клавиатуре, идеи льются через край, но им не хватает стабильности и терпения.
Рак
Характер раков прямой, натура мечтательная. Они очень чувствительны, и их можно ранить даже самым безобидным комментарием. Раки мстительны и злопамятны, но с обидчиком разделываются не всегда, часто просто посылают на того реки спама.
Чтобы добиться желаемого, раки как бы играючи подходят к своей цели, а потом, выждав момент, хватают ее за хвост. Достигают результата, если точно знают, что кто-то другой хочет добиться того же, поэтому с большим азартом и большой целеустремленностью участвуют в той же «линкомаулии» [кстати, ссылка продается за тридцать серебряников].
Лев
Львы-блоггеры стремятся главенствовать над всеми в рейтинге ЯППБ. Львы не страдают застенчивостью и стеснительностью, и без зазрения совести могут запихнуть в небольшую публикацию около десяти продажных постовых.
Львы уверенно завоевывают авторитет в своей нише, становясь настоящими зубрами блоггинга. Вследствие блестящих «финстрипов» на них обращают внимание, их действия признаются и одобряются.
Дева
Как правило, девы – спокойные, уравновешенные блоггеры, им не нужны никакие пузомерки, и они с трудом расслабляются, находясь в гостях на другом дневничке. У блогов дев минималистический и аккуратный дизайн, у них неизменно в порядке и сайдбар, и комментарии, стоящие на премодерации. Девы не склонны к помощи начинающим авторам, зато они щедры к друзьям, без вопросов ставя бесплатные ссылки.
Весы
Весы доброжелательны, на них всегда можно положиться, выводя свою новость в топ. Они без затруднений находят гармонию в блоггинге даже тогда, когда их не любят поисковики, а посещаемость стремится к нулю. Часто пребывают в состоянии неуверенности, особенно когда необходимо принять решение – будь то выбор блог-платформы или нейминг.
Во избежание конфликтов всегда идут на уступки и компромисс. Путь к успеху в блогосфере обеспечивается талантом дипломата, изысканной манерой общения и желанием заслужить признательность общественности.
Скорпион
Блоги скорпионов изливают магнетизм, а написанные статьи проходят прямо в вас. Они отлично знают цену своим рукописным творениям, оскорбления от них отлетают, а комплименты не пробуждают никаких эмоций. Они не хотят слышать о том, что где-то полетела верстка, от посторонних.
Скорпионы обладают большой силой воли. Как только берутся за какой-либо проект, принимаются без устали подхлестывать себя и своих коллег.
Стрелец
Стрельцы – идеалисты, они гордятся своими счетчиками подписчиков FeedBurner, но чувствуют себя униженными при малейшем намеке, что это неоправданно. Стрельцы очень коммуникабельны и дружественны, отличаются открытостью в общении с другими авторами. На них нет смысла посылать «проклятие Яндекса», поскольку в них нет злобы.
Козерог
Успех влечет козерогов с непреодолимой силой, и никакие апы тИЦ и PR не вынудят своротить их с выбранного пути. Козероги ощущают великое поклонение перед теми, кто обошел их блог по какому-либо показателю. Они крайне осмотрительно обходят фильтры поисковых машин и не суют по пятьдесят ключевиков на страницу.
Козерогам не нужно притягивать интерес к своему блогу, читатели сами тянутся к нему.
Водолей
Водолеи крайне не любят писать обыденные тексты и делать рутинную работу, им чужд педантизм. Они всегда находятся в поисках, день за днем совершенствуя свой блог.
Водолеи склонны к переменам, поэтому нередко они бросают свои старые увлечения и занимаются чем-то совершенно новым. Характерно, что у водолеев случаются периоды бездействия и лени, но, одолев их, они могут за день реализовать работу всего месяца. Отсюда и берет свое начало непредсказуемость и нерегулярность их постинга.
Рыбы
У рыб немного амбиций, и они вовсе не стремятся влезть в топ серча по запросу «большие сиськи». Даже соблазняющие циферки дохода, виденные у других блоггеров, не притягивают их внимания. Обычно рыбы следуют по линии ничтожного сопротивления, оставаясь равнодушными к запретам и мнениям других людей.
Черные ночи Петербурга
Семен Семенович Дрочилло фамилию свою не любил. И даже не потому, что с ее написанием у всех возникали проблемы – вечно норовили не дописать одну «л» да на конце поставить «а». И не потому, что в силу ее «итальянского» звучания мальчишки в детстве дразнили его папой Карло, а в университете дали неблагозвучную кличку «макаронник». Просто фамилия была какая-то несчастливая, и из-за нее Семена Семеновича с детства преследовали всяческие неудачи.
Росший в профессорской семье известных ленинградских лингвистов, хрупкий мальчуган с детства волочил по жизни тяжелый груз доставшейся ему фамилии. Старая нянечка в детском саду, каждый раз, когда видела маленького Сему, крестилась тайком и жалостливо вздыхала. В школе молоденькая практикантка по английскому языку, проверяя присутствующих, звонко на автомате выкрикнула его фамилию и в рыданиях выбежала из класса. Она решила, что ее гнусно разыграли, подсунув фальшивый журнал.
Однажды пожилой и мудрый Семен Симеонович, отец Семы, решив, что сын уже достиг возраста, когда можно апеллировать к логике и разуму, а не к эмоциям и провел с ним воспитательную беседу после очередного произошедшего недоразумения.
- Сема, послушай меня. Все в этом мире относительно. Тебе сейчас кажется, что хуже твоей фамилии на свете не существует. Но на самом деле это ошибочное мнение. Разве не нужно благодарить судьбу за то, что наша фамилия Дрочилло, а не, скажем, Педрилло или Пердилло? А хотел бы ты носить фамилию Пиздарванцев? А ведь у нас в Ленинграде целая семья живет с такой фамилией. Там даже дело дошло до того, что главу семейства из партии хотели исключить за то, что он отказывается менять фамилию. А тот уперся и ни в какую – мол, он где-то разыскал родословную, это старинная русская фамилия, ей Петр Первый пожаловал одного из своих бояр за молодецкую удаль. А как тебе Мудищев, воспетый в одноименной поэме? А Хуеглоткина не хочешь? Был такой в Москве, сейчас он правда Защекаев. Так что, дружок мой, не расстраивайся. В конце концов, не фамилия красит человека, а человек фамилию! И потом, согласно семейным преданиям, наш род, Семен, происходит из Италии, ты должен это знать, гордиться этим, но никому не рассказывать. Все-таки страна капитализма.
Сему эта педагогическая беседа, особенно ее концовка на какое-то время успокаивала. Но количество казусов от этого не уменьшилось. В восьмом классе на городской олимпиаде по русской литературе его, явного лидера, бессовестно засудили и дали только третье место. Репортаж об олимпиаде снимало центральное телевидение и произнести вслух на всю страну такую фамилию побоялись даже в разгар бушующей в стране перестройки.
На втором курсе университета, вспыхнувшая было первая юношеская – взаимная! - любовь с Настенькой Потаповой из параллельной группы, закончилась внезапно и скандально. В пустой аудитории после занятий Настенька некрасиво ощерилась, дала Сему звонкую пощечину и, разрыдавшись, завопила:
- Как ты смел с такой фамилией ко мне лезть! Хорошо, что вовремя подсказали, а я дура тебе уже отдаться хотела! Была бы сейчас Дрочилкиной всем на смех!
Шли годы. Отшумела перестройка, отгремели кровопролитные бои за передел собственности. Родители Семена почти одновременно отошли в мир иной, оставив единственному сыну огромную квартиру на Фонтанке. Все бы хорошо, да вот злой рок так и не отпускал его из своих цепких лап. Было плохо с работой. Диплом филолога в стране развивающегося капитализма ценился невысоко. Да и Питер уже был не Ленинград, здесь вслед за Москвой подрастали поколения нагловатых и самоуверенных «менагеров», не обремененных знаниями русского языка и уверенных, что предложений длиннее трех слов не бывает, как в эсэмэсках.
Семен Семенович отишачил несколько лет преподавателем литературы в средней школе, затем устроился младшим научным сотрудником в крохотный краеведческий музей на Петроградке на аховую зарплату. Ее едва хватало на питание и одежонку из магазинов бэушного западного ширпотреба, куда он позволял себе изредка захаживать. Зато свободного времени стало больше, мэнээсам полагались библиотечные и творческие дни. В эти промежутки Семен Семенович пытался первое время подрабатывать, но после того, как оставил какие-то важные бумаги в метро, осваивая профессию курьера, эти попытки прекратились.
Некогда шикарная по советским меркам обстановка квартиры ветшала, покрывалась пылью, как-то сама по себе рассыхалась и рассыпалась. Квартира давно требовала ремонта, пусть даже не евро, а хотя бы простенького отечественного. Но, увы, денег на ремонт не было и не предвиделось. В отсутствие хозяйки, поскольку переваливший за тридцатник Семен Семенович так и не женился, он только худел, бледнел и постепенно сходил на нет. Знакомые советовали продать квартиру и купить однокомнатную в Купчино, а на оставшиеся деньги начать жить сытно и безбедно. Он отнекивался, и на него странно смотрели. Все соседние квартиры были уже давно приобретены, переломаны, объединены, вылизаны, а к парадной было трудно протиснуться из-за плотно запаркованных джипов. Но бедный филолог считал кощунственным продавать отцовско-материнский кров. Для него это было равносильно продаже родины.
Дела стали немного поправляться, когда их музей получил грант от одного мощного американского фонда, представляющего интересы сексуальных меньшинств, на исследование вопроса о подпольных лесбийских оргиях в Петрограде времен первой мировой войны. Сотрудникам в два раза повысили зарплату, директор и его зам съездили в Сан-Франциско, а Семен Семенович купил наконец-то подержанный компьютер и подключился к Интернету, чтобы долгими вечерами просиживать перед мутным допотопным монитором, исследовав для начала безбрежный порноокеан сети, а затем, быстро пресытившись и истощив свою далеко не мощную, несмотря на фамилию, мужскую потенцию, перешел в спокойное русло серфинга по пространству русской филологии.
Процветание, однако, длилось недолго. Грянул мировой финансовый кризис. Глава американского фонда растворился в джунглях Амазонки со всеми вверенными ему миллионами долларов, и был предан анафеме всеми гей- и лесби-сообществами Америки. Внезапно выяснились про него весьма неблаговидные вещи – и геем-то он не был, а наоборот долго и безуспешно лечился от импотенции, а кроме того страдал свирепым хроническим геморроем. И жена его оказалась не лесбиянкой – у нее уже давно в любовниках состоял один маленький волосатый мексиканец, который вошел в книгу рекордов Гиннеса за небывалую длину члена и полового акта.
В итоге этих сексуальных разборок, Семену Семеновичу урезали зарплату аж в три раза, причем с перспективой полного ее обнуления в ближайшем будущем, так как оргии петроградских лесбиянок почему-то не заинтересовали ни Фонд культурного наследия при ООН, ни Общество любителей экстрима Евросоюза. Пришлось снова переходить на картошку с постным маслом и квашеной капустой, впрочем Семену Семеновичу было не привыкать, жаль только было обрубленного за неуплату Интернета и весьма интересных наработок по теме лесбийской любви, жрицами которой, как выяснилось, были такие известные дамы российского революционного подполья, что захватывало дух.
Однажды смурным весенним вечером, когда он понуро сидел на продавленном диване в обширной гостиной и пытался перечитывать «Идиота», раздался телефонный звонок. Это было странно, поскольку телефон был отключен еще с ноября. Семен Семенович подошел не сразу. Но телефонные трели упорно продолжали буравить воздух, отдаваясь раскатистым эхом в соседних комнатах.
- Алло? – неуверенно спросил Семен Семенович, сняв, наконец, трубку.
В ответ раздался налитый до краев жизненным оптимизмом сочный мужской баритон:
- Семен Семенович Дрочилло?
Фамилия была произнесена корректно, с выделением двойного «л» и гласного на конце.
- Да, это он, - почему-то отрекомендовался в третьем лице Семен Семенович.
- С вами говорить старший партнер адвокатской фирмы «Лощинский и партнеры» Станислав Евгеньевич Корсук-Наливайко, - весомо отрекомендовался говорящий.
- Я вас слушаю, - отвечал отчего-то побледневший Семен Семенович. Звонок явно нарушал привычное существование. Почувствовалось сердце, участилось дыхание.
- Я звоню вам по несколько необычному, но весьма приятному для вас поводу, Семен Семенович.
- Что случилось? - совсем упавшим голосом вопросил тот.
- Да вы не волнуйтесь, - видимо на том конце провода почувствовали состояние филолога. – Произошло событие для наших краев редкое, но для вас весьма и весьма благоприятное. Вам досталось крупное наследство в Италии.
- Как в Италии? Почему в Италии? –Семен Семенович был ошарашен не столько самим фактом свалившегося на его голову чьего-то наследства, сколько его, этого наследства, месторасположением на карте мира. Внезапно вспомнились слова отца.
- Семен Семенович, давайте оставим все подробности для личной встречи, - тоном доктора Айболита отвечал адвокат. – Вы сможете подойти к нам завтра часикам к одиннадцати утра?
- А где вы находитесь? – еле спросил очумевший от новости Семен Семенович.
- На Невском, недалеко от вас, запишите адрес.
Начиная со следующего утра вялотекущая жизнь Семена Семеновича сорвалась в дикий галоп. Шикарный офис адвокатской конторы с длинноногой секретаршей. Ее плотоядная улыбка, без обиняков говорящая о том, что она готова отсосать у дорогого гостя здесь и сейчас, на этом вот кожаном диване. Вальяжный Корсук-Наливайко с кипой документов и переводов с красивыми тиснеными печатями. Ваш паспорт, пожалуйста. Да, все правильно. Оставьте, будем оформлять заграничный и шенгенскую визу. Здесь подпись пожалуйста, и здесь, и здесь. И здесь. Фото покойного Уго д’Рочилло. Фото его молодой красавицы вдовы. Фото наследства. Без малого четыреста миллионов евро в виде гигантского производства керамической плитки, квартиры в Риме и виллы на Капри. Фамильные драгоценности, Феррари и прочие мелочи болтались где-то в конце списка. Телефон персонального преподавателя итальянского языка, занятия начинаются завтра. Еще кофе?
- Ну-с, Семен Семенович, - Корсук-Наливайко промокнул салфеткой респектабельную лысину и откинулся на спинку огромного кресла. – Осталось уладить еще пару формальностей.
- Каких? – тонким счастливым голосом спросил Семен Семенович. Фотографии сделали свое дело – он наконец понял и поверил, что это судьба внезапно повернулась к нему другим местом, и отныне все будет совершенно по-другому.
- Есть два условия, без удовлетворения которых вы не сможете получить наследство.
- Что такое? – капризным тоном воскликнул наследник. К хорошему привыкаешь быстро.
- Не волнуйтесь, обстоятельства эти весьма и весьма разрешимые, а в какой-то части и приятные, - усмехнулся слегка игриво адвокат. – Дело в том, что ваш двоюродный дядюшка увязал получение наследства с таким условием: наследник мужского пола обязан жениться на его вдове, - и он ногтем запустил через полированную столешницу фотографию соблазнительной итальянки. «Карта поперла», - всплыла в голове никогда не игравшего Семена Семеновича фраза.
- Вы ведь не будете возражать? – с нажимом спросил Корсук-Наливайко. Перспектива потерять валютный гонорар с шестью нулями придала его тону твердость дамасской стали.
- Нет, то есть да, я согласен! – почти выкрикнул Семен Семенович. И без этого сумбурные мысли в голове понеслись в полный разнос. В брюках зашевелилось. – А что второе?
- Не волнуйтесь, - сразу расслабившись, мягко улыбнулся адвокат. – Второе условие также легко выполнимо. Дело в том, что по итальянским законам при передаче прав на собственность наследнику необходимо сделать банковский депозит на сумму расходов по юридическому оформлению всех надлежащих процедур и налогов. В вашем случае эта сумма составляет всего пятьсот тысяч евро. Депозит снимается с вашего счета только после завершения всех формальностей. Вот тут все итальянские реквизиты.
«Вот оно», - пронеслось в голове у Семена Семенович. «Не могло у меня все случиться так легко и просто. Сорвалось». Дрожащим голосом он произнес:
- Но у меня нет таких денег…
- Семен Семенович! – весело воскликнул Корсук-Наливайко. – Да при таких обстоятельствах вам любой банк даже в нынешних условиях за милую душу даст любую сумму в кредит! Маша, зайдите, - по селектору вызвал он секретаршу.
Зашла длинноногая губастая Маша. Ее удовлетворенный вид говорил о том, что за это время она успела-таки у кого-то отсосать, но если наследник желает… «Моя итальянка лучше», - подумал Семен Семенович и равнодушно отвернулся.
- Маша, принесите адресочек Райффайзена, - распорядился адвокат и тут же пояснил. – Это австрийский банк, у них там и формальностей поменьше, и риска никакого. Кстати, там же и депозит можете оформить на указанную сумму. Для этих целей годится только первоклассный европейский банк, наши не катят, - интимно пояснил он наследнику. – Поехали не откладывая, нужно ковать евро.
Они отправились на Васильевский остров, где размещался один из филиалов банка. – Там их мило встретили, выслушали и объяснили, что кредит на такую сумму дать не смогут по таким-то и таким-то причинам. А так, милости просим. После долгих препирательств и разборок, во время которых Корсук-Наливайко даже вспылил на директора филиала, обозвав его австрийским бюрократом, стороны нашли выход из создавшейся ситуации. Семен Семенович закладывает свою квартиру, которая, как раз и стоит по грубым оценкам пятьсот с лишним тысяч, кладет занятые деньги на депозит в Райффазен и с этими подтверждениями на руках спокойно отправляется в Италию оформлять наследство. По условиям депозита деньги перечисляются на указанные итальянские счета только после завершения всех формальностей, так что риск нулевой.
Следующие две недели пролетели как во сне. Семен Семенович выучил несколько фраз по-итальянски. С помощью шустрого адвоката без лишних формальностей уволился с работы. Оформил залог на квартиру. На остаток денег после размещения депозита Корсук-Наливайко одел и обул наследника по высшему разряду. Сунул, кому надо и без лишних проволочек оформил тому загранпаспорт и получил шенгенскую визу. Еще и осталось триста евро. «На цветы для невесты», - хохотнул он, всовывая деньги в карман Семену Семеновичу на проводах в Пулково. В Риме наследника должны были встретить и отвезти по месту назначения. Прощание было недолгим, но прочувственным. За эти дни адвокат и наследник сдружились.
В римский аэропорт Чампино Семен Семенович сошел солидно и уверенно. Теперь он был не каким-то там Дрочилло, а д’Рочилло, потомком аристократического рода и богатым наследником. Нужно было держать марку. Костюм сидел как влитой, в кармане пиджака лежало несколько мелких евро на чай. В правой руке он нес похожий на среднего размера клумбу букет цветов, через левую был перекинут дивного фиолетового отлива плащ. Запах дорогого одеколона сшибал с ног, но кто не делает таких ошибок поначалу?
Офицер иммиграционной службы деловито взял паспорт и стал его изучать. Процедура затягивалась, Семен Семенович нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Вдруг офицер нажал на какую-то кнопку под столом, и за его спиной немедленно возник еще один служащий в униформе. Они обменялись несколькими быстрыми негромкими фразами и предложили наследнику проследовать в служебное помещение. Там с ним стал общаться при помощи переводчика какой-то иммиграционный чин высокого ранга, судя по развесистым опереточным погонам.
- Цель вашего приезда? – поинтересовался чиновник.
- Получение наследства и женитьба, - гордо ответил по-итальянски Семен Семенович. Эту фразу он изучил с преподавателем первым делом.
- Где получали паспорт и визу?
- В Санкт-Петербурге. А что? – обеспокоенный наследник перешел на родной язык.
- Посмотрите сюда, пожалуйста.
Чин сунул паспорт наследника под фиолетовый свет какого-то прибора и Семен Семенович увидел, как на страницах документа проступают какие-то разноцветные пятна.
- Что это? – растерянно спросил он.
- Ваш паспорт и виза фальшивые.
- ???
Следующие два часа были полным кошмаром. Его допрашивали какие-то люди, был произведен личный досмотр, в результате которого от клумбы с цветами остались одни воспоминания. Физиономию Семена Семеновича долго сверяли с фотографиями в каких-то больших альбомах. Ему грозили тюремным заключением за подделку документов и попытку проникновения в шенгенскую зону, выпытывали, кто его сообщники, и не ему ли принадлежит футбольный клуб Рочилло на Сицилии. Наконец, вызванный российский консульский работник, беспрерывно зевающий и явно после зверской попойки, помог все-таки чудесным образом уладить инцидент и посадить беднягу в тот же самолет Аэрофлота на обратный рейс.
Летел Семен Семенович как в тумане. То и дело, проваливаясь в сон, он видел кошмары – вот его бросают в камеру к каким-то криминальным элементам, похожим не то на революционных матросов со свирепыми харями и почему-то с серьгами в ушах , не то на афганских душманов с кинжалами в зубах, и те тянут к нему свои когтистые лапы, сдирают с него костюм от Гуччи, затем трусы от Версаче и… нет!! Тут он просыпался в холодном поту, чтобы вновь рухнуть в пропасть омерзительных видений.
Окончательно придя в себя только в Пулково, Семен Семенович бросился на маршрутку и через час уже стоял перед своей парадной на Фонтанке. «Таблетка» для домофона почему-то не срабатывала, и, как назло, из парадной никто не выходил – был разгар рабочего дня. Он вспомнил, что оставил дубликат ключей Корсук-Наливайко и бодрой рысью помчался на Невский – благо это было недалеко, а денег на транспорт уже не оставалось.
Прибыв на место, к огромному своему изумлению, Семен Семенович обнаружил на месте адвокатской фирмы «Лощинский и партнеры» магазин-дискаунтер «На троечку». Не поверив собственным глазам, бедный филолог зашел внутрь, и чуть было не был растоптан толпой пенсионеров, давящихся в очереди за сахарным песком со специальными кризисными скидками. Живо вспомнились буйные совковые очереди за водкой по талонам в разгар антиалкогольной кампании. Но ни сахар, ни алкоголь Семену Семеновичу сейчас нужны не были. Он с трудом вырвался из бушующей толпы, и, прижавшись к стенке, стал лихорадочно соображать, что же ему теперь делать. «Банк!» - мелькнула блестящая мысль, - «там все разъяснят!», а ноги уже несли его на Ваську.
«Какая линия?» - лихорадочно вспоминал он по дороге. Поездки у затонированном лимузине Корсук-Наливайко были стремительны и покрыты розовым туманом счастья. «9-я? 11-я?». Он обежал ВСЕ линии В.О. Отделения Райффазен-банка не было нигде. Взмыленный как футболист после матча с дополнительным временем, Семен Семенович снова примчался домой на Фонтанку.
На его счастье к парадной пришвартовался гигантский черный джип, из которого вывалился наружу крупный толстобрюхий мужик в распахнутом кожаном пальто на меху и меховым же воротником – не то представитель крупного бизнеса, не то чиновник среднего масштаба. Он вальяжно подошел к дверям парадной, открыл ее и вплыл внутрь. Семен Семенович с разбегу вставил ногу в захлопывающуюся дверь и протиснулся в парадную. Лифт уже урчал, поднимаясь вверх, и нетерпеливо урчащий филолог устремился на свой четвертый этаж торопливой рысью, чтобы рухнуть дома на продавленный диван и собрать в кучку разбегающиеся как тараканы мысли.
Взбежав на этаж, Семен Семенович тупо вперил взор в дверь своей квартиры. ДВЕРЬ БЫЛА НЕ ЕГО. Точнее, на месте его старой филенчатой двери блекло-коричневого цвета, которую он еще вчера запирал перед выездом в аэропорт, высокомерно мерцала матовым серебристым цветом не дверь, нет, плита, один вид которой навевал мысли о морских яхтах, платиновых кредитных картах, длинноногих красотках в бикини и других прелестях той жизни, от которой Семена Семеновича еще несколько часов назад отделял лишь небольшой пограничный переход на итальянской земле…
Он огляделся. Нет, все правильно, справа и слева были знакомые двери соседей с номерами 10 и 12 на них. На том месте, где должна была быть его дверь, никакого номера не было. Не веря своим глазам, он приблизился к плите и взглядом стал искать звонок. Звонка не было тоже. В то время, как он дико озирался по сторонам, плита промолвила грубым человеческим голосом:
- Тебе чего надо?
Вздрогнув, Семен Семенович отвечал плите:
- Я хочу домой.
- Ну, так и иди туда, - отозвалась плита. Тут филолог наконец разглядел небольшую решеточку на уровне глаз, откуда шел голос.
- Так мой дом здесь.
- Чего-то я не понял, - ответила плита и отворилась. За ней явилась фигура того самого мужика, который вылез из черного джипа и вошел в парадную перед несостоявшимся женихом. Кожаного пальто на нем уже не было, как не было и брюк, зато над семейным черными трусами был полный парад – розовая рубашка, бледно-сиреневый галстук, темно-серый пиджак отличнейшего английского сукна. В одной руке мужик держал прижатый к уху мобильник, в другой покачивал увесистую биту. «Все-таки чиновник», - мелькнуло в голове полностью дезориентированного филолога.
- Это я не тебе, подожди, - проговорил мужик в трубку, и слегка тыча битой Семену Семеновичу в грудь, угрожающе повторил, - я чего-то не понял, ты кто?
- Я вообще-то здесь живу, - пискнул тот. – А вы кто такой?
- Ты чего, с катушек слетел? Я за эту хату знаешь сколько бабла отвалил? – мужика что назвается поперло. – Да я всю жизнь мечтал на Фонтанке жить! Хотел еще на Мойке, но там, блин уже все позанимали – где музей Пушкина, где Боярский. А здесь вот раньше какой-то педофил жил, его выселили недавно.
- Я филолог! А не педофил! – возмущенно воскликнул потомок итальянских дворян. – По какому праву! Вы! Оскорбляете!
- А-а, так это ты тот самый педофил! Ну, получай, сука!
Удар битой по лбу не так страшен, как рельсой по затылку, зато в отличие от последнего, мгновенно разящего наповал, имеет продленный эффект, так как субъект, его получивший, очнувшись, еще долго не может сообразить, где он, кто вокруг и почему уже вечер, когда только что светило яркое солнце. Семену Семеновичу долго объясняли друзья-бомжи, с которыми он вместе проживал в полуразрушенном кирпичном гараже на задворках судоверфей на Финском заливе, что его походы в ментовку и в прокуратуру за справедливостью ни к чему хорошему не привели и не приведут. Что тельник и фуфайка гораздо практичней, чем его импортный костюм и плащ, а в трениках спать лучше, так как они не жмут яйца, как брюки, и на ночь их поэтому можно не снимать. Что лучшие помойки в городе – в районе Морской набережной, потому что люди там живут хоть и зажиточные, но не чмыри и выбрасывают много полезных и вкусных вещей. Что он, Сема, должен еще многому научиться, чтобы стать настоящим членом их сообщества…
С весны 2009 года стали в Питере гореть по ночам черные джипы. Бывало по две-три машины вспыхивали ярким пламенем за дну ночь, причем сгорали необычайно быстро – сказывалось качество импортных материалов. Милиция ничего с этим не могла поделать, так как горели джипы во всех уголках северной столицы, и никакой логике эта пирогеография не поддавалась. Однажды даже вспыхнул целый автопоезд с семью черного металлика Хаммерами, прибывшими из Калининграда. Новость об этом передали все ведущие информационные агентства. Одного за другим сняли трех начальников милиции города, потом перестали, так как толку от этого все равно не было: черные джипы горели, невзирая на бушующие повсеместно инфляцию, девальвацию и депрессию.
Поскольку в связи с кризисом финансирование коммунальных служб резко сократилось, никто особенно не заботился тем, чтобы убирать с улиц и дворов покореженные останки былых гордых крейсеров дорог. С каждым днем, а точнее с каждой ночью, их в городе все прибывало. Быстренько подсуетились турфирмы, и вот уже проводились для интуристов, да и для своей, отечественной публики, специальные экскурсии по антикризисным ценам под названием «Черные ночи Петербурга». А в северной столице резко сократилось количество черных джипов, и к 2011 году они исчезли здесь как класс.
Автор: Игорь Веецсом